Я был адъютантом Гитлера - фон Белов Николаус - Страница 125

Последней целью Гитлера было сдержать русскую силу на Одере. 28 марта он снял Гиммлера с поста командующего группы армий «Висла» и заменил его генерал-полковником Хайнрици. Со времени функционирования рейхсфюрера СС в качестве военачальника Гитлер все сильнее критиковал его. Видя недостатки командования Гиммлера (а сказать о том можно было мало положительного), фюрер уже не считал нужным замалчивать их. В конце концов он отстранил этого дилетанта в военном деле от командования войсками. Знал ли что-либо Гитлер о контактах Гиммлера со шведами с целью добиться заключения мира или хотя бы перемирия (что резко контрастировало с девизом СС «Моя честь – верность»), сказать не могу, но не исключаю. Во всяком случае, отношения Гитлера с Гиммлером в конце марта ухудшались на глазах.

29 марта Гитлер после острых споров расстался с генерал-полковником Гудерианом. Внешне это расставание прошло вполне прилично, под видом отпуска пока всего на шесть недель.

Но разрыв был окончательным. В последнее время между ними вновь и вновь происходили бурные столкновения, при которых Гитлер все больше отказывался соглашаться с продиктованными разумом предложениями своего начальника генерального штаба. Тем не менее фюрер и впредь сохранял с ним добрые взаимоотношения, но сам Гудериан воспринял этот разрыв совсем по-иному. Он считал себя изгнанным.

Его преемником стал генерал Кребс, к которому Гитлер питал большое доверие и которого с давних пор ценил как высококвалифицированного офицера генштаба, а также и как человека. Фюрер впервые обратил на него внимание в связи с примечательной сценой на московском вокзале весной 1941 г., когда Сталин, провожая японского министра иностранных дел Мацуоку, демонстративно заговорил с Кребсом. В качестве начальника генерального штаба сухопутных войск он имел теперь гораздо меньше задач, чем в качестве командующего Берлинского III военного округа. В конце войны он в приступе отчаяния покончил жизнь самоубийством, когда его первый же контакт с командованием Красной Армии показал ему всю бесперспективность дальнейшего.

В тот же самый день Гитлер расстался и со своим многолетним имперским шефом печати д-ром Дитрихом. Долго просуществовавшие хорошие отношения между ними в последние месяцы ослабли. Геббельс всегда не доверял формально подчиненному ему Дитриху: тот слишком охотно выполнял все, что говорил ему Гитлер. Теперь же, в конце войны, Геббельс добился своего, и ему удалось с помощью Бормана настроить фюрера против Дитриха. И тот, и другой никогда общего языка не находили.

Прощание с женой

5 апреля я в последний раз поехал в Нойенхаген, около Хальберштадта, где жила моя жена с нашими тремя детьми. Самому мне было ясно: это может стать прощанием навсегда. Я знал, что Гитлер хочет остаться в столице рейха, что война вскоре закончится и, скорее всего, бесперспективно надеяться, что мне удастся живым выбраться из Берлина. Несмотря на грустные лица в Нойенхагене мне подумалось, что я оказался вдруг совсем в ином мире. Люди здесь жили спокойно и размеренно. На полях начинались весенние посевные работы. Жена, ожидавшая появления на свет нашего четвертого ребенка, старалась не показывать своих забот и тревог, которые она мужественно несла.

На следующий день я вернулся в Берлин. Эта поездка далась мне с трудом. Светило солнце, все вокруг выглядело так мирно, а я возвращался в ад. Хорошо, что у нас в Берлине царило такое напряжение, а потому сами мы не имели ни сил, ни времени задумываться над всем этим. В последующие несколько недель мне удалось еще несколько раз поговорить с женой по телефону, пока линия связи не оказалась блокированной американцами.

Последние дни в бункере фюрера

В конце апреля Гитлер произвел Шернера в генерал-фельдмаршалы и велел прессе широко осветить это событие. Шернер, подчеркивал он в газетном сообщении, «как никто другой среди германских генералов, стал символом непоколебимой стойкости и силы немецкой обороны на Востоке». Фюрер имел в виду эффективность действий возглавляемых Шернером групп армий в Курляндии, Силезии и теперь – в протекторате Богемия и Моравия.

