Саквояжники (Охотники за удачей, Первопроходцы) - Роббинс Гарольд "Френсис Кейн" - Страница 16

Сэм поднялся из-за стола, подошел к двери и посмотрел на дорогу.

– Да, интересно, что им надо?

Канеха почувствовала смутную тревогу.

– Закрой дверь и не впускай их. Они крадутся, как апачи по тропе войны, а не скачут открыто, как честные люди.

Сэм рассмеялся.

– Тебе нечасто приходилось видеть людей. Может, они просто ищут дорогу в город.

– Они едут со стороны города, – возразила Канеха, но Сэм уже вышел из двери.

– Здравствуйте, – сказал он, как только незнакомцы остановились перед хижиной.

– Сэм Сэнд? – спросил один из них.

Сэм кивнул.

– Чем могу помочь?

– У нас есть груз, который мы хотим перевезти в Виргиния-Сити. – Говорящий снял шляпу и вытер лицо рукавом. – Ужасно жарко сегодня.

– Да, – согласился Сэм. – Пройдите в дом, пока мы будем разговаривать, вы немного отдохнете.

Мужчины спешились, и Сэм проводил их в дом.

– Достань бутылку виски, – сказал он Канехе и повернулся к вошедшим. – Присаживайтесь. Что у вас за груз?

– Золото.

– Золото? – удивился Сэм. – Здесь нет столько золота, чтобы для его перевозки понадобилась повозка.

– А мы слышали другое, – сказал один из незнакомцев. Внезапно у него и его дружков появились в руках револьверы. – Мы слышали, что ты скопил столько золота, что им можно нагрузить повозку.

Сэм посмотрел на чужаков и рассмеялся.

– Опустите ваши револьверы, джентльмены. Ведь вы же не верите в идиотские слухи?

Бандит тихо подошел к Сэму и ударил его револьвером по лицу. Отлетев к стене, Сэм удивленно посмотрел на него.

– И ты скажешь нам, где оно, – жестко произнес бандит.

В хижине было невыносимо душно. Трое мужчин отошли в угол и перешептывались между собой, изредка бросая взгляды на пленников.

Обессиленный Сэм повис на веревках, привязанный к столбу посередине хижины. Голова его свесилась на голую грудь. С разбитого лица стекала кровь, окрашивая бороду и волосы на груди в красный цвет. Распухшие глаза были почти закрыты, разбитый нос свернут на сторону.

Канеха, привязанная к стулу, неотрывно смотрела на мужа. Она попыталась повернуть голову, чтобы услышать, о чем говорят бандиты, но это ей не удалось – путы были слишком крепкие.

– Может быть, у него действительно нет золота? – прошептал один из бандитов.

– Наверняка есть, – ответил другой. – Но он крепкий орешек. Ты не знаешь этих охотников на буйволов.

– Ну, тогда его не заставишь говорить. Он лучше умрет, чем развяжет язык.

– Заговорит, – ответил первый бандит, подходя к очагу и доставая оттуда щипцами раскаленные угли. Схватив Сэма за волосы, он прижал его голову к столбу и поднес щипцы с раскаленными углями прямо к самому его лицу.

– Где золото?

Глаза Сэма открылись.

– У меня нет золота, – прохрипел он. – Ради всего святого, неужели бы я не сказал?

Бандит прижал щипцы к шее и плечу Сэма, и тот закричал от боли.

– У меня нет золота.

Голова его бессильно упала набок. Бандит убрал щипцы, и кроль хлынула из выжженной раны на грудь и руки жертвы.

Бандит взял со стола бутылку и подошел к Канехе. Он вынул из-за пояса охотничий нож. Глаза всех мужчин следили за ним. Бандит перерезал веревки, которыми Канеха была привязана к стулу.

– Вставай! – рявкнул он.

Канеха медленно поднялась. Мелькнул нож, и платье упало с нее – она стояла обнаженная. Младший бандит, облизнув пересохшие губы и не отрывая от нее глаз, потянулся за виски и сделал глоток.

Схватив Канеху за волосы, главарь приставил ей нож к спине и подтолкнул к Сэму.

– Ну ты, муж краснокожей, последний раз я снял скальп с индейца пятнадцать лет назад. Но я не забыл, как это делается.

Он встал перед Канехой и принялся водить ножом по ее телу вверх и вниз. По коже побежали тоненькие струйки крови. Кровь стекала с подбородка на шею, между грудей на живот и задерживалась в волосах лобка.

