Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Повести моей жизни. Том 2 - Морозов Николай Александрович - Страница 40


40
Изменить размер шрифта:

Прекратив эти размышления, я оглянулся вокруг себя. Солнце уже взошло и залило своими яркими утренними лучами темно-красные крыши домов на противоположной стороне улицы. Они отбрасывали ко мне свой цветной свет и придавали всем окружающим меня предметам алую окраску. Вставать было еще рано. В марте ведь солнце восходит около шести часов утра, а в это время у нас спала даже прислуга. 

Я вновь начал думать о земельных вопросах, и чем дольше думал, тем сложнее и запутаннее представлялись они мне. 

«Но что же может, — спрашивал внутри меня голос, — поднять быстро материальное благосостояние человечества?» 

«Успехи техники! — отвечал ему другой. — Они неизбежно ведут к уменьшению рабочего времени, немыслимому без них, они увеличивают рабочему время отдыха и обеспечивают его продуктами потребления на все свободное время». 

Почему я здесь пишу эти мои давнишние мысли? Только потому, что мне хочется рассказать здесь не об одних своих приключениях, но и о постепенной выработке моего мировоззрения. А мысли эти были естественно навеяны, как видит сам читатель, обстановкой домашней роскоши, в которую я так неожиданно попал прямо из своей темницы. 

Кроме того, в описываемый мною день оказался волею судьбы неожиданный повод и для дальнейшего продолжения этих размышлений и после того, как я окончательно встал. 

Вне постели

Я оделся, умылся и спустился к чаю в столовую, где уже сидели отец и Марья Александровна, читая газеты. 

— Что нового в газетах? — спросил я Марью Александровну. 

— Ничего особенного, — сказала она, наливая мне чай. Мы напились молча. 

По окончании чая отец позвал меня в свой кабинет и, вероятно, с воспитательной целью вынул из своего патентованного несгораемого шкафа кучу процентных бумаг и предложил мне отрезать от них весенние купоны специальными длинными ножницами. Переехав из деревни в Петербург, он вместе с увлечением живописью увлекся также биржевой деятельностью и почти каждый день ездил на час или два на биржу. 

Я уже и ранее много читал об акциях в экономических сочинениях, но никогда еще не видал их, так как отец до сих пор не считал меня достаточно взрослым, чтобы знакомить со своими финансовыми операциями. Вот почему теперь, совершая обряд обрезания купонов, я с любопытством осматривал и самые его акции и облигации как опытное подтверждение своего предыдущего теоретического изучения их. Я уже знал из книг, что купоны акций дают право на соответствующую долю ежегодного чистого дохода с акционерного предприятия, и потому на каждый год имеется при каждой акции только по одному купону, предъявитель которого в управлении получает соответствующую долю дивиденда, который может быть более или менее значительным, в зависимости от принесенных предприятием выгод. Соответственно этому растет и падает цена и самой акции. 

Я взял пять акций Рыбинско-Бологовской железной дороги, на которые подписался мой отец еще в то время, когда она только начинала строиться. 

— Плохие акции, — сказал он мне, увидев, что я их внимательно рассматриваю. — Дорога не дает даже и четырех процентов дохода с затраченного на нее первоначального капитала. Вот если устроится ее продолжение и подъездные пути, доход будет много больше и акции повысятся в цене. Ты это понимаешь? 

— Очень хорошо, — ответил я. 

— Лет пятнадцать назад на склоне одной из калифорнийских гор, — продолжал поучать меня отец, — открыли золотоносную жилу, идущую в глубину, и основали акционерную компанию для ее разработки. По мере того как жила расширялась, росла и цена ее акций, а когда жила начала суживаться, падали и акции; раз при неожиданном расширении жилы в десять раз и цена акций прыгнула в десять раз, а когда жила вдруг прекратилась, так обанкротилось и акционерное общество, и все акции его обратились в ничего не стоящие листы бумаги. 

— С железнодорожными акциями этого не может быть, — ответил я. — Да и с этих, рыбинских, пятипроцентный доход, кажется, гарантирован правительством[23]. 

Отец, все еще не отвыкнувший смотреть на меня, как на мальчика, с изумлением взглянул на меня. 

— Откуда ты это знаешь? — спросил он. 

— Из книг в женевской эмигрантской библиотеке. 

