Завоеватель - Иггульден Конн - Страница 34

Из мрака во врагов полетели стрелы воинов Баяра. Сунцы оказались между молотом и наковальней. В панике они, спасаясь от смерти, устроили столпотворение. Авангард монголов налетел на мечущихся сунцев и принялся кромсать их на полной скорости. Кони и люди сбились в одно месиво. Упал даже конь Баяра, врезавшись в группу воинов и развалив ее. Седок рухнул наземь и перелетел через кого-то, истошно орущего ему в ухо. В тот миг канонада стихла, и Баяр покатился по земле, борясь с невидимым врагом. Меч он потерял, но руки защищали тяжелые рукавицы, и военачальник колотил невидимого противника, пока тот не затих.

В войске сунцев воцарился полный хаос. Баяр выругался, когда кто-то в него врезался, но неизвестный вскочил и помчался прочь. Враги не представляли численности и силы противника, атаковавшего их в ночи, а их командиры окончательно потеряли контроль над ситуацией. Тумены сомкнули ряды и теперь правили коней вперед, уничтожая всех на своем пути.

В лунном свете Баяр увидел всадника и, пока не опустился занесенный над ним меч, закричал:

– Слезай с коня! Если поранишь меня, тебе отрежут уши!

Всадник тут же спешился и отдал поводья. Надвигалась новая шеренга монгольских воинов, и Баяру снова пришлось кричать, чтобы его узнали. Оставлять пленного нельзя – свои зарежут, – и военачальник посадил его за собой. Конь фыркнул, возмущенный двойной ношей. Баяр успокоил его, почесав за ушами, и погнал к предыдущему ряду. Тумены растянулись по сунскому лагерю; иные воины хватали фонари, поджигали телеги и палатки. В отблесках пламени Баяр снова почувствовал себя на поле боя, зрелище потрясло его и восхитило. Сунцы, конные и пешие, удирали по ковру из тысяч трупов. Тумены продолжали убивать, и поменять шеренги местами Баяр приказал скорее из желания испытать ехавших сзади, чем поберечь авангард.

В ответ на его приказ затрубили в сигнальные рога. Первые пять шеренг замерли, вперед выдвинулась следующая, с ней и Баяр. Он проскакал мимо задыхающихся воинов, перемазанных кровью врагов. Они сидели сгорбившись, держась за луку седла. Многие окликали выдвигающихся вперед, спрашивали, где те были в разгар битвы. Баяр ухмыльнулся, радуясь, что настроение у всех хорошее. Огненные отблески стали ярче – палаток поджигалось все больше. Впереди метались сунцы, удирая от темной массы всадников. Баяр заметил коня без седока и придержал своего скакуна, чтобы незнакомый спутник сел в седло. Вон лежит погибший воин, а у него – вот здорово! – колчан с шестью стрелами. Баяр на миг спешился, перевернул труп и, раз меча у него не нашлось, поднял с земли длинный нож. Его шеренга ускакала вперед без него. Резня началась снова, и Баяр пустил коня галопом, чтобы нагнать своих воинов.

Хубилай истомился в ожидании. Во мраке слышались звуки битвы – грохот, крики гибнущих воинов и коней. Он не представлял, как дела у Баяра, и отчаянно мечтал о свете. А если пустить сразу несколько ракет? Поле битвы они, конечно, озарят, но ненадолго. Мысль, тем не менее, показалась дельной, и Хубилай решил взять ее на заметку.

– Хватит ждать! – сказал он самому себе.

Из рулона промасленной ткани царевич вытащил еще одну ракету и поставил на подставку головкой к небу. Ввысь ракета взмыла, свистя, как фигурная стрела, которую порой используют монголы. Тумены, оставшиеся при Хубилае, ждали сигнала и, увидев ракету, начали переправляться. Если противоположный берег до сих пор находится под контролем сунцев, переправляться придется без должной страховки и осторожности. Лучники могли бы их прикрыть, да во тьме толком не прицелишься. Хубилай обнажил меч: его тяжесть успокаивала.

Конь царевича вошел в воду у переправы, с тысячами других пытаясь перейти реку легким галопом. Конь угодил в яму, споткнулся, и всадник быстро спрятал меч в ножны. Лучше так, чем потерять. Хубилай покраснел от смущения: чтобы сохранить равновесие, понадобились обе руки, и теперь он отчаянно ими размахивал.

