Создатель меча - Роберсон Дженнифер - Страница 51

— Новый меч, новая перевязь, — спокойно закончил я.

— Бедный старина Разящий… — Аббу покачал головой. — Сильный, должно быть, был удар. В конце концов, не часто чуле удается завоевать свободу, и уж совсем чудо, что такой чула получает меч, благословенный шодо… И увидеть этот меч разбитым… — Аббу снова покачал головой.

Краем глаза я заметил, как Набир напрягся, услышав слово чула. Я выразительно приподнял одно плечо.

— Новый меч лучше.

— Правда? — Аббу Бенсир посмотрел на рукоять, поднимавшуюся над устьем ножен. — Сразу видно, что Северный. А я-то думал, что человек, рожденный в пустыне, такой как ты, никогда не прикоснется к чужому мечу.

— Все мы меняемся, — равнодушно заметил я. — Мы становимся старше, немного мудрее… мы учимся не судить о людях и предметах по месту рождения, языку, полу…

— Правда? — ухмыльнулся Аббу. — Должен признать, что ты прав. Да, Песчаный Тигр, женщина гораздо лучше, чем я ожидал, но все же я многому могу обучить ее.

— Подожди пока она разогреется, — я показал ему зубы. — А еще лучше, подожди пока она запоет.

Аббу этого не услышал, он рассматривал мои ребра. Перед тренировкой, как и Набир, я снял хитон и бурнус и остался в одной набедренной повязке, которая не скрывала ни один из шрамов, заработанных за девятнадцать лет занятий танцами и ни один из рубцов, полученных за шестнадцать лет рабства. И ни один из следов когтей песчаного тигра, который своей смертью выкупил мою свободу.

Но все это Аббу видел и раньше — в круге танцор меча носит только набедренную повязку. История моей жизни не была секретом и скрыть я ничего не мог даже если бы захотел, потому что каждый шрам говорил за себя.

Все их он видел и раньше. Аббу рассматривал то, что появилось совсем недавно: уродливый, багровый рубец, оставленный Бореал.

Он быстро взглянул мне в лицо.

— Вижу, — задумчиво заметил он.

— Позволь мне догадаться, — сухо сказал я. — Ты собираешься пригласить меня в круг.

Аббу покачал головой.

— Нет. Когда мы встретимся, ты будешь тем человеком, которого я видел восемнадцать месяцев назад. Я не хочу пользоваться твоей слабостью после… этого, — он нахмурился и черные брови сошлись у переносицы. — Не многие пережили бы такое.

— Очень великодушно с твоей стороны, — сообщил я.

Пришла очередь Аббу показать зубы.

— Да уж, — и он снова нахмурился и посмотрел на зажившую рану. — Ты был на Севере, — сказал он. — Все говорили, что ты ушел на Севере.

— Да, на Севере, — я пожал плечами, — ну и что? Я не знаю ни одного танцора меча, который долго жил бы на одном месте.

Аббу неопределенно махнул рукой.

— Конечно… Но я слышал рассказы о Северной магии… и Северных мечах… — он внимательно и хмуро посмотрел на меня. — Сталь РЕЖЕТ, — тихо добавил он, — она не сжигает. От нее не появляются волдыри. Она не сжигает кожу.

Она не сожгла, она заморозила. И в этом мне повезло. Баньши-укус Бореал вырвал из меня кусок такой величины, что в получившуюся дыру легко вошел бы кулак, но ледяная сталь заморозила кровь и внутренние ткани, спасая меня от невосполнимой потери крови. Яватма не задела жизненно важных органов, хвала валхайлу. Проткни меня Дел обычным Южным клинком, даже не задев жизненных центров, я бы до смерти истек кровью в круге.

— Ну и что? — снова спросил я. — Рана заживет.

— Ты не понимаешь? — упорствовал Аббу. — Если меч мог сделать это в круге…

— Нет, — прямо сказал я, не оставив места сомнению. — Пусть круг останется таким, каким мы его знаем.

— Танцор меча с клинком, способным на такое, получил бы хорошую плату золотом, драгоценностями, шелками… — Аббу пожал плечами. — Да он сам мог бы назначать цену.

— А может и получить собственный домейн? — я ухмыльнулся. — Поверь, Аббу, оно того не стоит.

Он снова посмотрел на мои вещи: на рукоять чужого меча, на чужие руны, обхватывающие ножны от широкого устья до отделанного медью наконечника.

