Пират - Роббинс Гарольд "Френсис Кейн" - Страница 72

— Я так рада, что наконец встретила вас. Отец так много рассказывал о своей дочери.

Лейла ответила на ее рукопожатие, отметив, что кисть Иорданы была столь же теплой, как и ее приветствие.

— Я тоже рада встретиться с вами, — неловко ответила она.

— Бадр, ваш отец, говорил мне, что вы собираетесь здесь остаться.

— Если я вам не помешаю.

— Ни в коем случае, заверила ее Иордана. — Я очень рада. Может быть, теперь мне будет с кем поговорить, когда он в отлучке. Он очень много путешествует.

— Я знаю, — сказала Лейла. Она посмотрела на отца. — Прошу прощения. Я немного устала. Вы не против, если я откажусь от обеда и сразу же пойду в постель?

Бадр бросил взгляд на Иордану и повернулся к Лейле.

— Конечно, иди.

— Вы не будете возражать? — спросила она Иордану. — Да и, кроме того, вам будет о чем поговорить и без меня.

— Конечно, я не возражаю, — ответила Иордана.

— Тогда спокойной ночи.

— Спокойной ночи.

Когда за ней закрылась дверь, Бадр повернулся к Иордане.

— Ну, что ты думаешь — спросил он.

— Думаю, что я ей не понравилась.

— Как ты можешь так говорить? — в голосе его слышалось изумление. — Она даже толком не знает тебя.

— Твоя дочь ревнива.

— Ты говоришь глупости, — теперь уже не скрывая раздражения, сказал он. — К кому ей ревновать? Я сам предложил ей остаться, не так ли?

Иордана посмотрела на него. Есть некоторые вещи, которых мужчина понять не в состоянии. Она помнила, как нежно относилась к своему отцу и что она почувствовала, когда впервые увидела его с новой женой.

— В сущности, это неважно, — сказала она. — Я за тебя рада.

Он не ответил.

— Она очень красива, — сказала Иордана.

— Да.

— Что заставило ее так неожиданно бросить школу?

— Она сказала, что чувствует, как жизнь проходит мимо, — ответил он, досадливо хмыкнув. — И это в девятнадцать лет!

— Совсем не смешно, — сказала она. — Я могу ее понять.

— Можешь? — Он был удивлен. — Тогда, может, ты смогла бы объяснить мне, чего ради после всех этих лет она внезапно решила увидеться со мной.

— А почему бы и нет? Ты ее отец. Девочки очень сложно относятся к своим отцам.

Он помолчал с минуту.

— Я должен позвонить ее матери и все ей рассказать.

— Мне кажется, что делать этого не стоит. Ее матери уже все известно.

— Почему ты так думаешь?

— Твой отец рассказывал мне, что она провела в обществе матери почти все лето и покинула Бейрут всего несколько недель назад. И матери должно быть известно, куда она направилась.

Бадр задумчиво смотрел на Иордану. Странно. Лейла заверила его, что прибыла к нему прямо из школы. Ничего не сказала, что была дома. Постаравшись понять, почему она ему ничего не сказала, он решил ничего не говорить Иордане.

— Думаю, что позвоню отцу, — сказал он. — И попрошу его поговорить с ее матерью.

Иордана улыбнулась. Временами она прекрасно понимала его. Ему не хотелось говорить со своей бывшей женой.

— Мальчики спрашивают, смогут ли они приехать к нам в гости, когда мы приобретем дом. Они никогда в жизни не играли в снежки.

Бадр засмеялся.

— Передай им, что они могут приезжать в первый же день, как начнет падать снег.

Дик Карьяж откинулся на спинку стула и снял очки, которые он носил для чтения. Вынув из коробки, стоящей на его столе, бумажную салфетку и отодвинув стул, он начал тщательно протирать линзы. По небу лениво плыли большие кучевые облака.

Они прожили здесь около месяца, когда начал падать снег, и Бадр, верный своему обещанию, в тот же день увидел своих сыновей. Теперь они в Гштаадте, где проводят конец недели. Он остался в Женеве, чтобы разобраться в своих бумажных завалах. Утром звонил Бадр, и у него было веселое настроение. Дети были счастливы.

Карьяж улыбнулся про себя. Все отцы, откуда бы они ни были родом, похожи друг на друга. Бадр относился к своим сыновьям точно так же, как и он сам. Придвинувшись к столу, он всмотрелся в фотографию своей жены и детей. Снимок был сделан в их саду в Калифорнии, к Дик внезапно почувствовал свое одиночество. Его семья была так далеко от швейцарских снегов.

Он услышал, как щелкнул замок входной двери, что вела к кабинету, который они с Бадром использовали как офис, когда оставались в этом большом доме в Женеве. Он посмотрел на часы. Только что минуло два. Он услышал, как кто-то шел через холл в обуви на твердой подошве. Ритм шагов безошибочно говорил, что то была женщина. Должно быть, Лейла. Она была единственным членом семьи, которая не поехала в Гштаадт. Она что-то говорила о специальных классах воскресной школы, но сегодня она не пошла в нее. Вместо этого она была в своей комнате все утро до второго завтрака, а потом ушла.

Она как-то странно ведет себя, подумал он. Несмотря на подчеркнутую любезность и явное желание сотрудничать, в ней чувствовалась какая-то отчужденность и напряжение, с каким она осматривала все, что видела. Случайно он уловил чувство обиды, с которой она держится, особенно по отношению к Иордане, несмотря на то, что старается изо всех сил скрывать ее.

Кто-то осторожно попытался открыть дверь в кабинет.

— Войдите, — сказал Дик.

Дверь открылась, и на пороге выросла Лейла в своих неизменных синих джинсах. Порой ему казалось, что другой одежды у нее нет.

— Я не хотела беспокоить вас, но увидела, как из-под двери пробивается свет.

— Все в порядке. Вы мне не мешаете. Я как раз решил сделать небольшой перерыв.

Он увидел, что в волосах ее и на одежде лежат еще и растаявшие хлопья снега.

— С тех пор, как уехал отец, вы непрестанно работаете.

Он улыбнулся.

— Единственная возможность разобраться с бумагами. Когда он здесь, у меня остается не так много возможностей для этого.

— Разве у вас нет свободного времени?

— Конечно, бывает. Когда несколько месяцев назад мы были в Калифорнии, я провел с семьей целую неделю.

— Но с тех пор, — настаивала она, — вы не отдыхали даже в уик-энд.

— Какой в этом смысл? — спросил он. — Мне все равно нечем тут заняться.

— Вы могли бы сходить в ресторан. В кино.

— Я предпочитаю поработать. Мне не нравится куда-то ходить в одиночку.