Золотой ключ. Том 2 - Роберсон Дженнифер - Страница 57

Тасия до'Альва, танцевавшая в паре с Премио Фрато Диотнисо, на глазах у почтенной публики поскользнулась. Дионисо потом рассказывал всем и каждому, что он был ужасно неловок и наступил ей на шлейф, но никто этому не поверил.

Мечелла прошептала Арриго вот что: “Ты сейчас же пойдешь со мной, иначе я прикажу Северину написать твой портрет со всеми симптомами сифилиса”.

Она привела его в маленькую прихожую на втором этаже, где из мебели был только диван, стол и изысканный канделябр. Дверь запиралась на ключ.

— Ты что, с ума сошла? — спросил Арриго, когда она закрыла дверь. — Что это за чепуха про портрет?

— Не притворяйся, будто не понимаешь. У тебя есть свои Грихальва, карридо мейо, а у меня — свои. С этого и начнем.

— Нам нечего сказать друг другу.

— Не согласна с тобой.

Мечелла потерла виски, как будто сверкающие бриллиантами шпильки причиняли ей боль. Несколько тщательно уложенных локонов растрепались.

— Фу-у, так лучше. Садись, Арриго, и слушай. Она сбросила на пол несколько подушек, села на диван, небрежно подобрав шелковые юбки, и похлопала по обивке рядом с собой. Ее муж продолжал стоять в напряженной позе около запертой двери.

— Не будь таким глупым, Арриго, садись. Речь пойдет о детях. Арриго скрестил руки на груди и покосился на нее с подозрением.

— И что же с детьми?

— Ты их отец, и они тебя любят, честное слово, не понимаю почему. Но я не хочу, чтобы они лишний раз расстраивались из-за того, что между нами происходит. Поэтому я предлагаю поделить их поровну.

— Нет.

Мечелла покачала головой и печально вздохнула.

— Вот видишь? Это как раз то, чего я хочу избежать. Матра, но как же здесь жарко!

Она сбросила на пол золотистую шаль.

— Расстегни воротник, Арриго, ты изжаришься!

— Я не отдам тебе своих детей. И мой отец не отдаст.

— А я думаю, ему понравится мое предложение. На зиму ты сможешь забирать их обоих сюда, в Палассо. Дети любят тебя, дедушку с бабушкой, Лиссину, и им надо учиться быть настоящими до'Веррада. Но от Санктеррии до Провиденссии они будут жить в Корассоне. Твои родители прекрасно проводят лето со мной, а это значит, что они весь год не будут расставаться с внуками.

Арриго прислонился к обитой тканью стене и расстегнул воротник.

— Ты могла бы выбрать для разговора место поудобнее. Судя по тому, что я сейчас услышал, мы долго здесь пробудем. Если я правильно понял, ты предлагаешь, чтобы дети большую часть года жили с тобой? И это ты называешь справедливым?

— Я их мать. А летом климат в Корассоне значительно здоровее, чем в Мейа-Суэрте. Тересса и Алессио будут жить с тобой целых пять месяцев, зимой и весной. По-моему, это справедливо.

— А если я не соглашусь… Нет, нет, дай я сам догадаюсь. Ты велишь Северину нарисовать мне на носу бородавку. Глупость какая!

— Если ты знаешь о иллюстраторах хотя бы половину того, что знаю я, то понимаешь — это далеко не глупость.

Мечелла снова помассировала голову, растрепав прическу. Когда она возобновила разговор, в ее голосе звучала сталь.

— Необходимо упомянуть, что все это возможно лишь при одном условии. Ты не позволишь этой женщине и близко подходить к детям, иначе я немедленно заберу их домой и больше не привезу. Для Терессы и Алессио ее не существует, запомни это, Арриго. Если они хоть миг проведут в ее обществе…

Арриго насмешливо улыбнулся.

— И как же ты собираешься помешать этому?

— А я и не собираюсь. Это ты собираешься. Так как знаешь, на что способны иллюстраторы Грихальва.

Арриго стал метаться по комнате из угла в угол — он всегда так поступал, когда нервничал. Ему под ноги попался маленький резной дубовый столик. Он пнул его ногой, пнул еще раз, нарочно, и развернулся, чтобы посмотреть в лицо жене.

— У тебя свои Грихальва, — мрачно сказал он, — а у меня — свои.

Мечелла рассмеялась, словно услышала милую семейную шутку.

— Да, у меня есть свои Грихальва. Похоже, мы зашли в тупик. Но у меня есть еще кое-что…

Она гибко поднялась и ладонями накрыла свои груди. Арриго вскинул брови. Мечелла медленно провела руками по серому шелку платья вниз, к плоскому животу. И улыбнулась.

