Кто-то за дверью - Робер Жак - Страница 20

– И все же одну вещь я никак не могу для себя уяснить, – говорит Андре, – какова моя роль во всей этой истории. Ночью по телефону вы сказали, что происходит нечто очень серьезное и что я должен обязательно приехать в Дьепп. Чем я в сущности могу быть вам полезен? Тем более, если вы хотите развестись.

Тут в нашей беседе наступает деликатный момент, и мне необходимо взвешивать каждое слово.

– Вот что, Андре. Я бы очень хотел, чтоб теперь все закончилось достойным образом, как подобает между интеллигентными людьми. Не будем смешными.

– Совершенно с вами согласен, – одобряет П. Д. Ж, надуваясь, как индюк.

– Но для этого мне нужны вы.

– Для чего именно?

– Для того, чтобы встретиться с Полем Дамьеном.

Мои слова производят эффект разорвавшейся бомбы, и он, словно оглушенный, широко раскрывает рот.

– Вы в самом деле хотите этого?

– Да, это необходимо, – говорю я. – Прежде всего потому, что я его не знаю, а мне ужасно любопытно с ним познакомиться.

– Но где вы хотите с ним увидеться? В Лондоне?

– Нет. Прямо здесь.

Вторая бомба. На этот раз Андре просто контужен.

– Здесь? – ошалело переспрашивает он.

– Да, здесь. Где я так часто думал о нем и так живо его воображал. А потом речь идет о наследовании, мой дорогой. В таких делах всегда возникает масса вопросов, которые необходимо урегулировать. Вообще-то не помешала бы такая традиция: любовники являются к мужьям просить руки их жен.

Ох, это ему совсем не нравится! Моя легкомысленная болтовня, мой деланный юмор. Он поджимает губы.

– Поистине меня восхищает ваше хладнокровие! А также, должен сказать, ваше безразличие.

Он вдруг принимает вид жандармского полковника. Но я быстро собью с него спесь.

– Не станете же вы меня упрекать, что я не задушил вашу сестру?

– Нет, но...

– Но вам хотелось видеть мои страдания...

– Я этого не говорю...

– Но думаете! Ну что ж, успокойтесь, я страдаю! По-своему, как, смею полагать, не свойственно другим.

– Действительно! – он снова поджимает губы. Он меня нервирует, а мне нельзя нервничать.

– Может, вы все-таки выслушаете мое предложение?

– Слушаю вас, – говорит он и усаживается, скрестив руки, ноги, а может, и пальцы на ногах.

Мне думается, что весь он вот так складывается, а в животе образуется комок, когда, скажем, к нему приходит делегация его служащих просить прибавки жалования. И вид у него, должно быть, такой же жизнерадостный.

Но раз он меня слушает, приступим!

– Так вот, Андре. Я бы очень хотел, чтобы вы мне оказали услугу и как можно скорее отправились в Лондон. Есть пароход сегодня вечером, в шесть часов.

Достаю из кармана конверт и сую его в руки Андре, не дожидаясь его согласия.

– В конверте адрес гостиницы, где они укрылись. Похоже, прелестный отельчик. С видом на Темзу.

На секунду прикрываю глаза и вижу этот малень-кий-отель-на-берегу-Темзы. О, ревность! Страшное цветное кино, где преобладает алый цвет крови, которую так хочется пролить!

– А если Поль Дамьен откажется встретиться с вами? – говорит мой шурин. – Если он откажется приехать в Дьепп.

Я весь внутренне напрягаюсь. Жестокость задуманного мною плана придает твердости моим словам.

– Вы скажете, что я буду ему очень обязан, если он избавит от путешествия меня. Откровенно говоря, я считаю, что он просто обязан это сделать.

А теперь немного лести:

– У меня уже был случай оценить ваши способности дипломата, Андре. Уверен, что вы сумеете его убедить.

И, наконец, будем чуточку необузданны, но не больше, чем необходимо:

– Разрешаю вам даже прибегнуть к угрозе. От моего имени, разумеется!

– Зачем его пугать? – Андре явно делается не по себе.

– Ему нечего опасаться, если он придет ко мне, Но на этом визите я настаиваю непременно! Это мой последний каприз. И поверьте, все будет в наилучшем виде. Если же он захочет уклониться, его ждут большие неприятности. Скажите это ему! Скажите! Это заставит его решиться!

