Завоеватель - Иггульден Конн - Страница 98

Другим стал даже дворцовый сад: деревья заметно выросли. Они изменили и внешний вид, и атмосферу, отбрасывая тени, в которых все выглядело иначе. Хубилай немного посидел в беседке, построенной после смерти Угэдэя. Вишни в бледно-розовом цвету казались воплощением мира. Война закончилась – по-настоящему Хубилай понял это в тишине сада. Ему осталось только править.

Миру нужно радоваться, а Хубилай не мог избавиться от разочарования: казалось, годы войны оставили только эхо воспоминаний. Он старательно боролся с ностальгией, но реальность висела в теплом воздухе, сладковатом от трав, которые жгли, чтобы отогнать хвори.

Не без труда Хубилай отвернулся от окна, выходящего на городские улицы. Каракорум небезупречен, но это первый город монголов, разделительная черта, которой Угэдэй-хан отделил кочевников от оседлой нации. Великая мечта осуществилась, но с Шанду будет еще лучше. Хубилай добьется большего, как император Китая с его бескрайними территориями. В Каракоруме следовало посадить наместника, способного вернуть городу величие. Может, Урянхатая? Хубилай подумал и кивнул самому себе.

Город, который он считал родным, стал чужим. Его домом стал Шанду, мост между монгольскими и цзиньскими землями. Оттуда он пошлет тумены, чтобы добить сунцев. Хубилай молча поднялся и сжал кулаки. Южане почти покорились монгольскому военачальнику. Великому хану они точно покорятся.

Хубилай услышал шаги, приближающиеся к дверям из полированной меди, отделявшим зал от других комнат и коридоров. В очередной раз хан собрал волю в кулак и отринул усталость, налившую свинцом руки и ноги. Он ехал верхом и сражался целый день. Он пропах несвежей кровью и лошадьми. Солнце наконец садилось, а Хубилай должен был сделать еще одно дело, прежде чем вымоется, поест и ляжет спать.

В дверь заколотили кулаком, а слуг, чтобы открыть, не было. Небось разбежались, устрашились резни и разрушений, когда хан-завоеватель вошел в город. Можно подумать, Хубилай тронул бы земляков и родичей! Он быстро пересек зал и распахнул дверь. Его правая рука тотчас легла на меч: это движение вошло в привычку.

За дверью стояли Урянхатай и Баяр, между ними – его младший брат. Хубилай глянул на их мрачные лица и жестом велел войти. Арик-бокэ шаркал: ноги ему связали, вот и приходилось двигаться маленькими шажочками. Он чуть не упал, но Баяр и Урянхатай схватили его за плечи и удержали на ногах.

– Подождите в коридоре, – попросил Хубилай своих военачальников.

Те поклонились и безропотно двинулись к порогу, на ходу вкладывая мечи в ножны. Орлок толкнул дверь, и пока она не закрылась, Хубилай чувствовал на себе его ледяной взгляд.

Впервые за много лет он остался наедине с младшим братом. Руки за спиной, Арик-бокэ выпрямил спину и уверенно оглядел тронный зал. В тишине слышалось его сопение: старый шрам на переносице не давал нормально дышать. Хубилай искал в брате мальчика, которого некогда знал, но лицо Арик-бокэ стало взрослым и грубым, глаза сверкали.

Разумеется, вспомнилась последняя встреча в этом самом зале: Мункэ был жив, братья строили планы… У Хубилая сердце заболело при мысли о том, столько всего изменилось.

– Ну, брат, скажи мне, кто прав, ты или я? – спросил Хубилай.

Арик-бокэ медленно повернул голову. От разгорающейся злости на лице у него выступили красные пятна.

– Я был прав, – хрипло ответил он. – А теперь прав ты.

Хубилай покачал головой. Кто сильнее, тот и прав – вот как считает его младший брат. Слова Арик-бокэ вместе с подтекстом разозлили, и Хубилай снова попытался успокоиться. В глазах его противника вспыхнул огонек торжества.

– Брат, ты же отдал приказ, – напомнил Хубилай. – Велел перебить жен и детей моих воинов в лагерях вокруг города.

– За все нужно платить, – заявил Арик-бокэ, пожав плечами. – Не мог же я оставить безнаказанным то, что ты уничтожил мои тумены… Хубилай, я великий хан. Если займешь мое место, узнаешь, каково принимать нелегкие решения.

