Наследники - Роббинс Гарольд "Френсис Кейн" - Страница 13

— Мы пережили трудные времена, но мне удалось сохранить твое состояние и даже чуть приумножить, несмотря на то, что ты снимала проценты, как только они набегали.

— Иного я от тебя и не ожидала, Джон.

Ее слова придали отцу уверенности.

— Лучше всего оставить деньги здесь. Проценты составляют теперь три с половиной тысячи в год. На такие деньги ты можешь жить, ни в чем себе не отказывая.

— Конечно, могу. Но не буду.

— А что ты намерена делать с деньгами?

— Уже сделала. Купила маленькую гостиницу в Кейп-Энн. Закусочная будет давать доход, а у меня останется время для живописи. Пьер и я там отлично устроимся.

Мой отец попытался отговорить ее. Но тетя Пруденс быстренько осекла его.

— Я хочу, чтобы у Пьера был дом. Или ты думаешь, что такое возможно в Ныо-Бедфорде?

Тетя Пруденс уехала в Кейп-Энн. А несколько лет спустя приятель родителей, побывавший в Кейп-Энн, сообщил, что мальчик умер.

— Он сразу показался мне слабеньким, — заметил мой отец. — И потом, он говорил только по-французски.

— Он был моим кузеном? — спросил я. Мне как раз исполнилось шесть лет.

— Нет, — резко ответил отец.

— Но ведь сын тети Пру…

— Он не был ее сыном, — оборвал меня отец. — Она усыновила его, потому что у него не было ни дома, ни родителей. Твоя тетя Пру пожалела его, не более того.

Этот разговор отложился в моей памяти. Я понял это, сидя перед столом адвоката. Теперь пришла моя очередь.

«Интересно, — подумал я, — жалеет ли она меня?»

— Стивен, — отвлек меня от размышлений голос мистера Блейка.

— Да, сэр, — я повернулся к нему.

— Ты уже не ребенок, но еще и не взрослый, во всяком случае, юридически. Но, думаю, к твоему мнению тоже следует прислушаться. Твой отец не был богачом, но кое-какие деньги оставил. Их хватит на твое обучение в школе и колледже и на стартовый капитал, если ты захочешь начать собственное дело. Проблема лишь в том, где ты будешь жить.

Твои родители назначили меня распорядителем твоего состояния, но не назвали твоего опекуна. По закону его должен назвать суд.

Моя тетя и я одновременно повернулись друг к другу.

Я почувствовал наше единение. И более не гадал, жалеет она меня или нет. Все стало на свои места.

— Мистер Блейк, — заговорил я, не отрывая от нее взгляда. — Не могла бы тетя Пру… Я хочу сказать, имеет ли право тетя Пру стать…

Тут мы оба повернулись к адвокату. Мистер Блейк улыбался.

— Я надеялся услышать это от тебя. Никаких проблем не будет. Твоя тетя — ближайшая родственница.

Тетя Пру встала и подошла ко мне. Взяла меня за руку, и я увидел слезы в ее глазах.

— Я тоже надеялась, что ты это скажешь, Стивен.

А в следующее мгновение я уже рыдал в ее объятьях, а она ласково поглаживала меня по голове.

— Держись, Стив. Все будет хорошо.

Месяцем позже начались летние каникулы, и из школы я сразу поехал к тете Пру. Из поезда я сошел на исходе дня, над платформой дрожал горячий, прогревшийся на солнце воздух. Те несколько пассажиров, что вышли вместе со мной, не задержались на платформе ни на минуту, и скоро я остался один. Огляделся, подхватил чемодан и направился к маленькому деревянному зданию станции, гадая, а получила ли тетя мою телеграмму.

Только я взялся за ручку дощатой двери, к платформе подкатил видавший виды «плимут», из кабины вышла девушка. Окинула меня взглядом.

— Стивен Гонт?

Я повернулся к ней. Брызги краски на лице. Длинные каштановые волосы, падающие на рубашку из джинсовой ткани, мужские джинсы.

— Да.

Она облегченно улыбнулась.

— Я — Нэнси Викерз. Твоя тетя послала меня за тобой. Сама она приехать не смогла, потому что ведет урок.

Клади чемодан на заднее сидение.

Она села за руль, я — рядом с ней. Уверенно включила первую передачу. Глянула на меня и вновь улыбнулась.

— Ты меня удивил.

— Чем же?

— Твоя тетя сказала: «Приезжает мой племянник.

Съезди на станцию и привези его сюда». Я думала, что ты еще ребенок.

Я рассмеялся, в немалой степени польщенный.

— Как доехал?

— Удовольствия мало. Пассажирский поезд. Тащится и тащится. Да еще останавливается у каждого столба, — я вытащил пачку сигарет, предложил девушке. Она не отказалась. Я дал прикурить ей, потом закурил сам.

— Вы работаете у моей тети?

Она покачала головой. Дымок из ее рта плавно поднимался к потолку.

— Нет. Я — ее ученица. Иногда и позирую.

— Я не знал, что тетя Пру дает уроки.

Она, похоже, неверно истолковала мои слова.

— Учит она неплохо. А позируя, я оплачиваю обучение.

— И чему вы учитесь?

— Главное для меня — живопись. Но дважды в неделю я учусь и скульптуре. Твоя тетя говорит, что это необходимо для правильного восприятия формы.

Я широко улыбнулся.

— По-моему, с формами у вас все в порядке.

Она добродушно рассмеялась.

— Так сколько, ты сказал, тебе лет?

— Я не говорил. Но если вы хотите знать, семнадцать, — я накинул себе годок.

— Ты выглядишь старше. Наверное потому, что такой высокий и широкоплечий. Я не намного старше тебя. Мне девятнадцать.

По окраине городка мы выехали на дорогу, ведущую к побережью. А когда впереди показалось море, Нэнси резко свернула вправо, на узкий проселок. К тому времени я уже обращался к ней на «ты».

Дом стоял на небольшом холме, а потому казался больше, чем был на самом деле. У ворот высились два рекламных щита.

Левый гласил:

ГОСТИНИЦА КЕЙП-ВЬЮ И КОТТЕДЖИ ДЛЯ ИЗБРАННЫХ

На правом значилось:

ШКОЛА ЖИВОПИСИ И СКУЛЬПТУРЫ ПРУДЕНС ГОНТ ДЛЯ ОДАРЕННЫХ УЧЕНИКОВ

Со временем я понял, что для тети Пруденс слова «избранные» и «одаренные» — синонимы. Практицизм Новой Англии с детства вошел в ее кровь, а потому постояльцев гостиницы она отбирала, а способности учеников оценивала по одному и тому же критерию — их кредитоспособности.

Нэнси перегнулась через меня, чтобы открыть мою дверцу. Ее упругая грудь прижалась к моему предплечью. Она же глянула мне в лицо и улыбнулась, не меняя положения. Я почувствовал, что краснею.

— Ты будешь жить в гостинице, — она, наконец, выпрямилась. — Твоя тетя сказала, чтобы ты сразу устраивался.

Я вытащил чемодан с заднего сидения.