Певец меча - Роберсон Дженнифер - Страница 53

– Песня стали убивает, – повторил он.

Дел глубоко вздохнула.

– Да, песня стали убивает, – согласилась она, – но и эти звери могут убивать.

Кантеада поднял голову.

Песня отправления прекращает. Больше не нужна песня стали.

Я нахмурился.

– Что он говорит?

Дел слабо улыбнулась.

– Ну хотя бы теперь у тебя появилось желание получше разобраться в музыке? Он говорит, что мечи нам больше не понадобятся. Гончих уже отослали.

– Почему мы должны ему верить?

– Кантеада никогда не лгут.

– Замечательно. Несколько минут назад ты призналась мне, что не верила в их существование и считала их героями сказок. Теперь ты предлагаешь мне поверить, что этот человечек – магическое существо, которое разговаривает песнями и никогда никому не врет.

– Ему нет смысла врать.

– Хм…

Песня спора диссонирует.

Дел рассмеялась.

Я вздохнул. Посмотрел на Кантеада. На странного маленького человечка с выступающей челюстью, подвижным ртом и горлом, которое раздувалось при разговоре как лягушачье.

– Нам не хотелось убивать их, – вежливо объяснил я. – Мы не напали первыми, мы просто приготовились к защите. Если, как ты сказал, твоя песня отослала гончих, у тебя добрые намерения.

Он по-птичьи кивнул головой. Я рассматривал его огромные заостренные уши, которые, кажется, могли двигаться, волосы – тонкие и серебристо-серые, появлявшиеся на верхней части выпуклого лба и гребешком сбегавшие через макушку до шеи. Хотя волосами эту поросль можно было назвать с трудом. Она больше напоминала пушок, а сам гребень, как у настоящей птицы, мог подниматься, выдавая эмоции хозяина.

Расстояние уменьшается. Уменьшение мрачно.

– О чем он?

Дел вздохнула.

– Думаю, он хочет объяснить, что если мы отойдем далеко, песня будет плохо слышна и сила наговора перестанет действовать, – Дел нахмурилась. – Ты совсем его не понимаешь?

– Я знаю, баска, он поет… Я могу уловить отдельные слова, но для меня песня это шум, и она все заглушает, – я помолчал. – А что слышишь ты, Дел?

Дел улыбнулась с удивительной безмятежностью.

– Все. Все его интонации, все модуляции, все переливы. Их песни яснее, чем наша речь, потому что говорят не словами, а чувствами.

Я был настроен скептически.

– И этот человечек – то самое существо, которое спасло вас утром?

– Когда мы выбрались из тоннеля, он ждал. Нависшая над нами угроза смерти заставила его и еще нескольких прийти на помощь. Кантеада презирают смерть.

– Они не умирают?

– Следовало сказать, они презирают убийство. Независимо оттого, кто жертва.

Я вздохнул и пошел к жеребцу, чтобы подобрать брошенный повод.

– Мне самому убийство не нравится, особенно когда жертва – я. Ну а что будем делать теперь? Он отведет нас к остальным?

– По-моему, для этого он и пришел.

– Тогда чего мы ждем?

Дел вздохнула.

– Может проявишь немного учтивости?

– Учтивость это хорошо, – согласился я, – но сейчас важна быстрота. Меня тянет собрать вместе наш клан, взвесить происходящее и убраться отсюда в аиды, пока у нас еще не закончилось время, – я помолчал. – Об этом стоит подумать тебе, Дел. Воки нужна твоя шкура, а не моя.

– Вока, – поправила она.

– Воки, локи и все остальные. Нужно идти баска.

Кантеада прислушивался к нашему разговору и видимо все понял. Не успела Дел сказать и слова, как он повернулся, вскочил на дерево и запрыгал по веткам. Он передвигался с дерева на дерево с проворством обезьяны. Следом за ним тек хрупкий, мелодичный свист.

– Песня сопровождения, – объяснила Дел. – Ну? Кажется ты торопишься?

Я прищелкнул языком жеребцу и пошел.

Не успела погода улучшиться, как стала еще хуже. Одежда на Дел и на мне промокла насквозь. Реки дождя стекали по моей спине, щекотали поясницу, хлюпали в ботинках. Волосы прилипли к голове и при каждом движении с них падали капли. Я был мокрым, замерзшим и несчастным как кошка, пойманная ливнем.

Так оно и было: и кошка, и пойманная.

