Певец меча - Роберсон Дженнифер - Страница 13

– Там, куда мы пойдем, – сказал я ему, – комната только на двоих. Посторонние нам не нужны.

Беллин остановился. Вздохнул. Кивнул. И бросил два оставшихся топора в деревянную стенку, игнорируя возобновившиеся – более громкие – проклятья.

Дел подняла брови, когда я подошел к ней. Взглянув на ее лицо, я понял, в чем дело.

– Он так развлекается, – я споткнулся, зацепившись за тень. Дел фыркнула, сдерживая смех. – Он действительно хочет ехать с нами.

– Нет.

Мы завернули за угол и нас зажали дома на узкой, пустынной улице.

– Я ему так и сказал, – пробираясь вперед, мы дважды столкнулись и я услышал, как Дел вздохнула. Ну каюсь, перебрал акиви. – Я сказал ему…

Я не успел поведать, что еще я ему сказал, потому что из темноты вынырнули четыре фигуры и направились к нам.

– Аиды, – проворчал я, вытаскивая меч Терона, – разве не могло это случится, когда я был бы трезвее?

Вопрос был, конечно, риторическим и Дел не стала тратить время на ответ (хотя, без сомнения, ей было, что ответить). Я услышал как взвизгнула Бореал, когда Дел вырывала ее из ножен, уловил обрывок песни и понял, что Дел не собиралась бессмысленно тратить силы на подонков из Пенджи. Она вызывала меч к жизни, а это означало, что у грабителей шансов было меньше, чем когда-либо.

Не успел бой начаться, как темноту узкой улицы прорезал луч света. В жемчужно-розовом сиянии клинка Дел я увидел четыре загорелых Южных лица. Свет резко превращался в темноту и они казались черно-белыми: белые лица с черными впадинами глаз и ртов. Южане прищурились, выругались и, собрав остатки решимости, двинулись вперед.

Двое пошли ко мне, двое к Дел. Видимо полюбовавшись танцем, они решили не сбрасывать ее со счетов.

Южане носили мешковатые накидки поверх таких же мешковатых штанов и туник. Из-за обилия широких одежд трудно было отличить плоть от ткани и проколоть тело прежде чем получишь ответный удар. Я рассек на одном накидку, скользнул по шелковому кушаку и зацепил ребро другому, но пользы это не принесло. Они двигались быстро и я за ними не успевал (возможно из-за того, что акиви плескался в желудке и голове).

Кто-то кольнул меня в левое запястье и эта царапина, неожиданно для нападавших, помогла мне. Боль вырвала меня из тумана алкоголя и заставила действовать более осторожно: одному я проколол живот, а другого разрезал чуть пониже, так что он выронил меч и забыл о драке, поскольку ему пришлось прижимать руки к животу, чтобы внутренности не вывалились на песок.

Я нашел равновесие, повернулся и увидел, что Дел успела убить одного, а второй неожиданно развернулся спиной к нам и мы поняли, что сражаться больше нет смысла: рябой Южанин с перепуганными глазами, увидевшими смерть, упал лицом вниз на песок и застыл, не успев издать ни звука.

В его спине торчал один из топоров Беллина.

Дел и я несколько секунд рассматривали топор, потом синхронно подняли головы. Будущая шишка приблизилась бесшумно, склонилась над телом и вытащила оружие. Звук, с которым топор вышел из тела, совсем не напоминал привычный шелест меча. Я решил, что последнее звучит приятнее для человека, который перебрал акиви.

Беллин изучил лезвие, вытер его о накидку мертвеца и посмотрел на нас.

– Снова опоздал.

Я вздохнул.

– Это не значит, что теперь мы возьмем тебя.

Он подумал, кивнул, повернулся на пятках и ушел. Жонглируя тремя топорами.

– Ну, – отметила Дел, – по крайней мере мальчик меток.

– Мальчик? – нахмурился я. – Да ты не старше его.

Она проводила взглядом Беллина и посмотрела на меня.

– Я думаю, – начала она, – он кажется мне таким молодым, потому что я слишком долго общаюсь с тобой.

Я не удостоил этот выпад ответом.

Дел усмехнулась и подняла светлые брови.

– Так что ты ему говорил? – она вытерла Бореал и вернула ее в ножны.

– Что ты хотел рассказать до того, как нас прервали?

Я хмыкнул, вытирая свое оружие.

