Саквояжники (Охотники за удачей, Первопроходцы) - Роббинс Гарольд "Френсис Кейн" - Страница 67

– Что? – спросил Дэвид.

– После всего, что я сделал для нее, так разговаривать со мной! «Не смей меня лапать! Если я не получу эту роль, то можешь засунуть Шахерезаду в свою жирную задницу». С этими словами она ушла. И как тебе это нравится? А я просто хотел немного успокоить ее. Подумаешь, трахается со всем Голливудом, а мне хамит.

Дэвид кивнул. Ему сплетни про Рину Марлоу тоже были известны. После развода с Невадой она словно сошла с ума. Говорили, что вечеринки в ее новом доме в Беверли-Хиллз представляют собой настоящие оргии. Ходили также слухи, что она живет с Элен Гейлард – художницей по костюмам, но печать об этом молчала, и домыслы оставались домыслами. То, чем она занималась, было ее личным делом.

– И что вы собираетесь делать? – спросил Дэвид.

– А что мне остается? Придется дать ей эту роль. Ведь если она уйдет от нас, мы потеряем в два раза больше, чем теряем сейчас. – Берни закурил сигару. – Я позвоню ей днем и сообщу об этом. Хотя нет. У меня есть другая идея. Ты сам поедешь к ней домой и обо все расскажешь. Не хочу, черт возьми, чтобы это выглядело так, будто я дую ей в задницу.

– Хорошо, – согласился Дэвид и направился в свой кабинет.

– Подожди минутку, – окликнул его дядя. – Ты знаешь, кого я встретил в последний вечер в Нью-Йорке? Твоего друга.

– Моего друга?

– Да, ты знаешь, о ком я говорю. Этого сумасшедшего пилота Джонаса Корда.

– О! – воскликнул Дэвис. Они с Кордом за все время обменялись, может быть, парой слов – не больше, и Дэвид сомневался, помнит ли тот вообще о его существовании. – Как он выглядел?

– Как всегда, – ответил Норман. – Бродяга да и только – в каких-то тапочках, без галстука. Не понимаю, как с ним ведут дела солидные люди. Любого другого уже выставили бы в шею. А все из-за его проклятых денег.

– Вы говорили с ним?

– Конечно. Я прочитал в газетах, что он делает новую картину, и подумал, что, чем черт не шутит, может, он снова попадет в точку. И потом, нам надо поддерживать с ним контакт, чтобы мы могли оплачивать большинство счетов его деньгами. Было два часа ночи, его держали под руки две шлюхи. Я подошел и сказал: «Привет, Джонас». Он посмотрел на меня так, как будто никогда в жизни не видел. «Помнишь меня – спросил я. – Я Берни Норман из Голливуда». «О, конечно», – ответил он. Но по его небритому лицу было трудно определить, действительно ли он меня узнал. «Эти две малышки актрисы, – сказал он. – Но я не скажу тебе их имен, иначе ты сможешь увести их. Теперь, если мне нравится девушка, она заключает контракт с „Корд Эксплоузивз“, и ни у кого не остается шанса сманить ее, как ты, черт возьми, сманил Рину Марлоу». И он, словно бы в шутку, хлопнул меня по плечу – я потом два часа не мог поднять руку. Я, конечно, вежливо улыбнулся. «В нашем бизнесе надо быстрей поворачиваться, а не то будешь веселиться только на чужом празднике, – сказал я. – Но хватит об этом, я хотел поговорить о твоей новой картине, которую, я слышал, ты делаешь. Мы отлично потрудились на тебя в прошлый раз, и, думаю, можем продолжить сотрудничество». Корд предложил поговорить там же, не откладывая, и я согласился. «Подождите меня, – сказал он девицам и потянул меня за руку. – Пошли в мой кабинет». Я удивленно посмотрел на него. «У тебя что, кабинет в отеле „Уолфорд“?» «У меня кабинет в любом отеле Соединенных Штатов», – ответил он.

