Изменяющие облик - Роберсон Дженнифер - Страница 38

Финн, снова спокойный, покачал головой:

– Последние три дня она была в трауре, как велит обычай – с тех пор, как услышала вести. Но этот траур не будет долгим, если она решит взять себе нового чэйсула.

– Боррс знал о ребенке? Финн дернул плечом:

– Он мне об этом ничего не говорил. Но он знал близко и тебя, и меня, рухо, и вряд ли стал бы говорить об этом с рухолли того, кто первым познал его чэйсулу. Разве не так?

– Значит, она не назвала жехаана. В глазах Финна снова вспыхнул насмешливый огонек:

– Быть может, даже сама Малина не знает жехаана своего нерожденного ребенка, рухо. А ты – знаешь?

Аликс подступила к нему:

– Что все это значит? Какое отношение это имеет к Дункану?

– Было бы лучше, если бы он сам рассказал это тебе.

– Говори!

Финн бросил короткий взгляд на брата, потом кивнул. Его улыбка стала торжествующей, и было в ней что-то волчье:

– Дункан должен был просить клановых прав Малины через год – взять ее своей чэйсулой. Она была его женщиной… одни только боги знают, с каких пор. В кланах дети одного возраста часто вступают в браки… – он поскреб бровь. – Но Боррс тоже желал ее, и когда Дункан решил подождать, став вождем клана, Малина ждать не захотела. Я не понимаю этих женских прихотей, когда женщина берет одного мужчину, чтобы наказать другого, но именно это она и сделала, – он со значением посмотрел на Дункана. – Теперь Боррс среди потерявших душу, и она снова свободна выбирать… – снова многозначительная пауза. – Или быть избранной.

Аликс не слишком верила Финну, а потому взглянула в глаза Дункану, стремясь прочесть в них правду. Но воин отвернулся и молча пошел к выходу.

Низкий смешок Финна словно ужалил ее, Аликс обернулась в гневе, замахнувшись сжатым кулачком, но он снова рассмеялся, и ее рука упала:

– Почему? – с отчаяньем вскрикнула она. – За что ты так наказываешь меня?

Финн сел на постели, куртки на нем не было, и она увидела, что бронзовая кожа на его груди иссечена шрамами. Рана в плечо не была перевязана, но явно заживала, и Аликс снова вспомнила, как он убил солдата, пытавшегося убить ее.

– Итак, – низким насмешливым голосом проговорил он, – ты, наконец, увидела свою толмоору. Я вижу, ты выбрала моего рухолли, забыв даже Кэриллона. Только вот Дункану теперь придется вернутся к его первой женщине,

– он прищелкнул языком. – Бедняжка мэйха, – Мне не нужна твоя жалость!

– Дункан во многом отличается от меня, мэйха, особенно в своем отношении к женщинам. Долгое время его вполне удовлетворяла Малина, и другие были ему не нужны, – он пожал плечами. – Я беру женщину, когда и где хочу – свободно. Кроме тебя, мне еще никто не отказывал.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Что, взяв чэйсулу, Дункан свяжет себя на всю жизнь. Если Малина предлагает клановые права, и она заведомо не бесплодна, нужно быть глупцом, чтобы отказаться от нее, – Финн потянулся. – Мой рухо не совершенство, конечно, но и не дурак. Ухмыльнулся:

– Не волнуйся, мэйха… все же тебя возьму я. Ты не будешь одинока, обещаю.

Ей захотелось крикнуть на него или ударить, но она не сделала ни того, ни другого. Даже в порванном и заляпанном грязью платье она сейчас выглядела по-королевски благородно:

– Я дочь Хэйла… теперь я в это верю. Значит, я Чэйсули. Значит, я вольна выбрать любого мужчину, рухолли, и я говорю тебе, ты – последний, кого я могу выбрать. Последний, запомни это.

Аликс вышла, чувствуя странное удовлетворение от того, что так легко осадила его. Судя по его лицу, она действительно попала в точку. Но удовлетворение улетучилось, едва она вспомнила причину их словесной баталии.

Покинув зеленый шатер Финна, Аликс затосковала по Дункану.

С высоты спустился Кай.

Идем со мной, лиирэн.

Куда? безразлично спросила она.

К моему лиир.

Твой лиир ищет общества другой женщины.

Голос Кая звучал удивительно ласково. Ты устала, ты в печали и смятении.

Идем.

Аликс с молчаливой покорностью последовала за птицей через весь лагерь к серо-голубому шатру, украшенному изображением золотого ястреба. Кай уселся на отполированный деревянный шесток-, девушка откинула дверной полог и вошла внутрь.

Шатер Дункана был устлан мягкими пушистыми шкурами и убран гобеленами, это было красиво, хотя Аликс и не могла разобрать странных рун и знаков, вплетенных в голубой орнамент. Девушка присела у очага, наполненного пеплом.

Сейчас она чувствовала себя маленькой, несчастной и беспомощной. Болело все тело, ныли кости, она задыхалась, с каждым глотком воздуха это становилось все ощутимее. Наконец она склонила голову и стиснула виски.

– Боги, – прошептала она, – что я сделала?

Она глубоко вздохнула:

– Я оставила свой дом в долине… Меня выслали из Хомейны-Мухаар… я приехала в чужую страну с человеком, которого не понимаю, а он отказался от меня так же легко, как Шейн…

Аликс стиснула кулаки, словно собиралась сразиться с демонами, завладевающими ее разумом:

– Я отдалась ему… а теперь он хочет взять себе другую! – она подняла голову и невидящим взглядом уставилась на гобелен. – Что я сделала?

Гобелен ей не ответил, не ответил и Кай. Аликс всем сердцем желала сейчас услышать его ласковый успокаивающий голос, но птица молчала. Однако в мозгу Аликс шептали другие голоса, похожие на те, что она слышала в лесу, но не Давившие на мозг с такой силой.

– Я сошла с ума, – прошептала она. Шепот не умолкал, Аликс начала различать отдельные голоса и напряженно нахмурилась, пытаясь разобрать смысл их речей. Она провела рукой по голове, словно стараясь расплести вязь голосов и шепотов, и поняла, что ее волосы снова спутались. Серебряным гребнем Дункана она начала расчесывать их, надеясь, что боль избавит ее от того, что она не могла понять.

Расчесанные волосы она заплела в косу, перевязав ее узкой полоской бархата, оторванной от платья. Шелк и бархат был изорван, но ей не было дела до платья: она хотела только Одного – вновь завоевать внимание Дункана.

Дункан вошел неслышно, в лице его не было той теплоты, к которой она успела привыкнуть, оно было напряженно-сосредоточенным.

– Ты должна сейчас пойти со мной.