Стена - Робертс Адам - Страница 24

Но Тигхи уже был далеко. Он вспомнил, что в деревне есть еще одно место, где мог оказаться его па. Мальчик дышал часто и тяжело, как загнанное животное, но не от напряжения. Он шел довольно медленно, не бежал. Задыхался он от страха. Именно поэтому и не бежал: где-то на задворках сознания гнездились зачатки зловещих мыслей, и некий внутренний голос нашептывал не ходить туда. Какая-то его часть не хотела обнаружить, что па и ма там нет. Потому что если их там нет, значит, их вообще нет в деревне, а если они оставили деревню, значит, безымянная, бессловесная пустота разбухла и, перевалив через край уступа, подобно огромному бесцветному и бесформенному языку, слизнула их в ничто. Тигхи был не в силах думать об этом. Он гнал от себя ужасную мысль.

Дом, принадлежавший деду, находился в дальнем конце выступа главной улицы, там же, где и дом дожа. Тигхи очень редко посещал его, а последний год и вообще ни разу там не был.

Изнутри послышался голос деда. С тех пор как умер Констак и его сожгли на погребальном костре, дед редко показывался в деревне. Однако в его голосе чувствовалась сила и энергия:

– Если хочешь постучать, так стучи, а не скребись, как обезьяна.

– Дед, – воззвал к нему Тигхи, – па у тебя? Ма с ним? Я пришел поговорить с ними.

– Что ты мелешь? – отозвался дед. – Твои па и ма никогда не приходят сюда. Боже упаси, чтобы они когда-либо стали утруждать себя и оказывать мне такую честь. Что ты говоришь?

– Дед, – еще раз воззвал к нему Тигхи. К своему удивлению, мальчик обнаружил, что его голос дрожит. Он заплакал. – Дед?

Тишина. Затем… «Входи, отрок». И, подняв щеколду, Тигхи шагнул вперед, погружаясь в дымную темноту дома деда.

В жизни Тигхи наступили перемены, но не к лучшему. Первое время он корил себя, думая, что если бы тогда не проводил бесцельно время на уступе, наблюдая за муравьями, а сразу пошел со свечкой домой, то, возможно, ему еще удалось бы застать своих родителей до их исчезновения. Мальчику постоянно являлись видения, в которых ма и па в тишине, царившей в доме, собирали вещи в сумки. Однако это не соответствовало действительности, потому что родители не взяли с собой ничего. Ни одна вещь не пропала. Все в доме оставалось, как раньше. Тигхи все еще цеплялся за надежду, что па и ма живы. Очевидно, существовала какая-то очень веская причина, раз родители покинули дом впопыхах, не взяв с собой ничего и не предупредив сына. Они специально послали его за свечкой, а затем без лишнего шума растворились в неизвестности.

– Куда они могли пойти? – спросил он как-то раз деда.

Прошло всего лишь несколько дней после исчезновения па и ма. Сначала Тигхи по простоте душевной изливал свою грусть деду. Потребовалось некоторое время, пока он научился прятать свои истинные чувства.

– А вдруг они отправились в Мясники, как ты думаешь?

У деда был посох из настоящего дерева. Тигхи часто видел, как он носил его с собой. Раньше Тигхи не обращал на посох особого внимания, полагая, впрочем, что он имел какое-то религиозное предназначение. Теперь он обнаружил, что эта штука обладает и другими функциями. Дед имел обыкновение, придя в негодование по тому или иному поводу, хвататься за посох и награждать юношу ударами по туловищу или даже голове. Несмотря на то что у посоха был тупой конец, удары причиняли нестерпимую боль. В последнее время дед использовал посох подобным образом все чаще и чаще.

– Твоим па и ма не следовало бы бросать свою деревню, – заявил он, глядя на Тигхи, скулившего и корчившегося от боли на полу.

Затем прошествовал к выходу.

Может показаться странным, но исчезновение родителей Тигхи вызвало у деда прилив жизненных сил. Безвылазно просидев дома целый месяц, старик внезапно появился на людях и развил бурную деятельность. Первым делом он предъявил права на коз – хотя по закону козы должны были являться собственностью Тигхи. Юноши могли наследовать имущество, если деревня считала их достаточно возмужавшими, а Тигхи до совершеннолетия оставались считанные месяцы. Однако дед просто-напросто загреб себе коз. Явился к козьему загону вместе с одним из своих помощников и объявил старому Ротроку, что козы принадлежат ему. Он отказался от услуг пастушки и поручил уход за животными своему помощнику.

Вслед за этим дед наложил лапу на имущество, остававшееся в опустевшем доме. По его приказу было объявлено о продаже всех вещей, принадлежавших принцу и его семье. Поскольку деревня и так переживала не лучшие свои времена, покупателей нашлось немного, и большая часть вещей перекочевала в собственный дом деда, который по размеру уступал дому принца, и теперь в нем было не повернуться. Из разговоров с людьми, которые побаивались проповедника и потому старались не слишком распространяться насчет его делишек, Тигхи все же узнал, что дед пытался продать пустой дом. С этой целью он поднимался на верхний уступ и предлагал дом в обмен на коз, желая увеличить свое и без того большое стадо.

Однако дома не пользовались спросом. В поисках лучшей доли люди начинали покидать деревню и перебираться вверх по стене в Мясники и Жмыхи. Население таяло на глазах, и уже несколько домов пустовало. Несмотря на то что коренных жителей становилось меньше, общее количество людей в деревне не только не уменьшалось, но даже увеличивалось за счет переселенцев, двигавшихся вверх по стене из Плавильни и Сердцевидного Уступа. Однако у этих несчастных скитальцев не было денег на покупку дома – иначе они никогда не покинули бы насиженных мест.

Вначале Тигхи находился под впечатлением от пропажи своих па и ма и потому безучастно наблюдал за махинациями деда, пропуская их мимо своего внимания. Разумеется, он мог бы опротестовать действия старика. Такая мысль приходила мальчику в голову. Он мог бы пойти к дожу и попросить вынести свое официальное постановление. Однако дож и его дед были друзьями, соседями, и такой шаг ни к чему не привел бы. В действительности возня с его имуществом мало заботила юношу. Вместо этого он то и дело прокручивал в голове различные варианты судьбы своих родителей. Он рисовал их в своем воображении тихо и незаметно ускользающими из дома и из деревни. Но ведь никто не видел, как они уходили, никто не видел, как они проходили по рыночному выступу, да и сам дож утверждал, что в то утро не получал платы за подъем по лестнице, а значит, никто не направлялся в Мясники.