Песнь Хомейны - Роберсон Дженнифер - Страница 69

Жа-хай, чэйсу, Мухаар…

Эта пропасть поглотила меня, я падал назад во Чрево. И не знал, извергнет ли оно меня снова…

Дункан, о, Дункан, почему ты не предупредил меня …но можно ли предупредить об этом, как должно? Или остается падать, и падать, и падать, чтобы узнать, чтобы понять?..

Вниз.

Я был пойман. Что-то задержало, остановило меня в моем бесконечном полете вниз. Что-то обвилось вокруг моих лодыжек и запястий. Руки? – нет, что-то иное, что-то, что протянулось из темноты, крепко охватив мои запястья и лодыжки, ноги и грудь. Я висел животом вниз над кромешной тьмой.

Меня вырвало. Блевота, поднявшаяся из глубины желудка, хлынула у меня изо рта вниз, в глубину. Я был опустошен – оболочка трепещущей плоти. Я висел совершенно неподвижно, не решаясь ни пошевелиться, ни вздохнуть – безмолвно моля, чтобы то, что меня поймало – что бы это ни было – не выпустило меня снова.

Боги… не дайте мне упасть… только не это – снова…

Сеть? Прочная тонкая сеть, возможно, укрепленная на невидимых мне выступах по окружности ямы? На верхних краях я ничего подобного не видел, но, может быть, стены ямы вовсе не такие гладкие, как мне показалось? Может, отсюда даже можно выбраться…

Невидимые жгуты не впивались в тело – просто поддерживали меня в неподвижности, так, что я касался только воздуха. Сеть поддерживала меня – но так, что я не ощущал ее.

Колыбель. И – ребенок, висящий лицом вниз в Утробе.

– Дункан? – прошептал я, страшась, что звук моего голоса нарушит шаткое равновесие. – Так и должно быть?..

Но Дункана не было – я остался совершенно один, и понимал, почему он сделал это. Финн не слишком много говорил о ритуалах Чэйсули, связанных с инициацией, поскольку большинство воинов считалось взрослыми, обретя связь с лиир, но я думал, что было что-то еще. И я, будучи хомэйном, то есть неблагословенным, никогда не смогу узнать ничего об этих ритуалах – если только это не поможет мне выяснить, что же делает Чэйсули – Чэйсули.

Этой ночью я сделаю тебя королем.

Королем, подумалось мне, или помешанным? Страх может сломать душу.

Я не шевелился. Я висел. Я слушал. Я думал о том, вернется ли Дункан, чтобы проверить, как я и что со мной. Я услышу его. Для меня сейчас даже его бесшумные шаги прозвучат ударом камня и камень. Я услышу его, потому что вслушиваюсь в тишину с отчаяньем человека, который хочет сохранить разум. И, если он войдет, я крикну ему, чтобы он выпустил меня.

Возможно, я даже буду умолять его.

Войди принцем и выйди Мухааром.

Боги, да стоит ли это того?

Воздух. Я дышал. Он был безвкусным – не вонючим, не ароматным, может быть, в стенах колодца есть отверстия, через которые можно было бы бежать…

Я висел в полном безмолвии. Когда повернул голову – медленно-медленно услышал, как проворачиваются в своих гнездах шейные позвонки. Не звук: тень звука, шорох, шепот. Но я слышал его.

Я слышал, как что-то забилось внутри: па-тамм па-тамм па-тамм…

Шаги? – нет. Дункан? – нет.

Па-тамм па-тамм па-тамм…

Ветер летел сквозь меня, шипя, свистя и рыча. Я закрыл глаза и попытался замкнуть слух.

Па-тамм па-тамм па-тамм…

Я висел в пустоте. Обнаженный и совершенно одинокий. Чрево Земли. Снова младенец – вот чем я был, нерожденная душа, заключенная в Утробе. То, что я слышал, было только лишь биением моего сердца, шумом моего дыхания. Я снова стал младенцем – и, боги! как я хотел родиться снова!

– Дунканннн…!

Я закрыл глаза. Я висел. Исчезала холодная дрожь страха, я утратил осязание, я не чувствовал больше, что меня держит хоть что-то – даже эти невидимые жгуты…

Я плыл.

Тишина.

По течению…

Ни тепла. Ни холода. Ничего. Ничто. Я плыл в отсутствии звуков, запахов, ощущений. Меня не существовало.

Я ждал с бесконечным терпением.

Звон. Как звон стального клинка о клинок. Звон. Звук…

Он наполнил мою голову. Мне казалось, я ощущаю его, чувствую его запах – у него был привкус крови. Может, я прокусил губу? Нет. Крови у меня не было. Была только плоть, поддерживаемая невидимыми и неощутимыми.

Я знал, что мои глаза открыты, что они смотрят. Слепо. Я видел только тьму – совершенное отсутствие света. А потом она поднялась – восстала, захлестнула меня – и на меня обрушился свет мира.

Я закричал. Весь свет мира – это слишком, слишком – или вы хотите ослепить меня?

Это ненадолго сделает тебя одним из нас.

– Дункан?..

Я прошептал это имя – но в невыносимой тишине оно прозвучало криком. Я задергался в своих путах – и осознал, что у меня есть тело. Тело. Две ноги, две руки, голова. Я – человек. Мужчина. Кэриллон Хомейнский.

Ненадолго – ты поймешь, что значит быть Чэйсули.

Но я не понимал этого.

Я вообще ничего не понимал и не знал сейчас.

Я думал только о том, чтобы родиться.

Шелест крыльев – и, показалось, скрежет когтей. Кай?.. Нет. Дункан оставил его наверху.

Шорох крыльев – словно большая птица развернула их, расправила – снова сложила и принялась чистить перышки. Крик сокола – яростный голос ястреба, настигающего добычу – вопль разгневанного орла…

Птицы. Меня окружили птицы. Я чувствовал дуновение ветра, поднятого их крыльями – легкие, как вздох, прикосновения перьев к лицу… Как же мне хотелось стать одним из них, ощутить ветер, наполняющий меня, поддерживающий меня, почувствовать, как мои крылья рассекают воздух – свободную радость полета, и танцевать – да, танцевать в потоках воздуха…

Какое искушение! Я крикнул – крикнул изо всех сил:

– Я человек, а не птица! Человек, а не зверь! Человек, а не Изменяющийся!

Тишина обняла меня, коснулась моего лба. Па-тамм, па-тамм, па-тамм…

Шепот.

ДемонДемонДемон… Я плыл в пустоте. ДемонДемонДемон… Я вздрогнул. Нет.

ИзменяющийсяОборотеньЧейчули НетНетНет.

Я улыбнулся. ЧеловекЧеловекЧеловек.

Ты Изменяешься ИзменяешьсяИзменяешься…

Благословение богов, заметил я. От него не отрекаются.

ЗверьЗверьЗверь…

Нет!Нет!Нет!

Я плыл в пустоте. Я стал зверем.

Я бежал. Бежал на четырех лапах. Четвероногий зверь с пушистым хвостом – я бежал. Я познал радость этой свободы.

Теплая земля под моими лапами – мои когти вонзались в нее. Запахи деревьев и трав, неба и ветра. Радость краткого прыжка-полета через ручей. Горячая кровь добычи, вкус мяса на языке. Но более всего – свобода, совершенная, полная свобода: отбросить все горести и тревоги, жить настоящим. Не вчерашним и не завтрашним днем: настоящим. Жить по-настоящему. Теперь. Сейчас. В этот миг.