Стена - Робертс Адам - Страница 50

Освободив руки от четвертого камня, Тигхи был вынужден сделать небольшую передышку и лишь после этого смог проковылять назад, к основной куче камней. И тут на его глазах Уолдо повернулся и направился к входу в казарму-землянку. Когда за ним закрылась дверь, Тигхи пронзило чувство облегчения настолько острое, что его сначала можно было спутать с болью. Не ощущая больше на себе пристального взгляда нового хозяина, Тигхи поднял следующий камень и, прижав его к бедру, двинулся к дальней куче. Благодаря этой нехитрой уловке боль в ноге значительно уменьшилась, да и сил уходило меньше.

В общей сложности юноша перетащил двенадцать камней и так умаялся, что ноги отказывались держать его. Выпустив из рук двенадцатый камень, Тигхи тут же сел на землю и, свесив голову между колен, стал жадно вдыхать воздух. Его ладони покрылись мелкими царапинами от камней, а на бедре образовалась ссадина.

В этот момент Уолдо опять вышел наружу, и Тигхи с виноватым видом кое-как поднялся с земли.

– Сколько? – грозно прорычал Уолдо.

– Двенадцать, командир, – ответил юноша.

Уолдо презрительно фыркнул и вернулся в казарму.

Прошел час, и тело Тигхи настолько пропиталось болью, что у него возникло ощущение, будто его мускулы превратились в камень. Солнце стояло высоко в небе. Все парни и девушки платона собрались у входа в казарму и, хихикая и перешептываясь, наблюдали за Тигхи, который безмерно устал и совсем не обращал внимания на повышенный интерес к своей особе.

Уолдо самолично вынес два высоких узких котла с металлическими ручками поперек зева, по одному в каждой руке, и поставил на землю. За ним следовал флатар, который нес на вытянутых руках высокую стопку маленьких мисок. В них стали наливать суп из котлов и раздавать парням и девушкам. Это был травяной суп, в котором плавали кусочки мяса: причем не только насекомых, но и какого-то более крупного животного, которого Тигхи не узнал по вкусу.

Смертельная усталость валила Тигхи с ног, и он думал, что заснет в тот же миг, как только доберется до своего матраца. Однако когда Уолдо отвел наконец весь платон в казарму и приказал ложиться спать, результат оказался противоположный ожидавшемуся. Новая среда и предчувствие крутого поворота в своей судьбе, не говоря уже о теле, кричавшем от боли, сделали свое дело.

После того как все легли и закутались в одеяла, Уолдо вышел из спальни и закрыл за собой дверь. Помещение вмиг заполнилось темнотой. Как только парни и девушки остались одни, в воздухе повисла невидимая паутина шепота, пробежавшего по всему ряду матрацев. Некоторые слова были незнакомы Тигхи, но саму суть ему удалось схватить. Неужели этот новичок и есть тот небесный мальчик, упавший с неба? Конечно, идиот, а кто же он еще, как ты думал? Но его волосы, запах, кожа! А ты видел, как он надрывался, когда носил камни? Да, у него очень слабые руки. Ты видел, как командир ударил его по голове? Несколько человек хихикнули. Их сдавленные смешки были похожи на шорох – шш-шш-шш. Должно быть, он сильно разозлил чем-то командира. Я привел его сюда, прошептал Ати. Я знаю его. Тупее не бывает. Он варвар. Он ничего не знает. Ты сам варвар, Ати-смати, прошептал кто-то еще, ты вонючка из низин, и все расхохотались. Смех взорвал тишину. Дерьмо падает вниз, прозвучал очередной шепот, и раздался новый раскат смеха.

Затем заскрипела дверь, и в ее проеме показался Уолдо.

– Тихо, – скомандовал он, и сразу же все стихло.

Уолдо закрыл дверь поплотнее, чтобы вечерний шторм не выстудил помещение, улегся на свой матрац и заснул.

Пять полных дней от зари и до заката Тигхи таскал камни и выполнял упражнения. В первый день каждое движение отзывалось страшной болью во всех мышцах и суставах, однако к пятому дню Тигхи приобрел определенные навыки; его мускулы стали более упругими, и с каждым днем упражнения давались все легче и легче.

Он быстро освоился с жестким распорядком дня, привык вставать и ложиться в одно и то же время, приспособился к тому, что вся жизнь здесь, от тренировок до отношений между солдатами подразделения флатаров, укладывалась в русло, определяемое требованиями воинской дисциплины. Казалось, что в армии все (за исключением лазарета) строго распределено по минутам. Однако армейские часы были не похожи на часы, которые Тигхи знал в деревне и которые делили сутки на десять часов. Каждому часу соответствовала определенная часть окружности. В Имперской армии использовались солнечные часы, которые делили сутки на градусы, от маленьких углов утром до широких в конце дня. Пятьдесят градусов обозначали полдень, сто градусов означали, что солнце исчезло за верхушкой стены.

Распорядок дня подчинялся именно таким часам. В этот час (пятнадцать) прием пищи, в другой (тридцать) упражнения, таскание камней для наращивания мускулов рук и плеч. Упражнение было обязательно для всех. После первой недели пребывания в платоне флатаров Тигхи стал выполнять это упражнение вместе со всеми. Он больше не таскал камни весь день, только утром.

К пятидесяти градусам солнце достигало одного уровня с уступом, и воздух прогревался вполне достаточно для того, чтобы возникли восходящие воздушные потоки. Так объяснили Тигхи. Так было устроено в природе, сказали ему. Жар солнца нагревал воздух, и нагретый воздух поднимался вверх, – стремясь к Богу, сказал Ати, который оказался очень набожным, хотя с его религией Тигхи был совершенно незнаком. Другой флатар, которого звали Мулваине, объяснил Тигхи, что на том же самом принципе основано устройство калабашей. Их огромные оболочки, сшитые из ткани, наполнялись горячим воздухом, и этот горячий воздух стремился вверх, вдоль стены. К Богу, опять сказал Ати.

Тигхи подумал, а не поделиться ли ему с другими тем, что он узнал в деревне: что Бог не сидит наверху стены, но укрылся у ее подножия и бросает солнце через вершину. Однако он не настолько проникся доверием к своим товарищам по платону флатаров, чтобы поведать кому-либо из них столь еретическую гипотезу, – Тигхи не знал, насколько серьезно в Империи воспринимают то, что противоречит религиозной ортодоксальности. Иногда к Тигхи относились хорошо, но с другой стороны, нередко передразнивали его акцент, смеялись над цветом его кожи, дергали за волосы и били.