Певец меча - Роберсон Дженнифер - Страница 20

Жеребец сражался со мной, я с жеребцом, Дел ждала на земле. Я развернул гнедого раз, потом другой, не позволяя броситься вперед, а затем, отпустив, перекинул повод в одну руку, а вторую протянул Дел.

Она ухватилась, оттолкнулась, подтянулась. Я сжал ее запястье и на скачке подтянул вверх. Дел перекинула ногу через круп, сжав коленями спину жеребца, и обхватила меня руками.

Я закричал и жеребец помчался.

Мельком взглянув назад, я увидел, как плавившиеся камни ручейками стекали с вершины холма. С тревожной аккуратностью ручейки текли прямо к остаткам нашего лагеря.

Дел прижалась к моей спине.

– Не останавливайся, Тигр. Даже не думай останавливаться.

А я и не думал, потому что знал, что все равно не смогу: жеребец закусил удила.

8

В моей жизни бывали минуты и поприятнее. С каждым скачком жеребец – мчавшийся через, над и вокруг холмов, которые я едва замечал – горбился и подпрыгивал, наклоняя голову и этим давая понять, что он не прочь сбросить всадников. Единственное, что мешало ему засунуть голову между ног и заняться нами всерьез это местность. Он видел не лучше чем мы и, хвала валхайлу, ему не хотелось предпринимать что-то рискованное в темноте. Но легче мне от этого не становилось, потому что при каждом скачке и прыжке я взлетал над седлом (не самое приятное ощущение) или падал на него, набивая синяки на бедрах, ягодицах и других, более нежных частях моего тела.

Аиды, мне еще повезет, если я сохраню дар речи, когда все это закончится, не говоря уже о легко ранимой мужественности. Дел прижалась ко мне и цеплялась руками за все, до чего могла дотянуться. Для нее поездка была еще более рискованной: у нее не было стремян, повода, седла – чего-то, что даже отдаленно напоминало бы сидение – ей приходилось подпрыгивать вверх и вниз на лошадином крупе. Шерсть у гнедого скользкая, а на Дел был шелковый бурнус. Я знал, что каждый прыжок жеребца мог оказаться для нее последним.

– Не останавливайся! – повторила Дел. – Ни за что не останавливайся!

– Аиды, баска, я просто не могу позволить ему бежать дальше. Он везет нас на себе и может переломать ноги, ребра или мы… – я замолчал, выругался и попытался перевести дыхание после того, как седло врезало мне по нижней части.

Дел прижалась ко мне сильнее.

– Если локи поймают нас, сломать себе шею будет нашей мечтой. Не останавливайся, Тигр. Еще нельзя.

На текущий момент за нас все решал жеребец. Трензель был надежно зажат в больших, крепких зубах, и пока я тщетно пытался выдернуть его в нежные, беззубые части рта, лошадью я не управлял. Все что я мог, это стараться выискать дорогу поровнее.

Мы мчались вниз, на Юг. Может быть жеребец это понял и решил вернуться домой. Мне в голову даже пришла мысль, что я мог тихонько поощрять его бег всю дорогу через Границу, но с моей стороны это было бы нечестно (по отношению к жеребцу. И Дел, конечно, будет жаловаться, но здоровье жеребца было для меня важнее).

А потом гнедой резко поменял направление, повернув на запад. Он мчался уже не напрямую домой, а наискосок, через низины, которые Дел называла предгорьем. Гнедой бежал медленнее, тяжело дыша, едва справляясь с вероломными спусками и подъемами. Я воспользовался возможностью и вырвав трензель из зубов, начал диктовать свою волю, которая подразумевала срочную остановку.

– Тигр…

– Я не хочу убивать его, Дел. Чем бы ни были эти локи, я договорюсь с ними, если придется… но жеребец должен отдохнуть.

– Я только хотела…

– Позже, – я сказал это резче, чем собирался, слишком занятый жеребцом, чтобы следить за голосом. Я почувствовал, как Дел напряглась, но не мог тратить время на умиротворение затронутых чувств.

– Полегче, старик… успокаивайся… передохни немного, ладно? Ну давай… спокойнее… давай опустим все четыре ноги на землю… я думаю, они нам еще понадобятся.

Гнедой замедлил бег, тяжело раздувая бока. В слабом свете луны я видел потеки пены на его шее и плечах. Я мрачно покачал головой: гнедой был мне слишком дорог, чтобы позволить ему сгореть в бессмысленной скачке.

