Завоеватель - Иггульден Конн - Страница 95

Урянхатай словно превратился в неугомонную пчелу – носился всюду, отдавал команды, поддерживал тумены в образцовом порядке. Знамена Хубилая подняли вдали от места, где находился он в окружении слуг. Криво улыбаясь, он смотрел на желтое шелковое полотнище: дракон извивался на нем, как живой. Нести знамена Хубилай брал только добровольцев, ведь на них падало больше всего стрел. Лишь знаменосцы держали тяжелые щиты, которые сберег Хубилай, лишь на их коней надели нагрудные доспехи. Сам хан поедет вдали от знаменосцев, в четвертом ряду, и приказы станет отдавать незаметно от врага.

С учетом всех потерь против Арик-бокэ он выставлял девять туменов и шесть минганов. Многие сражались вместе уже много лет, нередко в численном меньшинстве. Каждый командир прекрасно знал своих воинов и бесчисленное множество раз напивался с ними до беспамятства. Хубилай тоже знал своих и верил, что они не подведут. Столица лежала перед его воинами, осталось только захватить ее для хана, который сражался вместе с ними. Сегодня наступит развязка.

Войска разделяло миль десять, когда Хубилай велел остановиться. Пришла пора помочиться, глотнуть воды из бурдюков, которые опорожненными швыряли на землю. Проверили сотню тысяч луков – нет ли в них трещин; растянутые или изношенные тетивы заменялись на новые. Клинки натирали жиром, так они легче выскальзывали из ножен. Многие спешивались, проверяли седла и подпруги, чтобы не лопнули от тяжести. Почти никто не смеялся, не болтал, не окликал друзей. Закаленные тяжелой дорогой к столице, воины молчали.

Хубилай сидел, распрямив спину, когда показались верховые Арик-бокэ. Вдали они напоминали черных мух, трепещущих в мареве. За дозорными потянулись темные группы всадников, скачущих в клубах оранжевой пыли, напоминающей скрюченные пальцы, тянущиеся к небу.

Хубилай еще раз проверил рукоять меча – засунул его в ножны и вытащил так, что зазвенел металл. Узел внизу живота завязался давным-давно, и Хубилай пытался уничтожить его злобой. Это тело боится, но он не позволит слабой плоти управлять собой.

При виде войска Арик-бокэ сердце Хубилая забилось быстрее, кровь забурлила от ярости. Ярость сильнее страха, он сам разжег ее в себе. Лоб покрылся испариной – хан сидел как статуя и смотрел на приближающиеся тумены младшего брата. Вокруг пахло конями и телами, не мытыми несколько месяцев. Это его люди, связанные с ним клятвой и общим опытом. Многие сегодня погибнут, но их жизни будут на совести Арик-бокэ. Хубилай старательно рылся в памяти, пытаясь осознать, каким был младший брат и какие черты характера сохранил за годы разлуки. Воспоминания и вынудили Хубилая поставить знаменосцев подальше от себя.

Арик-бокэ нужна не только победа. Поражение орлока Аландара унизило его. Если Хубилай правильно помнил норов младшего брата, Арик-бокэ, будучи во власти гнева и уязвленной гордости, велит лучникам ориентироваться на знамена. Знаменосцы станут живыми мишенями. Хубилаю было их жаль, ведь они так молоды, но отказаться от уловки он не мог. Он мысленно извинился перед родителями юношей, надеясь, что отцы и матери не увидят грядущую битву.

Хан оглядел ряды притихших воинов. Никаких регалий он не надел, и свита взирала на него с гордостью. Воины готовы. Хубилай вознес предкам еще одну молитву: пусть Баяр придет.

Урянхатай поднял руку, Хубилай сделал то же самое. Время настало. Он глянул на приближающиеся полчища, а орлок отдал приказ. Затрубили в рог – от монотонного гула у Хубилая задрожали руки, не успел он сжать поводья. Сто тысяч воинов пришпорили коней и поскакали навстречу его младшему брату.

Глава 43

Арик-бокэ подался вперед, сквозь клубы пыли высматривая войско брата. Дозорные давно сообщили, где стоит Хубилай, но хозяин Каракорума ждал, желая увидеть его своими глазами. Стены города белые, но за темной массой Хубилаевых туменов Арик-бокэ разглядел лишь бледный отблеск – так от металла отражается солнце. Он стиснул рукоять меча и кивнул.

