Песнь Хомейны - Роберсон Дженнифер - Страница 88

– Ты голоден? – спросил я.

Роуэн кивнул. Как и все мы, он сильно исхудал – кожа да кости. Поскольку он был Чэйсули, его худоба была более заметна, я носил бороду, и никто не замечал, как я выгляжу. В этом были свои преимущества:

Роуэн смотрелся неважно, я – нет, а я, надо сказать, терпеть не мог, когда меня спрашивали, как я себя чувствую. Это заставляло меня ощущать себя слабым и беспомощным, я же таким не был. Но – увы, иногда за трон и власть приходится расплачиваться и этим.

Роуэн натянул перчатки, чуть замешкавшись с правой – движение причиняло ему боль. Он был по-прежнему бледен, потеря крови заставила побелеть его лицо, бронзовое, как у всех Чэйсули, это, да еще потемневшие от выпитого снадобья глаза, делало его больше похожим на хомэйна.

Бедняга Роуэн, подумал я, вечно мечущийся между двумя мирами и народами…

Он провел здоровой рукой по волосам и посмотрел на меня, усилием воли заставив себя улыбнуться:

– Мне не больно, мой господин. Уэйтэ, откладывая орудия хирурга, неодобрительно хмыкнул:

– В моем присутствии ему, видите ли, больно, а перед Мухааром – нет. У вас, мой господин, поразительные способности целителя… может, нам нужно поменяться местами?

Роуэн покраснел. Я ухмыльнулся и откинул дверной полог, жестом приказав ему выйти первым, хотя он и хотел пропустить меня вперед. Туман обдал наши лица холодом. Роуэн передернул плечами, баюкая раненую руку:

– Мне действительно лучше, господин мой. Я ничего сказал ему о порошке, просто показал жестом на ближайший костер, где жарилось мясо:

– Туда. Горячее вино и жареный кабан. Тебе без сомнения станет лучше, когда твой желудок будет полон.

Он осторожно пошел по утоптанной промерзшей земле, стараясь не потревожить раненую руку.

– Господин мой… прости.

– За то, что тебя ранили? – я покачал головой. – Ты получил рану, которая предназначалась мне. Это требует моей благодарности, а не твоих извинений.

– Нет, – его юное лицо прорезали морщинки. Он смотрел себе под ноги, и волосы, черные, как вороново крыло, почти скрывали его лицо: как и я, он давно не стриг волос. – Лучше бы рядом с тобой был Финн. Я… я не ленник, – он бросил на меня взгляд темных глаз. – Мне не хватает умения, чтобы охранить тебя, мой господин.

Я остановился у костра и кивнул солдату, который занимался жареным кабаном, тот тут же принялся резать мясо – должно быть, тем же ножом, каким разделывал добычу.

– Ты не Финн и никогда не смог бы стать им, – ответил я Роуэну. – Но я хочу, чтобы ты был рядом со мной.

– Мой господин…

Я жестом заставил его замолчать:

– Когда шесть месяцев назад я отослал Финна со службы, я знал, чем рискую.

Но все же это нужно было сделать для нашего общего блага. Я не отрицаю, что для меня важно было его присутствие рядом. Связь между ленником-Чэйсули и его Мухааром – священна, но когда отвергнута клятва крови, изменить уже ничего нельзя Я взял его за здоровую руку, зная, что под мехами и кожей нет золотых браслетов лиир.

– Я не ищу второю Финна. Я ценю тебя – таким, каков ты есть. Не разочаровывай меня тем, что ты сам столь низкого о себе мнения.

Солдат бросил кусок мяса на ломоть черствого хлеба и протянул мне. Я, в свою очередь, передал его Роуэну:

– Ешь. Ты должен восстановить силы, чтобы быть готовым к новым сражениям.

Туман был таким густым, что в волосах Роуэна оседали капли воды. Влажные пряди спадали ему на плечи, лицо его было усталым и бледным, кожа обтягивала кости, но мне подумалось, что боль ему причиняет не только рана.

Рядом с очагом грелась баклага вина. Я наклонился, налил кружку и протянул ее Роуэну. Когда я наливал вторую – для себя, кто-то окликнул меня.

– Мяса, господин? – спросил солдат с ножом.

– Подожди минутку.

Я поднялся и пошел на крик. В тумане трудно было разобрать, откуда он донесся, но тут я увидел вынырнувшие из серой дымки силуэты всадников: трое хомэйны из моего войска, четвертый – чужак.

Они были одеты в привычную кожу и меха. Туман расступился перед ними, позволив разглядеть их, потом сомкнулся снова за их спиной.

– Мой господин!

Один из всадников спешился и опустился на одно колено, потом снова поднялся:

– Посланник, мой господин.

Рука указывала на незнакомца, до сих пор сидящего в седле. Его конь был хорош, как обычно бывают кони вестников, но герба, показывавшего, откуда он, я не увидел. Темная кожа, меха – еще темнее, шапка закрывает голову, оставляя открытым только лицо.

Горячее вино грело мне руки даже сквозь перчатки.

– Атвиец? – я постарался не вкладывать в это слово никакого определенного выражения. Незнакомец стянул шерстяную ткань, окутывающую его голову поверх шапки:

– Нет, мой господин, элласиец, – голос был ясный и чистый, – посланник Наследного Принца Куинна.

Лахлэн. Я не сумел удержаться от улыбки:

– Слезай с коня, друг мой посланник. Добро пожаловать.

Он спешился, подошел ближе и упал на одно колено в быстром почтительном поклоне. Хорошо исполнено. У него было дружелюбное открытое лицо в веснушках, он был молод, но явно знал свое дело. Судя по цвету бровей, под шапкой скрывались рыжие волосы, а глаза у него были зелеными.

– Мой господин, я рад служить Наследному Принцу. Он приказал мне передать это, – из кожаного мешочка на поясе он извлек свиток, скрепленный печатью голубого цвета со знакомым гербом – арфа и корона Эллас. Мне вспомнился Лахлэн с его Леди в руках, рассказывающий мне, кто он.

Я сломал печать и развернул свиток, во влажном воздухе мгновенно утративший свою упругость, однако слова были вполне разборчивы.

Возвратившись домой в Регхед я был встречен моим королем и отцом весьма тепло и сердечно – он просто осыпал меня дарами. Одним из них была личная гвардия – на случай надобности. Не знаю, думал ли Родри, что я решу быть щедрым и передам этот дар тебе. Не думаю, что намерения короля относительно этого подарка были таковы, но я уже распорядился им по-своему. Мои люди в твоем распоряжении, пока у тебя есть в них нужда. И если ты по доброте своей решишь ответить даром на дар, я прошу только, чтобы ты был милостив к Эллас в тот день, когда мы попросим тебя о союзе.