— Ты… Ты…

— Не брызгай слюной, Арриго, это недостойно будущего Великого герцога. Разве ты не рад, что скоро снова станешь отцом?

— Чи'патро! — прорычал он. Мечелла опять рассмеялась.

— Если ты хочешь сказать “бастард” — эйха, что ж, но не в глазах всего света, карридо. Никто не будет знать правду, кроме тебя, меня и настоящего отца, кем бы он там ни был.

— Кто он? Чей это ребенок, Мечелла? Поглаживая живот, Мечелла сложила губки бантиком и искоса посмотрела на него.

— Пожалуй, я тебе этого не скажу, — ответила она задумчиво. — Ты только представь себе, Арриго. Стоит тебе теперь взглянуть на симпатичного офицера шагаррцев или на молодого дворянина, и ты не сможешь удержаться от мысли. “А вдруг это он?” Но ты никогда не узнаешь, кто же на самом деле отец этого ребенка. А весь мир будет считать, что это ты.

— Это невозможно! Ты уже беременна!

— А разве это заметно?

— Все знают, что я не прикасался к тебе с тех пор как…

— Все знают, что мы сейчас одни. Как долго мы пробыли в этой комнате, Арриго? Десять минут? Пятнадцать? Вполне достаточно, чтобы…

Арриго задохнулся от ярости, увидев ее чарующую улыбку.

— Никто не поверит, что я…

— Не поверят, говоришь?

Мечелла отбросила со лба растрепавшиеся волосы, и сверкающие бриллиантами шпильки со звоном посыпались на пол, как маленькие осколки радуги.

— Старый дядюшка графини до'Шаария только что говорил мне, что я самая привлекательная женщина из всех, кто когда-либо бывал в Палассо Веррада. Ты всего лишь мужчина, Арриго, и к тому же ты мой муж, что дает тебе полное право наслаждаться всеми моими прелестями. Кто осудит тебя за то, что ты не смог устоять передо мной, особенно после долгой разлуки, особенно после того, как я что-то так соблазнительно шептала тебе на ухо? — Она захохотала. — Кто поверит, увидев меня, что ты верен своей старой шлюхе? Сколько ей сейчас? Сорок? Сорок два?

— Тасия не поверит…

— По-твоему, меня это интересует? — Мечелла посмотрела на мужа уже безо всякой улыбки. — Поверит она или нет — это твои проблемы. Мне двадцать шесть лет, и я не намерена провести остаток жизни, запершись в монастырской келье!

— Поэтому ты предпочла стать шлюхой!

Подскочив к ней, он схватил ее за обнаженные плечи и тряс до тех пор, пока все шпильки не выпали и распустившиеся волосы не упали ей на спину.

— Кто он, Мечелла? Кто?

Она вырвалась, тяжело дыша. В ее глазах были ненависть и отвращение.

— Ты же бывал в Корассоне. Там десятки подходящих молодых людей — мои шагаррцы, лакеи, конюхи, фермеры… А может быть, это кто-то из гостей, какой-нибудь симпатичный купец — да кто угодно! Ты не вытрясешь это из меня и не заставишь никого из моих людей рассказать тебе! — Обеими руками она убрала назад волосы и снова рассмеялась. — Единственный, в ком ты можешь быть уверен, это Северин! Но будь уверен и в другом — он тоже мой, как и все остальные. Ты никогда не узнаешь, кто отец моего ребенка, Арриго, никогда!

— Я не признаю твоего бастарда! Я отрекусь от него, разоблачу тебя, разведусь с тобой!

— Не думаю. Ты сделал роковую ошибку, Арриго. Ты забыл о людях, которым призван служить. Они любят меня. Не тебя. Назови меня шлюхой, а моего ребенка — бастардом, и они тебе не поверят. Особенно после того, как я выйду сегодня отсюда в таком виде.

Она жестом предложила ему посмотреть на себя — растрепавшиеся волосы, раскрасневшееся лицо, серебристые юбки измяты, на обнаженных руках и плечах — следы его пальцев. Он оглядел комнату, и на лице его отразился ужас, когда он понял, как все это выглядит в глазах других: разбросанные подушки, перевернутый стол, шаль, валяющаяся на полу около дивана…

— Они поверят мне, — тихо и зло повторила Мечелла. — И когда придет время, ты будешь приветствовать рождение своего третьего ребенка так же, как приветствовал первых двух! Не будет никакого отречения, Арриго. Никакого разоблачения. Никакого развода.