Конь фыркал и ржал. Наконец он забрался на берег и вместе с другими поскакал дальше. Хубилай не совладал бы с ним при всем желании, поэтому сломя голову мчался на звуки битвы. Планы, которые он составил, мигом рассыпались: царевич не понимал ни где какой тумен, ни куда скачет сам. Палатки горели, в отблесках пламени он видел великое множество людей. Опасался лишь одного – по ошибке напасть на тумены Баяра. Бесполезно надеяться уловить монгольскую речь или дробь барабанов. Шум, который поднимали кони, топил любые звуки, да еще при переправе Хубилаю в ухо попала вода, и он наполовину оглох.

Ярдов за двести от Хубилая первые ряды переправившихся встретились с сунскими воинами, удирающими от туменов Баяра. До переправы монголы не натягивали тетиву на луки и до столкновения с врагом едва успели обнажить мечи. Остановить или развернуть их в другую сторону Хубилай не мог. Зажатый меж несущимися лошадьми, он неотвратимо двигался вперед. Постучал себя по виску, чтобы прочистить ухо, и ощутил, как сильно воздух пахнет кровью. Понемногу Хубилай начал осознавать, что вопреки всем плюсам внезапной ночной атаки велика опасность хаоса. Впереди он услышал громкие голоса и вопли торжествующих монголов, которые не спутаешь ни с чем. По положению луны он попробовал определить, который час, и спросил себя, куда пропал Урянхатай. Своего орлока он не видел с начала канонады. Вопли усилились, и Хубилай поскакал на них, ведомый еще и заревом горящих палаток: огонь распространялся по речной долине.

Хубилай остановился, узрев три горящие повозки, поваленные рядом друг с другом. К своему огромному облегчению, он увидел там Баяра, который выкрикивал приказы и наводил подобие порядка. Баяр заметил Хубилая, ухмыльнулся и подъехал к нему.

– Добрая половина врагов сдались, – объявил он.

Пропахший кровью и дымом, военачальник ликовал. Хубилай старательно изобразил холодное равнодушие, вдруг вспомнив, что нужно держаться с достоинством, панибратство исключено. Баяр будто и не заметил этого.

– Мы разбили их лучшие полки, – продолжал он. – Уцелевшие сложили оружие. До восхода солнца подробности не выясню, только этой ночью контратака маловероятна. Победа за тобой, господин.

Хубилай вложил в ножны неокровавленный меч. Горы трупов вызывали чувство нереальности. Все получилось, но в голове крутились десятки моментов, когда можно было поступить иначе.

– Попробуй использовать сигнальные ракеты для освещения поля боя, – сказал он.

Баяр недоуменно на него посмотрел. Он видел молодого человека с промокшими ногами, который развалился в седле. Хубилай ждал ответа, и Баяр кивнул.

– Разумеется, господин. Приступлю завтра же. Мне еще нужно до конца разобрался с пленными. Связываем сунцев их же одеждой, которую рвем на длинные полосы.

– Да, конечно, – ответил Хубилай. Он глянул на восток, но заря и не думала заниматься. Появилась неожиданная мысль, и, заговорив снова, царевич улыбнулся.

– Пришли ко мне орлока Урянхатая. Хочу услышать его оценку нашей победы.

Баяр кивнул, сам подавив усмешку.

– Слушаюсь, господин. Пришлю его, как только разыщу.

Взошло солнце, и пред Хубилаем предстало жуткое поле отгремевшей битвы. Ему казалось, что масштаб разрушений сравним с тем, что он читал о сражении у перевала Барсучья Пасть на севере империи Цзинь. Слетелись миллионы мух, а погибших было столько, что и захоронение, и даже сожжение исключались. Оставалось бросить трупы – пусть гниют и сохнут.

Поначалу заря принесла радостное возбуждение – тумены поймали остатки сунских полков, а семьи монгольских воинов медленно и осторожно переправились через реку. Солнце еще не взошло, а победители, наполнив колчаны стрелами, выехали и обыскали разбежавшихся врагов. Их тысячами возвращали к реке, обезоруживали и связывали с остальными. Монгольские женщины и дети собрались посмотреть, кого одолели их бесстрашные отцы, братья и мужья.

Во время битвы Яо Шу держался в основном лагере. Через реку он переправился с семьями, когда достаточно рассвело, чтобы ехать верхом без опаски. К полудню он сидел в юрте Хубилая, которую тот велел поставить на поле боя. Чаби уже была там и с тревогой смотрела на своего измученного мужа. Она суетилась вокруг него, выкладывала чистую одежду и предлагала еду каждому, кто заходил поговорить с Хубилаем. Кивнув, Яо Шу взял у нее чашу с похлебкой и принялся быстро есть, чтобы не обидеть. Чаби смотрела на него, пока миска не опорожнилась. Яо Шу сидел на низкой койке, держа в руках свитки пергамента, которые следовало прочесть царевичу, и ждал, когда ему позволят это сделать. Правила этикета следовало соблюдать даже после битвы.