Изумление отца, казалось, удесятерилось. 

— Однако твои социалисты, — сказал он наконец, — оказываются много умнее, чем я думал! 

Я принялся за обрезание следующей пачки акций. Это были страховые. 

— Эти я недавно купил, — сказал отец, — потому что их все ругали. Основатели этого общества не получили и трех процентов на свои взносы и потому продавали их за половину номинальной цены. Я купил и хорошо сделал: доходность начала подниматься после выбора более опытного директора. Никогда не покупай акций, которые все хвалят, это значит, что их цена уже вздута; купишь их за дорогую цену, а через месяц они упадут. Всегда покупай из тех, которые все давно ругают, на которых уже нарезались другие. Если предприятие здоровое, они непременно поднимутся, и ты на этих акциях удвоишь капитал. 

Я не мог не улыбнуться в глубине души. Заметив мой чисто теоретический интерес к процентным бумагам, отец уже заключил, что во мне есть склонность к практической биржевой деятельности, и, очевидно, хотел поощрить мои способности в этом новом, приятном ему, направлении. Во мне же говорил только интерес человека науки, желающего сознательно отнестись ко всем явлениям как природы, так и человеческой жизни. 

Я видел и по другим процентным бумагам, что отец все свои сбережения, оставшиеся от покупки бездоходных картин и статуй, употреблял главным образом на промышленные предприятия. У него были тут и нефтяные, и горнозаводские, и каменно-угольные, и пароходные, и металлургические, и механические, и стекольные, и даже пивоваренные акции. 

Я передвинул к отцу на его край стола всю кучку отрезанных мною купонов. 

— Все отрезал? — спросил он. — Не отхватил ли за следующий год? 

— Нет! 

Он пересмотрел купоны, сосчитал листы акций и, убедившись, что числа сходятся, снова запер акции в несгораемый шкаф с патентованным замком, а купоны положил в свой портфель и приготовился ехать куда-то для их размена на деньги. 

Как только я остался один, я поспешил в свою комнату и начал записывать там свои мысли. 

Я начал сохранять каждый клочок недописанной бумаги, обрывал чистые четвертушки получаемых мною писем и все клал в особую папку, чтобы делать на них нужные мне временные заметки или вычисления. Я не мог выносить, чтобы где-нибудь горела ненужная свеча или электрическая лампа, и это вовсе не из любви к собственной экономии, а из уважения к рукотрудящемуся человечеству, которое создало их на пользу, а не для того, чтобы мы расшвыривали продукты его работы, как свиньи свою похлебку. Я избегал ездить на извозчиках, чтобы своим спросом не вызывать расширения этого малополезного труда. 

«Извозчик нужен, — говорил я сам себе, — когда куда-нибудь спешишь, но лучше поступишь, если не будешь засиживаться в гостях или дома без нужды и пройдешь, куда нужно, пешком. Это будет и этичнее в общественном смысле, и полезнее для здоровья, так как не расслабишь себя да и подышишь свежим воздухом». 

Но я никогда не навязывал насильно другим своих принципов. Я думал, что если люди поймут и почувствуют трудовые отношения, как я их понимаю, то они сами начнут так делать, как я, без всяких увещаний, а если не поймут и не почувствуют, то все равно будут, как светские дамы, расшвыривать продукты чужого труда. При случае, когда было к слову, я, конечно, говорил это всем интересующимся моими мнениями, но я настолько был занят более важными делами, что мне и в голову не приходило ораторствовать по поводу своих размышлений. 

Окончив запись в своей тетради, я приготовился идти в уже известную читателю библиотеку на берегу Невы. Я хотел передать записочку с приветствием всем своим друзьям, начиная с Кравчинского, а в особенности записочку Синегубу в Дом предварительного заключения с благодарностью за присланное им мне письмо. Я все еще не мог опомниться от радости после получения его стихотворения и, не довольствуясь тем, что выучил его наизусть, почти каждый день перечитывал его в подлиннике. 

вернуться

23

Рыбинско-Бологовская железная дорога была открыта для движения в июне 1870 г.; сооружена на акционерный капитал, не гарантированный правительством, и потому давала мало дохода. Упоминавшееся отцом Н. А. Морозова продолжение дороги и подъездные пути впоследствии были сооружены на гарантированные правительством капиталы.