Стилет (другой перевод) - Роббинс Гарольд "Френсис Кейн" - Страница 20

К шестнадцати годам обещание красоты стало воплощаться в действительность: цвет лица и глаза — от матери, достоинства фигуры и грация — от предков по линии отца.

Неподалеку, на другой стороне озера находилась такая же школа для юношей. Воспитанники обеих школ тесно общались. Это общение и завершало работу воспитания и обучения.

Однажды летом — ей тогда едва исполнилось шестнадцать — она каталась по озеру в каноэ в обществе одного из воспитанников соседней школы. У молодого человека — высокого темнолицего принца, наследника трона в одной из стран Ближнего Востока — было длинное имя, которое никому не удавалось запомнить. Все звали его просто Аб. Он был старше на год и казался ей очень красивым: очаровывали голубые глаза и орлиный профиль. Их лодка, отстав от других, причалила к маленькому островку. Они вышли на берег и растянулись на песке, подставив юные тела послеполуденному солнцу.

Он повернулся набок и, приподнявшись на локте, стал внимательно ее разглядывать.

Илина улыбнулась. Его лицо было серьезно.

Он потянулся и поцеловал ее в губы. Она зажмурилась и, обняв его за плечи, потянула к себе. Ей было хорошо. Песок и солнце. И нежные прикосновенья губ. Она чувствовала, как его пальцы отстегивают бретельки ее купального костюма, касаются лица. Сладкое волнение зародилось в груди. Оно росло и наконец вырвалось из горла коротким смешком. Он поднял голову и посмотрел на нее. Эта юная твердая грудь с набухшими сосками… Он медленно ее коснулся, поцеловал… Илина улыбалась.

— Как хорошо… — тихо прошептала она. Он смотрел на нее немигающим взглядом.

— Ты девственница? Она молча кивнула.

— Так требует твоя религия?

— Нет… Я сама не знаю, почему.

— В нашей школе таких называют «холодными штучками». В твоем классе, кроме тебя, нет уже ни одной девственницы.

— Это все по глупости! — сказала она, слыша, как бешено заколотилось сердце.

Какое-то время он молча и все так же внимательно смотрел на нее. Потом задумчиво проговорил:

— Мне кажется, пришло и твое время. Как ты думаешь?

Она молчала. Мгновение помедлив, он стремительно вскочил.

— Я сейчас! — и бросился к лодке.

Она проводила его взглядом, потом сорвала с себя купальник и отбросила в сторону. Лучи солнца ласково коснулись кожи. Чуть приподнявшись, Илина наблюдала, как он, взяв брюки, пошарил в кармане, и кинулся обратно, что-то зажав в кулаке.

Увидев ее, он замер.

— Что это? — спросила она. Он раскрыл ладонь:

— Это чтобы не сделать тебя беременной.

— А-а…— она не удивилась.

О противозачаточных средствах им подробно рассказывали в школе. Все это входило в курс обучения и составляло часть тех знаний, какими должна обладать настоящая леди, вступающая в жизнь. Она опустила глаза, пока он стягивал с себя плавки, и снова подняла их, когда он стал рядом с ней на колени. Какое-то время она восхищенно смотрела на него.

— Какой ты красивый! — вырвалось невольно. Она протянула руку и слегка прикоснулась к нему. — Красивый и сильный! Я не думала, что мужчины так красивы!

— Конечно, мужчины красивее женщин, — согласился он. В его голосе звучали отеческие нотки. Он наклонился к ней, поцеловал и добавил: — Но женщины тоже красивы.

Внезапно ее охватила лихорадочная дрожь. Подумав, что ее трясет от страха, он поднял голову.

— Я постараюсь тебе не повредить…

— О, ты не повредишь мне! — воскликнула она, предвкушая наслаждение. — Я очень сильная!

Она оказалась гораздо сильнее, чем думала. Так сказал ей доктор в Лозанне, завершая дефлорацию на хирургическом столе.

Отметив восемнадцатилетие, Илина приехала в Париж, где жили родители. Она была так же образованна, как и ее одноклассницы, а красотой и способностями превосходила многих. Разыскав квартиру де Бронски, она нажала кнопку звонка и стала ждать.

Мать открыла дверь и, равнодушно взглянув на гостью, спросила:

— Что вам угодно?

«Так говорят со слугами или случайными прохожими», — подумала Илина и усмехнулась про себя. От матери она ничего иного и не ожидала.

— Здравствуй, мама, — сказала она по-румынски. Лицо матери медленно менялось.