– Ему слишком нужны приключения, чтобы растрачивать жизнь на прогулки с нами.

– А ты почему пошел со мной?

– Ты знаешь почему.

– Нет, – сказала она, когда мы снова направились вниз по улице, – ты мне ничего не объяснил. Ты просто догнал меня в тот день и больше ни на минуту не оставляешь одну.

– А тебе это, я вижу, очень неприятно.

Она выразительно посмотрела на меня, явно оценивая мою персону по всем параметрам.

– Разве ты давал мне когда-нибудь повод быть тобой недовольной?

Я свирепо поскреб чесавшуюся руку и попытался сдержать отрыжку.

– Дело не во мне, а в тебе, баска. Ты без меня не можешь.

Дел помолчала и я сделал соответствующий вывод. Женщина может хитрить, но и от нее можно добиться правды.

– Пришли, – объявила она. – Гостиница.

– Смотри под ноги, – посоветовал я.

Дел ничего не ответила. Она вошла в гостиницу и полог шлепнул меня по лицу.

В который раз.

Позже, гораздо позже, я медленно выбрался из сна и сразу насторожился, потому что Дел выскользнула из постели. Танцоры мечей, которым не надоела жизнь, быстро учатся спать когда и где возможно, и моментально просыпаться, словно и не закрывали глаз.

Сначала я подумал, что она пошла к ночному горшку, но вместо этого Дел подняла с пола свой меч, лежавший рядом с моим, вынула его из ножен и, сделав два шага, встала в центре комнаты. Там она опустилась на колени – обнаженная, с белыми волосами, покрывавшими плечи – и прижала между грудей клинок меча.

Света не было. Слабое сияние полумесяца пробивалось через щели в ставнях. Женщина стояла на полу на коленях, ее тело окутывали тени и серебристые лунные лучи. И я услышал тихую песню.

Она пела едва слышно. Голос срывался, когда ей приходилось напрягаться, чтобы не запеть громче. Значит она не хотела разбудить меня, хотя теперь Дел знала все мои привычки во сне не хуже, чем свои.

К музыке я глух. Для меня она просто шум разной высоты и громкости. Я и раньше слышал, как Дел пела, готовясь войти в круг, но всегда воспринимал песню как набор разных звуков. Своеобразный шум. Какая-то форма обращения к богам или мечу. Песню жизни я не мог отличить от песни смерти. Пение – Северная привычка. У Терона она тоже была.

Но Дел продолжала петь и меч в ее руках начал оживать.

Сначала я в это не поверил. Лунный свет неверен: я подумал, что облака закрыли месяц и освещение изменилось. Но облака это были или нет, лунный свет отступал перед светом меча. Сияние клинка разбавляло лунные лучи.

Оно появилось на острие. Сначала легчайший проблеск света. Искра, стойкая и немигающая, вытекла как вытекает капля крови из пальца. Она забилась как пульс, словно дышала, а потом медленно поползла наверх, оставляя за собой такие же бусины, нанизывая ожерелье словно из кристаллов Пенджи. Нахмурившись, я смотрел, как капель становится все больше и больше, они замкнули цепь и обоюдоострый клинок засветился.

Пульсация. Слабый свет, сияние, вспышка… все гаснет и начинается снова.

Дел пела и клинок охватило пламя.

– Аиды, Дел… – я торопливо вскочил, неуклюже выпутываясь из одеяла и собираясь выбить из ее рук меч, но едва не растянулся на полу. Окончательно запутавшись в одеяле (акиви еще плескался в голове), я зашатался. В языках пламени ее лицо казалось мертвым.

Я уже подумал, что огонь охватит ее волосы, но обошлось без этого. Пламя не коснулось ее кожи. Языки цеплялись за клинок, облизывая острые края и застенчиво играя с рунами, а потом умерли, опали, когда ее песня сбилась. Дел не сводила взгляда с рун.

Я потянулся, но что-то в ее лице заставило меня отдернуть руку. Я уже давно мог безнаказанно касаться яватмы, потому что знание ее имени позволяло мне до определенной степени фамильярничать с ней. Я мог соприкоснуться с частью силы, которую Дел знала в полной мере. Однажды, по незнанию, до того, как Дел сказала мне имя яватмы, я схватился за серебряную рукоять с вечно меняющимися узорами и потерял кусок кожи с ладони. След держался несколько недель и постепенно исчез, но шрам в душе остался.