Андре Дюверже пребывает в сомнении. Он ерзает в кресле. Ему вовсе не улыбается браться за дело, которое я ему доверил. Он представляет себе Поля Дамьена, здорового как бык, храбреца. Соблазнитель, несомненно, окружен ореолом, этаким ореолом наглеца, сдвинутым, как кепи легионера, чуть набекрень.

– А если мои слова не произведут на него впечатления? – бормочет Андре. – Если он не испугается угроз? Короче, если он твердо откажется встретиться с вами?

– Тогда вы скажете ему, что таким образом он подставляет под удар Франсуазу.

– Как? – пищит мой шурин.

– По идее этот довод должен заставить его уступить. Смелые мужчины всегда ведут себя по-рыцарски. Из страха оказаться трусом в глазах дамы.

– Ох, знаете, я не испытываю ни малейшего энтузиазма, ни малейшего!

Очень досадно, ибо я вижу, как он раскисает на глазах. Начинаю думать, не напрасно ли я на него положился. Однако успех моего предприятия зависит целиком от его посредничества. Только он может доставить мне сюда Поля Дамьена. Надо его встряхнуть, приставить ему к горлу мой острый нож:

– Если вы не поедете в Лондон, ваша сестра окажется в затруднительном положении. Уж это я вам гарантирую, Андре!

Вижу мелькнувший в его глазах страх.

– Хорошо, – тихо произносит он, – я отправлюсь шестичасовым пароходом.

Ух! После легкой заминки мотор вновь стучит без перебоев, еще веселей, чем раньше, и наше сердце вместе с ним. Я вновь обретаю уверенность и всю свою гордыню. Без малейшей дрожи, неотвратимо я продолжаю давить пружину моей адской машины.

– Последняя деталь, Андре, но самая важная: Поль Дамьен должен прийти сюда один. Если он появится в сопровождении Франсуазы, я не открою дверь.

– Вы не хотите вновь увидеть Франсуазу? – лепечет Андре, ему явно требуется время, чтобы усвоить, что разрыв окончателен.

– Я не желаю ее видеть ни под каким предлогом! Поймите меня: в ее присутствии я рискую утратить хладнокровие. Хладнокровие – это английское изобретение, заменяющее аспирин, когда мучают душевные страдания.

– Вы меня восхищаете: вам достаточно аспирина!

– Будьте спокойны, у меня есть целая аптечка. В настоящий момент я даже испытываю новое лекарство, которое должно радикально излечить болезнь.

Эта фраза и сопровождавшая ее недобрая улыбка заставляют Андре взглянуть на меня с тревогой, и я просто упиваюсь.

– Вы не наделаете глупостей, Луи? – бормочет он. Мой смех звучит как скрип.

– Нет, нет! Это не то, что вы думаете!

– Я рад, – с облегчением произносит Андре.

В какое-то мгновение ему наверняка привидилось, как я весело болтаюсь на веревке. Или же заглядываю в дуло охотничьего ружья, нажимая пальцем на спуск.

И не то что б он очень уж дорожил моей шкурой. Наверное, я начинаю даже быть ему в тягость. Но тут как с разводом: самоубийство в семье – «такой срам», как говорит мой молочник.

– Мы с вами уже не в том возрасте, когда умирают от любви, – говорит П. Д. Ж нравоучительным тоном.

Глубоко вздохнув, он добавляет:

– Пока еще можем от нее страдать, и этого вполне довольно.

О, такой случай я не могу упустить:

– Ваши слова заставляют меня думать, дорогой Андре, что у вас дома тоже не все ладно. Надеюсь, Изабель...

Он реагирует так, словно я прищемил ему палец дверью.

– Изабель вполне счастлива, благодарю вас, – поспешно заверяет он.

– Она-то, может, счастлива, в то время как вы – нет, – говорю я, усугубляя таким образом его мучения.

Затем уточняю елейным голосом:

– Разумеется, говорю вам это исключительно из симпатии.

Возможно, Андре Дюверже и глуп как пробка, но ту немалую долю иронии, что я вложил в свою последнюю фразу, он все же прекрасно уловил.

– Если не возражаете, не будем отвлекаться от ваших дел, – сухо произносит он. – И в этой связи хочу вам задать последний вопрос, чисто практического порядка. Как Поль Дамьен сообщит вам о своем визите?