Сказки. От двух до пяти. Живой как жизнь - Чуковский Корней Иванович - Страница 20

Глаголом может стать даже междометие алло:

— Папа алёкает по телефону.

Сережа прижался к маме, она обняла его.

— Весь обмамился! — хвалится он.

Это приводит к экономии речи. Вместо того чтобы отмахиваться от назойливых мух, Аркашка предпочитает отмухиваться:

— Я сижу и отмухиваюсь. Сижу и отмухиваюсь.

Нет таких слов, которые ребенок не превратил бы в глаголы:

— Идем покойночиться с папой и мамой.

Даже муфта приобретает у него глагольную форму:

— Ой, мама, зачем ты меня так замуфтала?

Словом, на каждом шагу обнаруживается, что наших глаголов детям недостаточно. Им требуется больше, чем мы можем им дать, хотя дать мы можем вообще немало, так как наш язык чрезвычайно богат глаголами, произведенными от имен существительных. От слова цыган русские люди произвели глагол выцыганить, от слова Кузьма — подкузьмить, от слова Егор — объегорить, от слова черт — чертыхаться, осточертеть. И вот еще подобные глаголы, происшедшие от имен существительных:

остолбенеть — от слова столб,

обезьянничать — от слова обезьяна,

разбойничать — от слова разбойник,

приземляться — от слова земля,

прилуняться — от слова луна.

И от имен прилагательных:

богатеть — от слова богатый,

хорошеть — от слова хороший.

И от междометий:

хихикать, кукарекать, мяукать.[16]

Так что ребенок и здесь поступает в полном соответствии с исконными нормами родного языка. Самые смелые и причудливые из новообразований ребенка и в данном случае не выходят за рамки общенациональных языковых традиций.

Замечательно, что детские глаголы типа отскорлупать, намакарониться создаются по такой же схеме, по какой наши великие писатели, художники слова, пытались в свое время создать новые формы глаголов.

Державин сочинил глагол ручьиться (от слова «ручей»), Жуковский обезмышить, Кольцов — пилатить, Гоголь — обыностраниться, омноголюдеть, оравнодушеть, Гончаров — байронствовать, Щедрин — душедрянствовать, умонелепствовать.

Порою такие неологизмы создавались для выражения иронии, когда автор и сам сознавал всю нарочитую несуразность сочиненного слова.

Таково, например, двустишие, которое приписывалось Пушкину:

Таковы почти все новые глаголы, которые вводил в свою речь Достоевский: афонить (от названия горы Афон), фонзонить (от фамилии Фонзон), апельсинничать, лимонничать, амбициозничать, белоручничать, подробничать и проч. Все — за исключением двух: джентльменничать и стушеваться.

Только эти два и удержались у нас в языке. Большинство же промелькнуло и забылось, как, например, герценовский глагол магдалиниться.

— Магдалинится молодой человек.

(От имени кающейся грешницы Магдалины.)

Таковы же у Чехова: тараканить, этикетничать, пересобачиться, каверзить, окошкодохлиться, размокропогодиться.

В «Воспоминаниях» Кони:

«Он выпивши был — у нас престольный праздник, ну он и напрестолился».

Чуя эти языковые законы, четырехлетний лингвист говорит:

— Наседка оцыплятилась!

Все это слова-экспромты, слова-однодневки, которые и не притязали на то, чтобы внедриться в язык, войти в общий речевой обиход, сделаться универсально пригодными. Созданные для данного случая, они чаще всего культивировались в домашних разговорах, в частных письмах, в шуточных стихах и умирали тотчас же после своего появления на свет.

Бывали такие периоды в истории языка, когда этот процесс образования глаголов (главным образом от имен существительных) как будто затихал на много лет, но потом внезапно становился необычайно активным и приобретал очень широкий размах. Так случилось, например, в тот период, когда творил Маяковский, щедро вводивший в свою поэзию такие слова, как обезночить, миллионить, вихрить, нудить, июлить, мандалинить, выфрантить, выгрустить…

Конечно, это не было личным его произволом: такие литературные новшества были отражением того, что совершалось в быту, потому что в ту эпоху и разговорная речь изобиловала такими словами:

— Ах, как я закастрюлилась!

— Он подфамилил бумагу…

— Как вам не стыдно мешочничать!

— Закомиссарился молодой человек!

Недаром незадолго до этого Хлебников оперировал такими словами, как чингисханить, моцартить, а Игорь Северянин вводил в свои стихотворения такие глаголы, произведенные от имен существительных, как осупружиться, окалошить, опроборить, офрачиться, онездешниться, наструниться и проч., и проч., и проч.

Читатели охотно принимали тогда подобные словесные новшества, ибо новшества эти были в духе эпохи: в бытовой, разговорной речи происходил тогда тот же процесс усиленного оглаголивания имен существительных. Тогда же создалась такая песня:

Потом (приблизительно к середине 30-х годов) этот процесс заглох, хотя и теперь мой знакомый слышал в поезде своими ушами:

— Проводница пылесосничает.

В речи ребенка такой периодизации нет. Каждое новое поколение детей всегда создает снова и снова великое множество подобных глаголов, не замечая своего языкового новаторства. Активность оглаголивания имен существительных снижается у них лишь по мере того, как они выходят из дошкольного возраста. Как близко примыкают создаваемые ими глагольные формы к тем формам, которые созданы и создаются народом, видно, например, из слова раскулачить. Впервые я услыхал это слово полвека назад — даже раньше. Гай, внучонок И.Е.Репина, крепко сжал свой кулачишко и сказал:

— Ну-ка, раскулачь мои пальцы!

В те времена такого слова еще не существовало в народе, так как раскулачивание (в нынешнем значении этого термина) еще не стало историческим фактом. Для того чтобы ребенок мог заранее — так сказать, наперед — сконструировать то самое слово, которое лет двадцать спустя было создано народными массами, нужно, чтобы он в совершенстве владел теми же приемами построения слов, которые выработал в течение тысячелетий народ.

V. ЗАВОЕВАНИЕ ГРАММАТИКИ

— Смотри, как налужил дождь!

— Ой, какой пузырь я выпузырила!

— Дай мне распакетить пакеты.

— На тебе кочергу, покочергай.

— Собака пасть разинула, а потом зазинула.

— Ах, как обснегилась улица!

— Видишь, как я хорошо приудобился.

— Погоди, я еще не отсонилась.

— Мама сердится, но быстро удобряется.

— Весь мост залошадило.

— На что это ты так углазилась?

В этих глаголах меня особенно восхищают приставки, виртуозно придающие каждому слову именно тот оттенок экспрессии, какой придает им народ.

Они показывают, как чудесно ощущает ребенок назначение этих маленьких за, вы, у, на, рас, об и т. д. Углазиться, выпузырить, распакетить, задверить, натабачить, приудобиться, обснегиться — здесь ребенок никогда не ошибется. Он уже в два с половиною года великолепно распоряжается всеми префиксами.

Когда Юрику Б. не понравилось, что за ужином его мать посолила яйцо, он закричал:

— Высоли обратно!

А другой мальчишка, долго корпевший над каким-то бумажным изделием, вдруг проговорил, торжествуя:

— Трудился, трудился, и вытрудил пароходик!

Таких примеров можно привести очень много:

— Никак не могу распонять, что нарисовано на этой картинке.

— Я помнил, помнил, а потом отпомнил.

— Мама, отпачкай мне руку!