Я тяжело вздохнул, около рта ненадолго повисло облачко пара. Такой же пар обволакивал ноздри жеребца. От дождя гнедой почти почернел, мокрый хвост при каждом шаге прилипал то к правой, то к левой ноге.

– Аиды, ненавижу сырость. Что бы я не отдал за насколько минут солнца и тепла…

Дел не улыбнулась.

– И что бы ты отдал?

– Что? – я нахмурился, не сразу сообразив, о чем она. – А-а. Аиды, я не знаю. Просто так говорят.

– Если тебе действительно так нужно солнце, может быть они вызовут его для тебя.

– Кто? – я проследил за ее жестом. – Он? Ты хочешь сказать, что этот малыш может управлять погодой?

– Я думаю, Кантеада могут все.

– Он люди, Дел… или что-то в этом роде. То, что он смог разогнать зверей, не означает, что он может менять погоду.

– Конечно нет, – объявила Дел необычайно торжественно. – Не больше чем я делаю это яватмой.

Вот и получил.

– Я разбираюсь в яватмах не больше, чем в Кантеада, баска, но мне трудно поверить, что даже магия этих человечков может исправить погоду, – я посмотрел на огромные темные облака, застрявшие на скале слева от нас и постепенно скатывающиеся к краю, чтобы сорваться с обрыва как куски смятого, отливающего жемчугом шелка. – Если бы они это умели, разве не сделали бы? Зачем жить под дождем и в холоде?

– Чтобы не нарушить равновесие, – сообщила Дел пригибаясь, чтобы пройти пол низко нависшей веткой. – Здесь, на Севере, мы считаем, что должно соблюдаться равновесие между теплом и холодом, хорошим и плохим, мужчиной и женщиной. Все это противоположности, но они взаимно важны. Они могут погибнуть друг без друга.

– Ну, не знаю. Иногда я думаю, что мужчинам было бы лучше без женщин.

Губы Дел слегка изогнулись.

– Какое-то время возможно. Но мужчины не живут вечно. Они слишком упрямы, слишком яростны, – она смотрела на меня с наигранной невинностью.

– Что останется после того, как вы поубиваете друг друга? Мир без мужчин и женщин?

– Он останавливается, – вдруг заметил я.

Дел огляделась и кивнула.

– Мы совсем рядом с их каньоном. Сюда, Тигр.

Стволы деревьев стали совсем тонкими, а ветки так перепутались, что я не мог отличить одну от другой. Кору деревьев разукрашивали дождевые потеки, влага собиралась в развилинах и дуплах, пока не начинала переливаться через край. Грязь и листья прилипали к подошвам ботинок. Я шел в полной тишине, сжимая повод жеребца, и надеялся, что дом Кантеада окажется достаточно большим для такого крупного мужчины как я.

И вдруг мы оказались на краю мира. Из деревьев в ничто – полоска земли перед нами была не шире клинка меча, и я балансировал у кромки почти падая, пока Дел не поймала меня за руку и не оттащила назад.

– Я забыла, – сказала она.

– Забыла что? – закричал я, невольно отступив в деревья. – Забыла, что здесь мир кончается, хотя я стоял уже на краю?

Дел вздохнула.

– Не преувеличивай, Тигр.

– Аиды, женщина… если бы я тебя не знал, я бы решил, что ты собираешься от меня избавиться, – я помолчал. – А может я в тебе ошибался. Ты хотела меня убить?

– Вряд ли, – сухо сообщила она, не глядя на меня, а потом добавила с тоскливым восхищением. – Тигр, разве это не прекрасно?

Для нее, несомненно. Дел росла в высокогорьях, предгорьях, высотах и остро изрезанных каньонах. Ее вскормили ветры и дожди.

Но я-то здесь не при чем. Совершенно. Я смотрел в ничто и видел только пустоту, наполненную облаками.

Мир действительно закончился. То, что лежало перед нами, оказалось каньоном, заполненным до краев облаками. Сквозь тяжелые пласты я смутно различал другой край каньона и где-то далеко внизу дно.

Прекрасно ли это? Может быть. Но меня бы больше порадовали несколько солнечных лучей.

– Как, в аиды, мы спустимся?

– Иди за ним, Тигр. Мастер песни ждет нас.

Дел, как всегда, оказалась права. На фоне облаков, на фоне дождя, Кантеада был почти невидим. Он слегка махнул рукой и исчез, но я уловил нить свиста.