Мы поднялись на лифте, прошли через холл и подошли к двери, на которой было написано «Для мужчин». Я удивленно посмотрел на него, а он улыбнулся. «Мой кабинет», – сказал он и открыл дверь. Мы вошли, внутри было чисто и пусто. Он сел на стул для смотрителя, и по выражению его лица я понял, что он настроен вполне серьезно. «Я еще не решил, в какой компании буду прокатывать свой фильм, – сказал он. – Все зависит от того, где будут лучшие условия». Я сказал, что это звучит заманчиво, но мне хотелось бы знать, о чем фильм. Он сказал, что фильм о пилотах времен мировой войны, что он приобрел около пятидесяти старых самолетов, которые будут принимать участие в съемках. «А-а, военный фильм, – сказал я. – Подобные картины уже отошли после „На западном фронте без перемен“. Его вряд ли кто будет смотреть. Но поскольку я знаю тебя и мы уже плодотворно сотрудничали, то могли бы и продолжить. Каковы твои условия?» «Накладные расходы студии десять процентов, распространение – пятнадцать процентов со всеми расходами, исключенными из общей суммы перед расчетом премиальных за распространение». «Это невозможно, – возразил я, – мои накладные расходы составляют как минимум двадцать пять процентов». «Это не так, – ответил он, – и сейчас я докажу это с помощью простой арифметики. В соответствии с вашим ежегодным отчетом, накладные расходы за последние несколько лет составляли в среднем двадцать один процент. За это время „Предатель“ составил двадцать процентов вашего дохода. Вычтем это из дохода и получим, что накладные расходы составили тридцать шесть процентов. То же самое относится и к студии. Объемы определяют проценты, и если я учту еще и объемы, то не получу ваших обычных процентов. Поэтому я хочу забрать часть тех денег, которые вы прикарманиваете». «Но это неизбежно, – сказал я, – именно так и идет кинобизнес. Мой совет директоров никогда не согласится на другое». «Согласится, – с улыбкой ответил Корд и добавил: – Мы здесь уже так долго, а вы еще не пописали».

От удивления я подошел к писсуару, а когда обернулся, его уже не было. На следующее утро до отхода поезда я пытался разыскать его, но никто не знал, где он. В его офисе даже не знали, что он в Нью-Йорке, он словно сквозь землю провалился. Настоящий проходимец, поверь мне.

Дэвид улыбнулся.

– Я же говорил вам, что он давно все понял, и вы знаете, что его арифметика верна.

Дядя посмотрел на племянника.

– Думаешь, я не знаю, что она верна? Но неужели же он настолько беден, что я должен вырвать для него кусок хлеба из собственного рта?

– Будьте добры пройти за мной, – сказал дворецкий, – мисс Марлоу в солярии.

Дэвид кивнул и стал медленно подниматься по лестнице. Дворецкий остановился перед одной из дверей и постучал.

– Прибыл мистер Вулф, мадам.

– Пусть войдет, – ответила Рина.

Дворецкий открыл дверь, и Дэвид зажмурился от яркого калифорнийского солнца. Крыша и стены комнаты были стеклянными. В дальнем углу стояла высокая ширма, из-за которой раздался голос Рины:

– Найди себе что-нибудь выпить в баре, я сейчас.

Он осмотрелся. В углу находился бар и несколько обычных парусиновых шезлонгов. Большой белый ковер покрывал почти весь пол.

Из-за ширмы вышла Элен Гейлард. На ней была белая рубашка с закатанными до локтя рукавами и черные, мужского покроя, брюки, плотно облегавшие узкие бедра, белые волосы зачесаны назад на прямой пробор.

– Привет, Дэвид, давай помогу.

– Спасибо, Элен.

– Сделайте мне тоже мартини, – сказала Рина из-за ширмы.

Элен не ответила.

– А тебе что? – обернулась она к Дэвиду.

– Виски с содовой и немного льда.

Элен проворно приготовила напитки и протянула стакан Дэвиду.

– Ну как?

Дэвид пригубил.

– Прекрасно.

– А мой мартини готов? – прозвучал у него за спиной голос Рины.

Дэвид обернулся. Рина выходила из-за ширмы, запахивая белый махровый халат. Одного быстрого взгляда на ее загорелое бедро хватило, чтобы понять, что под халатом у нее ничего нет.

– Привет, Рина.

– Привет, Дэвид. А где моя выпивка? – спросила Рина у Элен.

– Дэвид пришел по делу, – ответила та, – почему бы тебе не выпить после разговора?

– Не командуй, – резко возразила Рина, – и приготовь мартини. – Она повернулась к Дэвиду. – Мой отец дал мне мартини, когда я была еще ребенком, и я могу пить его, как воду. Похоже, Элен не понимает этого.

– На, – коротко бросила Элен.

Рина взяла стакан.

– Будь.

– Будь, – ответил Дэвид.

Рина отпила половину и подвела его к шезлонгу.

– Садись, – сказала она, усаживаясь в соседний шезлонг.