Двенадцать военачальников ехали по разные стороны от него и уже оглядывались на свои тумены, ожидая разрешения к ним присоединиться. Арик-бокэ молчал. Орлок подвел его, и он еще не назначил нового: зачем, все равно же не справится. Он хан, ему и командовать битвой. Командиры явно нервничали, словно опасались, что он оставит их при себе до тех пор, когда полетят первые стрелы.

Тумены Арик-бокэ проезжали по пятьдесят миль в день без остановки. Воины устали, но начнется битва, и усталость как рукой снимет. Сам хан усталости не чувствовал. Он уже видел воинов Хубилая, словно приросших к месту в ожидании. Арик-бокэ чуть не задохнулся от гнева при мысли, что они стоят на пути, не пускают его, полноправного хана, в столицу. И поклялся себе, что старший брат ответит за свою надменность.

Пусть не без труда, но воины не отставали от своего хана. Свободных коней тысячами подгоняли из конца процессии, чтобы всадники пересаживались, не теряя времени. Проскакавшие все утро кони быстро отставали: их больше не хлестали и не пинали под ребра. Арик-бокэ приблизился достаточно и видел ярко-желтые знамена старшего брата. На высоких шестах они напоминали хребет ощетинившегося зверя. Издалека вышитый символ не разглядишь, зато Арик-бокэ увидел, где расположился лжехан. Вдруг Хубилай смотрит на него? Арик-бокэ содрогнулся, словно их взгляды пересеклись на пустой равнине.

– Вон ваша цель, – объявил он командирам. – Подарю улус тому, кто привезет мне его голову. Ну, кто из вас сегодня станет властителем улуса?

Он с удовлетворением посмотрел на вспыхнувшие глаза военачальников. За такую награду они погонят своих людей с утроенным рвением и накроют Хубилая, как лавина. Здорово он придумал!

Разницу Арик-бокэ почувствовал, едва отправив командиров к своим войскам: они буквально кинулись раздавать приказы. Скорость мигом выросла, тумены помчались галопом; каждый из темников пытался маневрировать, чтобы оказаться в самой выгодной позиции для захвата знаменосцев.

Арик-бокэ ухмыльнулся. Войска разделяло менее мили, а он растравил голодных волков парным мясом. У него больше воинов, они сражаются за великого хана… Разве не счастье поучаствовать в такой битве?

Изможденный дозорный чуть не лежал в седле, когда конь принес его к последнему яму в сердце Каракорума. Объехать Хубилаевы тумены оказалось нелегко. Пришлось сделать большой крюк, уйти далеко за обычные ямщицкие маршруты, а потом скакать во тьме по невидимой тропке. Дозорный не спал уже трое суток: не позволяли Хубилаевы лазутчики, сторожившие каждую дорогу. Прошлой ночью он царапал себе плечо кинжалом, чтобы не заснуть, пока, спрятавшись в чаще, караулил вражеский отряд. Сейчас он теребил повязку и гнал усталого коня по городской дороге к яму. Разум издевался над ним – наполнял уши шепотом, а стоило разомкнуть веки, показывал цвета, которым нет названия. Юноша не знал, что случилось с его товарищем, – возможно, бедняге не повезло и он нарвался на стрелу.

В восемнадцать лет дозорный считал свою силу бесконечной, но нынешняя поездка раскрыла ему горькую правду. Болела каждая клеточка тела; мозг словно сгустился, работал плохо, реагировал медленно. Наверное, поэтому дозорный и не радовался, когда выскользнул из седла на руки ямщикам. Они не смеялись ни над его видом, ни над запахом, ни над мокрым седлом: мочился он не спешиваясь. Прямо у города выстраивалось войско, и ямщики заметно волновались. Один взял из ведра мокрую тряпку и неловко вытер дозорному лицо – разбудил его и очистил от пыли и грязи.

– Сумки нет, – отметил один из них, скривившись. Раз не записали, значит, ничего хорошего в послании нет. Ямщик легонько похлопал дозорного по щекам. – Эй, парень, очнись! Ты доехал, ты на месте. К кому тебе велено обратиться?

Дозорный поднял руки, раздосадованный столь грубым обращением, оттолкнул ямщиков и встал самостоятельно.

– От имени хана я должен обратиться к начальнику стражи, – прохрипел он.