— Как? Это ты? — упавшим голосом спросила она. В глазах мелькнула тревога.

— Да, мама. Я могу войти?

Мать посторонилась, и Илина прошла в прихожую.

— Мы ждали тебя на следующей неделе, — говорила мать, запирая дверь.

— Вы не получили телеграмму? — Илина поставила на пол чемодан.

— Телеграмма? Ах, да… пробормотала мать, вспоминая. — Кажется, твой отец что-то такое говорил перед отъездом.

— Так папы нет дома? — разочарованно протянула Илина.

— Он вернется через несколько дней, — ответила мать.

Вдруг — впервые за встречу — в глазах ее мелькнула живая заинтересованность.

— Да ты уже выше меня, Илина!

— Я уже взрослая, мама, — улыбнулась та.

— Ради бога, оставь этот кошмарный язык! Я никогда его толком не понимала. Ты же говоришь по-французски.

— Конечно, мама, — ответила Илина по-французски.

— Вот, совсем другое дело, — баронесса отступила на шаг.-А ну-ка, дай я на тебя погляжу…

И пока мать обходила вокруг, рассматривая ее, Илина стояла, выпрямившись, опустив глаза и чувствуя себя лошадью, которую продают с аукциона. Наконец мать закончила осмотр и спросила:

— Тебе не кажется, милочка, что ты слишком по-взрослому одета?

Илина вскинула брови.

— Мне восемнадцать, мама. Ты что же, ожидала увидеть меня в скромной юбочке и белой блузке?

— Илина, не дерзи! Я пытаюсь привыкнуть к мысли, что у меня взрослая дочь… Впрочем, я выгляжу ненамного старше. Так что мы вполне могли бы сойти за сестер.

Илина снова взглянула на мать. Та была права. Никто бы не поверил, что ей — тридцать шесть.

— Да, мама, — спокойно сказала дочь.

— И прекрати называть меня «мама»! — вспыхнула баронесса. — Это звучит старомодно. Ты вполне можешь звать меня по имени. А лучше говори «дорогая», как твой отец. Впрочем, теперь меня все так называют…

— Хорошо, ма… дорогая,-поправилась Илина. Баронесса улыбнулась.

— Правда ведь, неплохо звучит? Ну, идем, я покажу тебе твою комнату.

Илина прошла за ней по длинному коридору. Конечно, никто не сказал ей, что эта комната рядом с кухней предназначалась для прислуги, хотя и так было ясно.

— Здесь будет очень мило, когда мы все устроим, как надо, — сказала «дорогая». — В чем дело? Тебе что — не нравится?

Илина пожала плечами.

— Здесь так тесно… — Каморка, в которой она жила все школьные годы, была куда просторней.

— Будь довольна тем, что есть! — вспылила мать. — Твой отец, как тебе известно, один из богатейших людей в Европе. Все дело за тем, как ему заполучить свои деньги!

И баронесса направилась к выходу. Но тут звонок в дверь заставил ее остановиться. Суетливо обернувшись, она посмотрела на дочь.

— Боже, совсем забыла! Илина, будь добра, поди открой. Я пригласила на коктейль одного нашего американского друга… Скажи ему, что я выйду через минуту… — и она поспешно удалилась.

Илина вышла за ней в коридор. Вдруг «дорогая» вернулась и просительно посмотрела на дочь.

— Милочка! Не называй себя моей дочерью. Скажи, что ты сестра, забежала на минутку… Я сейчас не могу объяснить тебе…

Баронесса исчезла в своей комнате, а Илина пошла встречать гостя. Ей не нужны были объяснения. В швейцарской школе ее научили быстро соображать, что к чему.

Когда неделю спустя вернулся отец, Илину поразило, как он изменился. Когда-то стройная и статная фигура теперь согнулась, ноги почти не двигались, лицо осунулось и постарело. Тяжело опираясь на костыли, он с трудом вполз в комнату и, едва за ним закрылась дверь, упал в свое инвалидное кресло на колесах. Он увидел дочь, и улыбка осветила измученное лицо. Илина опустилась перед ним на колени, он протянул руку и привлек ее к себе.

— Дочка! Как я рад, что ты наконец дома! Несмотря на нездоровье, барона чаще всего не бывало дома. Современный режим в Румынии соглашался предоставить бывшим владельцам собственности некоторую компенсацию, но все это требовало длительных переговоров. О полном возмещении не могло быть и речи: его страна окончательно вошла в состав государств советского блока.