13 апреля стало известно о казни адмирала Канариса и генерала Остера. В связи с этим распространились слухи, что найдены дневники адмирала, послужившие основанием для смертного приговора. Проверить это я не мог, а потому считал тогда и считаю теперь маловероятным, чтобы такой осторожный человек, как Канарис, с самого начала настроенный против Гитлера, вел дневники.

В последние дни марта Гитлера и всех нас потрясла весть о появлении в Имперский канцелярии Евы Браун. Она сама приняла такое решение. Фюрер хотел немедленно отправить ее обратно в Мюнхен и поручил Гофману убедить ее в необходимости возвращения. Но все усилия оказались напрасными. Ева Браун дала всем ясно понять: она останется рядом с Гитлером и отговорить ее невозможно. Она поселилась в его бункере, в отсеке рядом с личным помещением фюрера, и полностью включилась в атмосферу бункерной жизни. Всегда ухоженная, тщательно и безупречно одетая, она была неизменно приветливой и любезной и до самого последнего момента не показывала никаких признаков слабости.

Сам я тогда жил в комнате цокольного этажа Имперской канцелярии и только в последние дни апреля перешел в одно бункерное помещение, доверху набитое одеждой и всякими бытовыми предметами.

Постепенно вошло в привычку, что ежедневно после обсуждения обстановки ко мне на кофе приходили личная секретарша фюрера Иоанна Вольф и адмирал фон Путткамер. Мы приняли за правило в этот непринужденно проходивший час беззаботной болтовни, чтобы как-то отвлечься, не говорить о нашей безвыходной ситуации. Мы вспоминали о былых временах.

В первые дни апреля Гитлер в обычном разговоре задал мне вопрос о моих будущих намерениях и планах. Я ответил: у меня как его адъютанта выбора нет. Само собой разумеется, я останусь с ним в бункере до конца. Фюрер одобрил это лаконичной репликой: учитывая совершенно неизвестное ближайшее будущее, он хочет, чтобы рядом с ним остались несколько человек, которым он доверяет.

12 апреля к Гитлеру в последний раз прибыл фельдмаршал Кессельринг, видимо, желая получить информацию из первых рук. Фюрер не оставил никаких сомнений насчет того, что сам он еще не сдался. Кессельринг не дал ввести себя в заблуждение и, вероятно, после этого посещения отбыл с намерением действовать по собственному усмотрению. Внешне же он по-прежнему держался с присущим ему оптимизмом, ибо всегда считал, что тем самым внушает своим людям мужество даже в самом мрачном положении.

Вечером 12 апреля приехал Геббельс. Он привез завораживающую весть о смерти Рузвельта. По всем бункерам Имперской канцелярии мгновенно разнеслось его мнение, а скорее надежда: смерть эта означает поворот в судьбе Германии! Он видел в этом «перст всемогущей истории» и говорил о том, что здесь вновь проявилась «справедливость». Гитлер отнесся к смерти Рузвельта более трезво, без большого оптимизма, но не исключал того, что она возымеет для нас политические последствия. Он упомянул о том, что Рузвельт всегда бесцеремонно обращался с Англией и всегда видел свою цель в разрушении возвеличенного Великобританией колониализма. Но Геббельс уцепился за соломинку и настроил прессу на то, чтобы она прокомментировала сообщение о смерти Рузвельта в положительном для Германии духе. Он рассчитывал на возникновение противоречий между Западом и Востоком и стремился, в меру своих сил, эти противоречия разжечь.

Тот день, 12 апреля, запомнился лично мне еще одним незабываемым событием. Шпеер устроил в полдень прощальный концерт оркестра Берлинской филармонии и пригласил также меня. Зал ее еще более или менее сохранился. Концерт перенес меня в другой мир. Вместе со Шпеером и гросс-адмиралом Деницем мы слушали финал из «Сумерки богов» Рихарда Вагнера, виолончельный концерт Бетховена и 8-ю симфонию Брукнера. Потрясенные музыкой, мы молча отправились через совершенно разрушенную площадь Потсдамерплац в обратный путь в Имперскую канцелярию.