Сэм заплакал, забыв о собственной боли, тело его сотрясалось от рыданий.

– Оставьте ее, – молил он. – Пожалуйста, оставьте. У меня нет золота.

Канеха протянула руку и ласково дотронулась до лица мужа.

– Я не боюсь, муж мой, – сказала она по-индейски. – Духи отплатят тем, кто совершил зло.

– Прости, любимая, – сказал Сэм по-индейски, по его окровавленным щекам текли слезы.

– Привяжите ей руки к ножкам стола, – приказал главарь.

Команда его была мгновенно выполнена. Бандит опустился перед Канехой на колени и приставил нож к ее горлу. Затем обернулся к Сэму.

– Золото! – потребовал он.

Сэм покачал головой, он больше не мог говорить.

– Эй, – с нетерпением произнес младший бандит. – Ей-богу, я бы развлекся с ней.

– А это мысль, – согласился главарь. Он взглянул на Сэма. – Я думаю, что этот не будет возражать, если мы слегка развлечемся с его краснокожей перед тем, как снимем с нее скальп. Индейцы любят такие представления.

Он поднялся, положил нож на стол и расстегнул ремень.

Канеха ударила его ногой. Он слегка покачнулся и сказал:

– Держите ее за ноги. Я буду первым.

Было около семи вечера, когда Макс подъехал к дому на гнедой лошади, которую ему одолжил Ольсен. В хижине было тихо, труба не дымилась. Это показалось ему странным, ведь мать всегда стряпала к его приезду. Он спрыгнул с лошади и в нерешительности остановился, разглядывая хижину. Дверь была распахнута и раскачивалась на ветру. Макс побежал, охваченный необъяснимым страхом.

Он ворвался в хижину и замер, с ужасом разглядывая увиденную картину. Отец был привязан к столбу, безжизненные глаза и рот раскрыты. Затылок размозжен выстрелом в рот из револьвера сорок пятого калибра.

Глаза Макса медленно опустились к полу. В луже крови лежала бесформенная масса, и лишь по ее очертаниям можно было догадаться, что это его мать.

Оцепенение прошло, и он закричал, но подступившая к горлу тошнота оборвала крик. Его рвало и рвало, буквально выворачивая наизнанку.

Обессиленный, он прислонился к косяку. Постояв так некоторое время, повернулся и, пошатываясь, как слепой, вышел из хижины. Во дворе он упал на землю и зарыдал. Когда слезы иссякли, он поднялся и медленно побрел к бочке для умывания.

Окуная голову прямо в бочку, он смыл с лица и одежды следы рвоты. Затем, совершенно мокрый, выпрямился и огляделся.

Лошади отца не было, шесть мулов беззаботно бродили по загону, повозка стояла под навесом позади хижины. Четыре овцы и цыплята, которыми так гордилась мать, гуляли за загородкой.

Он вытер лицо руками и рассеянно подумал, что нужно что-то сделать. Но заставить себя похоронить то, что он увидел в хижине, было выше его сил. Это не могло быть его матерью и отцом, его родители не могли выглядеть так. Оставалось только одно.

Макс подошел к куче щепок для растопки очага, набрал полную охапку, вошел в дом и высыпал щепки на пол. Через полчаса толстый слой щепок покрывал пол в хижине, словно одеяло. Он постоял в задумчивости и снова вышел во двор.

Вытащив из-под стены навеса упряжь, он запряг мулов в повозку, поставил туда клетку с цыплятами, загрузил овец и привязал их к кольцам на полу повозки.

Ведя в поводу мулов, Макс обогнул хижину, привязал позади повозки гнедую лошадь, отвел повозку примерно на двести ярдов от хижины, привязал мулов к небольшому кустарнику, а сам вернулся к хижине.

По пути он прихватил черпак с дегтем. Стараясь не смотреть на тела родителей, он немедленно вылил содержимое черпака на щепки, отступил к двери и выплеснул остатки дегтя.

Постояв в нерешительности минуту, словно вспоминая что-то, Макс снова вошел в хижину, подошел к полке, на которой отец хранил ружье и револьвер. Их там не было. Он просунул руку дальше и нащупал что-то мягкое.

Это были новые штаны и рубашка из оленьей кожи, которые мать сшила для него. На глаза опять навернулись слезы. Взяв сверток, Макс вышел за дверь. Затем поднес спичку к просмоленному факелу и держал ее, пока факел не вспыхнул. Убедившись, что факел разгорелся достаточно хорошо, он бросил его в хижину и отошел от двери.