Дел соскочила, как только жеребец перешел на шаг. Я водил его по кругу и смотрел на застывшую под дождем лунных лучей Дел. В ее руках сияла Бореал.

– Ты собираешься зарезать меня или жеребца?

– Не угадал, – обрадовала она меня, – пока оба можете жить, – лицо Дел окаменело. – Я пыталась попросить тебя остановиться… мне нужно кое-что сделать.

Я невежливо фыркнул.

– Сразиться с невидимками?

– Нет еще, – холодно сказала она. – Сначала я попробую кое-что другое.

Я водил жеребца вокруг нее.

– Делай что хочешь, баска, мне нужно отшагать лошадь.

– Для этого дела ты мне не понадобишься, – заявление по существу. – Ритуал требует того, чего ты не можешь предложить, поскольку ты по-Южному несведущ в таких вещах и не имеешь даже своего меча, – лучистый свет отразился от покрытого рунами клинка. – Прости мою грубость, Тигр, но ты не тот человек, которому благоволят боги. Они предпочитают верующих, а не скептиков.

– У меня есть причина быть скептиком, – я остановил жеребца, соскочил с него, расстегнул пряжки и начал снимать упряжь. Закончив, я проверил ноги и копыта гнедого. – Как я уже говорил, религия это опора. Ею увлекаются люди, которые не хотят сами за себя отвечать и их постоянно унижают те, кто не может не диктовать свою волю другим, – я взял себя в руки, когда жеребец положил голову мне на плечо и начал яростно тереться, вытирая пот о бурнус. Ткань скоро намокла. – Аиды, Дел… ты думаешь, я не пытался молить богов, когда был рабом у Салсет? Ты думаешь, я не просил их дать мне свободу?

– И тебе ее дали, Тигр.

– Ее дали не призывы к капризным богам. Я добыл ее сам.

Дел вздохнула, пожала плечами и покачала головой.

– Сейчас нам не до споров, но я хочу, чтобы ты знал: чему бы ты не научился на Юге, на Севере все по-другому. Ты можешь столкнуться с силами, которые тебе не мерещились даже на пьяную голову. Здесь, Тигр, ты увидишь то, что считаешь невозможным. Все это может принести смерть.

– Ну да. Как эти твари локи.

Дел покачала головой.

– Ты забыл, чем едва не кончил? Забыл, как локи пытались забрать тебя?

– Я ничего не забыл, – процедил я. – Я не знаю точно, что там происходило, но я уверен, что это не имело ничего общего с живыми существами. Я почувствовал колдовство.

Она вздохнула.

– Позаботься о лошади, Тигр, а я позабочусь о нашем будущем.

Я успокаивал и водил жеребца, пока он остывал в ночной прохладе. Накрыв его одеялом, я шагал кругами, из последних сил уворачиваясь от игривых толчков головой, которые могли сбить меня с ног. Сил у жеребца оставалось еще немало и он не мог отказаться от привычки устраивать мелкие пакости, чтобы отравить мне жизнь.

Дел отошла от нас, залезла на невысокий, покрытый травой холмик и застыла на остром гребне. Отражая лунные лучи, сияло серебро Бореал. Позже, когда я заворачивал на очередной круг тащившегося за мной жеребца, я увидел как Дел медленно вонзает меч в землю и опускается на колени.

Тихо и нежно Дел начала петь.

Я слышал это пение раньше, в гостинице Харкихала. Все повторялось: медленно, бусинка за бусинкой, капелька за капелькой, из клинка вытекало сияние, наполняя вершину холма жемчужно-розовым светом.

Капли бежали вверх по мечу, а не вниз. Наполняли руны, скользили по острым краям клинка, тянулись, чтобы приласкать рукоять и крестовину – изогнутую, пульсирующую, меняющую форму.

Что-то дернулось в груди и я жадно вдохнул. Я снова подумал о круге из камней под названием кольцо локи, где ожила трава и попыталась поглотить человека. От воспоминаний меня затрясло и тут же нахлынула ярость. Собравшись с силами, я взял себя в руки. Я знал, что это Северное колдовство, не больше. Я столкнулся не с необузданной, свободной стихией. Этой силой кто-то управлял, мужчина или женщина. Человек, который питал силу и контролировал ее.