Песнь Хомейны - Роберсон Дженнифер - Страница 19

– Но Беллэм силен, – заметил Лахлэн, снова заставив меня задуматься о том, насколько больше он знает, чем говорит: в его голосе звучала уверенность.

Хомэйн кивнул:

– Он действительно силен, за ним многочисленное войско, которое верно служит ему – и к тому же подле него всегда Тинстар. Но Кэриллон однажды уже привел Чэйсули в Хомейну-Мухаар и едва не победил Айлини. В этот раз, быть может, удача будет сопутствовать ему.

– Только если ему помогут.

– Ему помогут. Лахлэн кивнул:

– Но среди вас есть чужаки. Например, я – хоть я и элласиец.

– Ты арфист, – молодой человек сдвинул брови. – Арфисты – особый случай. А что до этого солиндского пса – он будет убит.

Лахлэн посмотрел в мою сторону:

– А вон тот?

Хомэйн только улыбнулся в ответ. Мгновением позже несколько человек уже стояли за моей спиной, требуя отдать им оружие – кинжал и меч. Я поколебался мгновение, потом передал им оба клинка. Теперь двое хомэйнов стояли за моей спиной, один – слева от меня. Как видно, молодой человек предпочитал не рисковать:

– Разумеется, он тоже будет убит.

Разумеется. Я улыбнулся Лахлэну, тот явно выжидал. Мой кинжал передали молодому человеку, он быстро оглядел его, нахмурился, пытаясь разобрать кэйлдонские руны, потом положил кинжал на стол. Затем ему передали меч. Он с удовольствием осмотрел великолепную заточку клинка, потом увидел врезанные в него руны и изумленно расширил глаза:

– Работа Чэйсули! – он бросил на меня острый взгляд. – Откуда он у тебя?

На миг мне показалось – что-то дрогнуло в его лице.

– Снял с мертвого, должно быть. Мечи Чэйсули – вещь редкая.

– Нет, – возразил я, – я получил его от живого человека. А теперь, покуда вы еще не убили меня, я повелеваю тебе сделать одну вещь.

– Повелеваешь – мне? – он изумленно поднял брови. – Ты можешь попросить… но это вовсе не значит, что я отвечу или исполню просьбу.

Я не пошевелился. – Срежь кожу с рукояти.

Хомэйн ощупал рукоять. Она была надежно скрыта кожаной обмоткой от любопытных глаз – я постарался на совесть. Что ж, видно, придется постараться еще раз…

– Срежь кожу.

Несколько мгновений он пристально смотрел на меня – но в конце концов вытащил кинжал и исполнил то, что я говорил.

И – безмолвно уставился на рукоять: королевский лев из чистейшего золота Чэйсули, великолепный рубин – Око Мухаара…

– Скажи же, что это – чтобы слышали все, – тихо велел ему я.

– Гербовый лев Хомейны… – он перевел взгляд с рукояти меча на мое лицо, и я улыбнулся.

– Кому принадлежат этот меч и этот герб? Его лицо побелело.

– Правящему Дому Хомейны… – он замолчал, потом выдохнул отчаянно, – Но ты мог и украсть этот меч!

Я задумчиво посмотрел на моих стражей:

– Ты разоружил меня. Позволь мне выйти на свет.

– Выходи.

Его лицо снова приобрело нормальный цвет. Хороший он все-таки мальчишка молодой, злой… и – как же боится того, что может услышать от меня!

Я поднялся, ногой отпихнув табурет, и медленно подошел к нему, не отрывая взгляда от его смуглого лица. Он был высок – высок, как Чэйсули – и все же я был выше его ростом.

Медленно я закатал рукав, открыв кольцевой шрам на левом запястье.

– Видишь это? На правой руке – такой же. Ты должен узнать оба, Роуэн.

Он отшатнулся, на лице его читалось изумление и крайняя растерянность.

– Ты был пленником Кеуфа Атвийского – как и я. Тебя высекли – за то, что ты опрокинул кубок с вином на самого Кеуфа – хотя я и просил пощадить тебя. На твоей спине должны остаться следы плети как на моих руках остались следы от атвийских кандалов, – я снова опустил рукав. – А теперь – могу я получить назад мой меч?

Ошеломленный и растерянный, Роуэн перевел взгляд на меч, который он держал в руках, потом, словно бы наконец осознав, что происходит, он порывисто протянул клинок мне – и, когда я принял его, упал передо мной на колени:

– Господин мой, – прошептал он, – о, господин мой… прости меня!

Я вернул клинок в ножны:

– Мне нечего прощать. Ты сделал то, что должно. Роуэн смотрел на меня снизу вверх. Теперь я видел, что его глаза в свете свечей – не черные, но желтые, потому-то я никогда не мог отделаться от ощущения, что он Чэйсули хотя сам Роуэн и отрицал это.

– Когда мы начнем сражение, господин мой? Я рассмеялся его нетерпению:

– Сейчас поздняя зима. Нам нужно будет время, чтобы собрать людей.

Возможно, весной мы сможем начать… – я жестом показал ему – встань. Поднимайся. Здесь не место для таких церемоний. Да и я еще не Мухаар.

Роуэн не пошевелился:

– Примешь ли ты мою службу? Я наклонился, ухватил его за рубашку и поднял на ноги:

– Я же сказал тебе, поднимись с пола, – проговорил я мягко, к моему удивлению, мальчишка за это время успел изрядно подрасти. Когда мы виделись в последний раз, ему было едва тринадцать лет.

Роуэн оправил одежду:

– Да, господин мой.

Я повернулся к остальным. Все они были людьми Роуэна, готовыми к восстанию и мятежу. Сейчас на их лицах читалась растерянность: они не до конца верили в то, что принц, которого они так ждали, действительно вернулся и теперь находится среди них.

Я прочистил горло:

– Большинство из вас слишком молодо, чтобы помнить Хомейну до кумаалин до тех времен, когда мой дядя Мухаар вынес всем Чэйсули смертный приговор. Вы выросли в страхе и недоверии к ним – как и я сам, – я поднял руку, исключая самую возможность каких бы то ни было возражений. – Они не демоны. Не звери.

Они не служат богам преисподней – они служат мне.

Я помолчал:

– Кто-нибудь из вас когда-нибудь видел воина Чэйсули?

Нестройный хор отрицаний был мне ответом, даже Роуэн сказал – нет. Я заглянул в лицо каждому из них:

– Я не потерплю вражды и кровопролития между своими людьми. Чэйсули – не враги вам.

– Но… – начал было один из хомэйнов – и тут же умолк под моим взглядом.

– Не так просто забыть то, чему вас учили всю жизнь, – продолжал я уже спокойнее. – Я знаю это лучше, чем вы думаете. Но я полагаю также, что вы сможете пересилить суеверный страх перед тем, чего не понимаете – и тогда вы увидите, что они ничем не отличаются от остальных людей, – я помолчал. – Лучше бы вам так и поступить.