— Яватма, — выдохнул он, старательно выговаривая каждый слог. — Она произнесла это слово. Только один раз, но сказала так, что не забудешь. — Аббу отвернулся от меча и заставил себя посмотреть мне в глаза. — Как один танцор меча другого, как ученик, обучавшийся у того же шодо, я прошу разрешения познакомиться с твоим мечом.

Это было высокопарное формальное обращение; ритуал, выполняемый каждым танцором меча, который хотел коснуться чужого оружия. Может мы и были убийцами, чаще всего против этого нечего было возразить, но настоящий танцор никогда не забывал, что такое этикет. И кое-кто из нас его даже выполнял.

Набир, который из собственного понятия о вежливости остался в круге, чтобы не мешать двум опытным танцорам вести разговор, теперь подошел поближе. Он уже встречался с обнаженным клинком Дел. Думаю, у него было прав не меньше, чем у Аббу расспросить меня о Северном оружии.

— А вы с Дел тренировались со сталью? Своими собственными клинками?

Аббу удивленно посмотрел на меня.

— Конечно.

— Значит ты видел ее яватму.

— Видел, но не трогал, — он криво улыбнулся. — Что-то в ней… не позволило мне это.

Я покосился на Набира. Мальчик не сводил глаз с рукояти, сверкавшей в солнечных лучах. Сам клинок был спрятан в покрытые рунами ножны.

Вздохнув, я вышел из круга, уронил деревянный меч для тренировки на кучку шелка, подобрал перевязь, знаком подозвал Набира и Северная сталь выскользнула под лучи Южного солнца. Я бросил перевязь и ножны, а потом показал клинок во всю длину, уложив его на левую руку, а правой держа рукоять.

Солнечный свет стекал по рунам как вода. Чистое сияние слепило.

Только в одном месте оно меркло.

— А что с ним случилось? — спросил Набир. — Почему кончик обуглился?

Обуглился. Хотел бы я, чтобы он обуглился… Но выражение Набир подобрал точное: клинок выглядел так, будто около пяти дюймов его побывали в пожаре.

Ну, можно сказать, что и побывали. Только огнем был Чоса Деи.

— Такой же как у нее, — уверенно заключил Аббу и, подумав, кивнул. — Значит это правда. В Северных мечах действительно скрыта магия.

— Не во всех. В мече Дел — да, уж можешь мне поверить. А этот… с ним еще не все ясно, в этом тоже можешь поверить мне на слово.

— Можно? — Аббу протянул руку.

Я ухмыльнулся.

— Ему бы это не понравилось.

— Ему это кому? — уточнил Аббу. — Кому бы не понравилось?

— Ему. Мечу.

Аббу уставился на меня.

— Ты хочешь сказать, что этот меч что-то чувствует?

— В некотором роде, — я отодвинул рукоять, заметив, что рука Аббу уже готова ухватиться за нее. — Ну-у… Я не давал тебе разрешения, — я быстро наклонился, подобрал перевязь, убрал в ножны меч, а перевязь повесил на сгиб левой руки. — Поверь мне на слово, Аббу… лучше тебе этого не знать.

Его лицо побагровело, зрачки расширились так, что бледно-карие глаза стали черными.

— Ты оскорбляешь меня этим идиотским…

— Я не собирался наносить тебе оскорбление, — перебил я его. — Поверь, Аббу, тебе действительно лучше не знать.

— Я и так уже знаю слишком много, — рявкнул он. — Я знаю, что ты ездил на Север и отморозил себе мозги, и там же из тебя вытащили кишки, — Аббу одарил меня презрительным взглядом и еще раз посмотрел на шрам от меча Дел. — И у меня есть дела поважнее, чем стоять здесь и слушать, как ты несешь бред.

— Так не слушай, — спокойно предложил я, чем не исправил его настроения.

Аббу пробормотал что-то себе под нос на языке Пустыни, который я понимал — и говорил на нем — не хуже, чем он, потом развернулся на пятках и умаршировал прочь. Черный хитон заструился за его спиной.

Я вздохнул.

— Ну ладно, все остались живы. Наша взаимная любовь не уменьшилась.

Набир со странным выражением лица смотрел как я наклонился, чтобы подобрать деревянный клинок, ботинки, хитон и пояс. Дождавшись, пока я закончу рассортировывать вещи, он спросил:

— Это правда?

— Что правда?

— Это, — он кивнул на мой меч. — Он живой?