– Не считаю это нелегким решением, – тихо заметил Хубилай. – Думаешь, твой приказ выполнили? Думаешь, командир стражи уничтожил беззащитных женщин, к ногам которых жались дети?

Судя по презрительной гримасе, Арик-бокэ все понял. Он ссутулился, его злость улетучилась, оставив бесконечную усталость.

– Видимо, я доверился не тем людям.

– Нет, брат, это ты не тот человек. Как бы то ни было, мне горько видеть тебя таким. Жаль, что у нас вышло так, а не иначе.

– Ты не хан! – рявкнул Арик-бокэ. – Называй себя как хочешь, но мы с тобой знаем правду. Ты победил, Хубилай. Просто скажи, что намерен делать, и не трать мое время на поучения. Не тебе, заучка, меня учить! Вспомни, что наша мать правила этим городом, а наш отец отдал жизнь ради народа. Они сейчас смотрят на твои фальшивые сожаления. Никто не знает тебя, как я, и не смей меня поучать! На моем месте ты поступил бы так же.

– Ты не прав, брат, но сейчас это неважно, – проговорил Хубилай, подошел к медным дверям и постучал в них кулаком. – Мне досталась империя, ослабевшая за время твоего правления. Силы и решимости мне хватит. Утешайся этим, Арик-бокэ, если тебя волнует благополучие ханства. Я буду хорошим правителем.

– И станешь раз в месяц вытаскивать меня сюда и бравировать своей победой? Или сошлешь в захолустье, чтобы показать крестьянам свое прославленное милосердие? Брат, я же тебя знаю. Было время, уважал тебя, но это уже в прошлом. Ты слабак; вопреки учености и умению красиво говорить, ты портишь все, за что берешься.

Младший брат буквально источал злобу. На миг Хубилай закрыл глаза и принял волевое решение, словно коросту с раны содрал. Семья – понятие странное, и, даже уязвленный ненавистью Арик-бокэ, Хубилай вспоминал мальчишку, который плавал в водопаде и смотрел на него с обожанием. Сколько раз они шутили и напивались вместе! У них общие драгоценные воспоминания о родителях. Горло Хубилая сжалось от боли.

Урянхатай и Баяр снова вошли в тронный зал.

– Уведи его, – велел Хубилай последнему. – А ты, орлок, задержись.

Баяр выволок его младшего брата в коридор, шаги Арик-бокэ звучали почти жалобно.

Хубилай глянул на Урянхатая и, прежде чем заговорить, медленно выдохнул.

– Я пощадил бы брата, не прикажи он расправиться с женщинами и детьми.

Урянхатай кивнул, глаза у него были темными, как омуты. Его жена и дети все это время оставались в Каракоруме.

– Воины считают, что я казню брата, орлок. Они ждут моего приказа.

– Но решать вам, господин мой, вам выбирать.

Хубилай отвернулся. Ни утешения, ни легких путей орлок никогда ему не предлагал и не предложит. Обидно, тяжело, зато внушает уважение. Хубилай кивнул.

– Быть по сему. Только не прилюдно, Урянхатай, только не для моего брата. Если уважаешь меня, попридержи свой гнев и сделай его смерть быстрой. Чтобы он не мучился. – Последние слова прозвучали хрипло и глухо.

– А как быть с трупом, господин мой?

– Арик-бокэ был ханом, орлок. Сожгите тело на костре, на таком, чтобы горел до самых небес. Кто пожелает, пусть скорбит по нему. Это уже неважно. Он мой брат, Урянхатай. Главное… пусть все пройдет быстро.

Солнце грело затылок, Хубилай сидел в саду у дворца, его сын Чинким рядом. Вдали к небу тянулся черный столб дыма, но Хубилаю не хотелось вставать и смотреть, как горит его брат. Он просто сидел с закрытыми глазами и наслаждался компанией сына.

– Через пару дней я отправляюсь в Шанду, – объявил Хубилай. – Ты повидаешься с матерью.

– Хорошо, что я попал в Каракорум, – отозвался Чинким. – Город дышит историей.

Хубилай улыбнулся.

– Для меня это не история. Каракорум – моя семья, мои родные, по которым я скучаю. В походах Чингиса я участвовал, когда был младше тебя и едва держался в седле.

– Каким был Чингис? – полюбопытствовал Чинким.

Хубилай разомкнул веки и поймал взгляд сына.

– Чингис любил своих детей и свой народ. Он избавил монголов от цзиньского гнета и заставил нас покончить с междоусобицей. Он изменил мир.