Стена - Робертс Адам - Страница 30

На Тигхи упала тень.

– Что ты здесь делаешь? – спросил дед резким, пронзительным голосом. Это обещало большие неприятности позднее, в менее людном месте. – Расселся со скитальцами?

Лицо Тигхи стало мокрым. От слез. Он ничего не мог поделать с собой. Подняв голову, Тигхи взглянул на деда, фигура которого угрожающе возвышалась над ним. Лицо старика, находившееся в тени, казалось от этого еще более темным, чем на самом деле. Освещенные солнцем кончики волос воспринимались как нимб.

– Мои родители мертвы, – сказал он.

– С тобой говорили мои враги? – требовательным тоном спросил дед.

Тигхи догадался, что тот все еще думает о наследстве.

– Я никогда не увижу их снова, – громко произнес Тигхи.

Не успел он договорить эту фразу, как ощутил удар по подбородку. Дед, как всегда, пустил в ход посох. Зубы Тигхи клацнули, и кончик языка пронзила резкая боль.

– Хочешь сидеть со скитальцами, так? – Судя по голосу, дед с трудом сдерживал злобу. – Хочешь грязную, случайную работу, чтобы набить свое брюхо всякой дрянью? Ну что ж, посмотрим – посмотрим, как тебе понравится настоящая работа, ты, никчемный мальчишка, неблагодарная тварь.

Тигхи, вынужденный замолчать, ощутил во рту вкус крови. Кончик языка неприятно покалывало. Дед наклонился к юноше и, схватив его за шиворот рубашки, поволок за собой.

– Я и так потратил целое утро, чтобы найти тебя, – пролаял он. – Ты пойдешь со мной.

Едва Тигхи перешагнул порог дома деда и за ним захлопнулась рассветная дверь, как старик обрушил на него поток ругательств, сопровождаемых ударами посоха. Тигхи почувствовал – действительно почувствовал, как из него уходит то, что составляет отличие человека от других живых существ. Слова, которые вылетали изо рта деда вместе с пеной, входили в мозг потоком бессвязных звукосочетаний, не имевших никакого смысла. В полумраке главного пространства лицо деда потеряло конкретные черты и превратилось в расплывчатое пятно. Юноша не видел ничего, кроме бесформенной тени, от которой исходила музыка гнева. Нижняя челюсть Тигхи отвисла. В этом трансе реальными были лишь удары, врывавшиеся в его беспамятство острой болью, от которой он вопил, как обезьяна, и катался по полу, пытаясь увернуться.

Через некоторое время дед, похоже, начал уставать, и Тигхи уполз в угол, где свернулся в колобок. Он опять заплакал, хотя в том не было никакого смысла, никакого утешения. Все это было абсолютное ничто.

Тигхи перестал хныкать и скулить, потому что ему вдруг захотелось есть. Робко оглядевшись, словно он действовал вопреки своему внутреннему голосу, Тигхи подполз к столу и, схватив горбушку травяного хлеба, вернулся в свой угол и начал жадно есть, давясь плохо пережеванными кусками.

Покончив с едой, юноша принялся ощупывать пальцами череп. Все старые шрамы были на месте. Они усеяли его голову с левой стороны от макушки и почти до самого лба. В их числе были и следы какой-то серьезной раны, которую он получил так давно, что даже не помнил, как это случилось. Однако па рассказал ему. Тигхи ударился головой обо что-то острое и рассек кожу на черепе. Теперь о ране напоминали лишь неровные утолщения кожи. Либо его голова горячая, либо пальцы очень холодные. Сердце обдало холодком, словно кто-то сжал его в кулак. Тело горело огнем в тех местах, по которым походил посох деда. К тому же Тигхи с трудом мог пошевелить плечом, любое движение доставляло ему нестерпимую боль.

Когда дед подошел к нему и заговорил снова, Тигхи не осмелился посмотреть ему в глаза и потупил взгляд. Слегка покашляв, что с его стороны было равносильно желанию извиниться и случалось крайне редко, старик произнес:

– Ладно. Могу лишь надеяться, что ты усвоил урок. Тебе же на пользу. Божье наказание куда сильнее, чем то, которое исходит от такого слабого создания, как я. Тебе следует усвоить урок прежде, чем ты столкнешься с гневом самого Господа.

– Бог живет у основания стены, – произнес Тигхи.

Он не имел ни малейшего понятия, как с его языка сорвались эти слова.

Дед замолчал и сердито покосился на юношу. Затем все же решил сделать вид, что ничего не слышал.

– Вот что. Я поговорил с Токомом. Он мой добрый друг. Ты будешь работать у него.

– Да, дед.

Непонятно почему, но именно эти два хмуро произнесенных слова, а не ересь, заключавшаяся в предыдущем предложении, вызвали у деда вспышку гнева.

– Ты должен благодарить меня – ведь у тебя ума не больше, чем у козы. Если бы я не взял тебя к себе, ты бы подыхал от голода на том уступе, как эти забытые Богом скитальцы, с которыми ты якшаешься.

– Да, дед.

– Я даже не представляю, как такой выродок, как ты, мог появиться на свет, как он мог случиться в нашем славном роду. Ты ведешь себя как мальчишка, хотя вот-вот станешь мужчиной. У тебя никогда не хватит смекалки стать принцем. Мне думается, ты просто слабоумный.

С отвращением плюнув на пол, старик схватил посох и бросился вон из дому.

Позднее, тем же вечером, после того как дед и Тигхи в молчании съели скудный ужин, старик, похоже, настроился на разговорный лад.

– Да, деревня переживает тяжелые времена, – проговорил он, снимая скорлупу с жуков и отправляя их в свой рот.

Рядом с дедом сидели два его помощника, и у каждого из них была своя сумка с разными яствами. Тигхи следил за ними голодными глазами. В животе у него урчало.

– Плохие времена настали, – произнес дед Джаффи, – и поэтому люди уходят из деревни. Однако так будет не всегда. Мир людей переменчив, подобно тому, как день сменяется ночью, и наоборот, подобно порывам ветра, который то крепчает, то слабеет. А когда времена будут лучше, тогда и мы сможем лучше управлять княжеством, гораздо лучше.

Со стороны могло показаться, что он разговаривает с Тигхи, но в действительности юноша видел, что это не так. Его слова ничего не обещали Тигхи. Дед разговаривал сам с собой.

Оба помощника проповедника ничего не сказали. Они, как правило, держали рот на замке.

Следующим утром вскоре после того, как утихли рассветные ветры, Тигхи отправился к дому, где жил Током. В деревне, где почти каждый умел неплохо плести из стеблей травы различные изделия, начиная от половых циновок и ковриков и кончая грубой тканью для одежды, ткач мог выжить только благодаря специализации. Током сделал упор на изготовлении модных тканей. Он разными способами обрабатывал стебли, достигая нужной мягкости, а затем красил вытканные из них полотна в пестрые, радующие глаз цвета. Такие ткани пользовались спросом главным образом у состоятельных жителей деревни. Когда Тигхи поскребся к нему в дверь, Током не стал ходить вокруг да около, а был предельно откровенен.