Камень для Дэнни Фишера - Роббинс Гарольд "Френсис Кейн" - Страница 36

Я упрямо сжал губы. Что-то определенно случилось. — Я говорил маме, что здоров, ей незачем было волноваться.

— Почему ты не приходил ужинать? завопил отец. Мать понятия не имеет, что с тобой случилось. Да ты, может быть, уже валяешься мертвым на улице, а мы ничего не знаем. Она чуть с ума не сошла.

— Извините, — угрюмо произнес я. — Я и не подумал, что она будет беспокоиться.

— Не извиняйся! — заорал отец. — Отвечай, где ты был?

Я некоторое время молча смотрел на него. Теперь ему бесполезно что-либо говорить. Он весь покраснел от гнева. Я повернулся и пошел было из комнаты, не проронив ни слова.

Внезапно рука отца оказалась у меня на плече и развернула меня к себе. От удивления я вытаращил глаза. Отец держал в руке кожаный ремень и угрожающе размахивал им.

— Не смей уходить, не ответив мне! закричал он. — Хватит с меня твоих высокомерных манер! С тех пор, как мы переехали сюда, ты считаешь, что можешь приходить и уходить когда и куда угодно, и не давать никому отчета. Ну нет, с меня довольно. Тебе придется опуститься с небес на землю, даже если мне нужно будет для этого тебя выпороть! Отвечай!

Я плотно сжал губы. Никогда в жизни отец в гневе не бил меня. Я не мог поверить, что он это сделает сейчас. Сейчас, когда я больше его ростом, и стою здесь, глядя на него сверху вниз.

Он грубо потряс меня. — Где ты был?

Я не ответил.

Ремень со свистом прорезал воздух и попал мне по щеке. Искры посыпались у меня из глаз, и я услышал, как закричала мать. Я тряхнул головой и открыл глаза.

Мать хватала его за руку, умоляя его перестать. Он оттолкнул ее прочь, воскликнув: «С меня достаточно, говорю тебе достаточно! Человек может вытерпеть многое, но от своего собственного сына он добьется должного уважения!» Он повернулся ко мне, и ремень снова засвистел по воздуху.

Я поднял было руки, чтобы защититься, но ремень снова попал мне по лицу. Пряжка попала мне в лоб, и я как в тумане рухнул на пол.

Я глядел на отца снизу вверх, плавая в море боли. Не следовало ему бить меня. Я мог бы отобрать у него ремень в любое время. И все же я не сделал этого. Я даже не попытался увернуться от следующего удара. Ремень снова опустился, и я стиснул зубы от боли.

Мать обхватила его руками. — Перестань, Гарри! Ты убьешь его! — запричитала она.

Он тряхнул рукой, и она беспомощно упала назад в кресло. У него же, смотревшего на меня сверху вниз, глаза были красными и припухшими, как будто он плакал. Ремень поднимался и падал, взлетал и опускался до тех пор, пока, казалось, я навсегда поселился в этом странном мире боли. Я закрыл глаза.

До меня как по волнам донесся его голос. — Ну а теперь ты будешь отвечать?

Я посмотрел на него. У отца было как бы три головы и все они ходили кругами одна за другой, а затем проплывали насквозь. Я тряхнул головой, пытаясь прояснить голову. Отец снова вскинул три руки. Три ремня полетели вниз на меня. Я быстро зажмурился. — Я ездил домой!

Удар, которого я ожидал, не состоялся, и я открыл глаза. Три ремня висели в воздухе у меня над головой. Откуда-то издалека донесся голос отца. — Какой дом?

И только тогда я понял, что ответил ему. Я медленно вздохнул. Вместо ответа я просто пискнул и даже не узнал своего голоса. — Наш дом, — ответил я. — Я ездил туда посмотреть, не живет ли кто-нибудь уже в нем. Я подумал, что раз нет г-на Гоулда, отец будет управляющим в аптеке, и мы сможем вернуться назад!

В комнате установилась тишина, которая, казалось, продлится вечно. У меня в ушах раздавался лишь хриплый звук моего дыханья. Затем мать опустилась на пол рядом со мной, обхватив мне голову руками и прижав ее себе к груди.

Я открыл глаза и посмотрел на отца. Он изможденно опустился в кресло и смотрел на меня широко раскрытыми глазами. Он как-то сразу постарел и съежился. Губы у него беззвучно шевелились. Я еле разобрал, что он говорит.

— И с чего ты взял это? — говорил он. — Вчера вечером Гоулд сказал мне, что аптека закрывается в конце месяца. Она была убыточной, и меня увольняют с первого числа.

Я не мог поверить этому. Этого просто быть не может. Слезы закапали у меня из глаз и покатились по щекам. Затем я понемногу стал соображать.

Именно об этом Гоулд и говорил отцу в ту ночь, когда позвал его к кассовому аппарату. Вот почему у отца был такой вид.

Теперь мне все стало ясно. Гнев отца, тревожный взгляд матери сегодня утром, ее суета у плиты. На мгновенье я снова стал младенцем, повернул голову и уткнулся ей в грудь лицом. Все пошло прахом. Вся эта дурацкая затея пошла псу под хвост. Сколько же можно жить ребенком и по детски мечтать? Пора с этим кончать. Нет такого способа на этом белом свете, чтобы вернуть дом.

Глава 8

Я легко увернулся от вялого удара правой и резко вскинул левую.

Почувствовал, как она прорвалась сквозь защиту парня, и понял, что я его достал. Только я было поднял правую, как прозвучал гонг, и раунд закончился.

Я быстро опустил руки вниз и прошлепал в свой угол. Плюхнулся на скамеечку и ухмыльнулся мужчине, который взбирался на ринг с полотенцем и ведром воды. Я открыл рот и всосал немного воды с губки у себя на лице.

— Как ты себя чувствуешь? — озабоченно спросил он.

Я снова ухмыльнулся. — Хорошо, Джузеп, — уверенно ответил я. — В этом раунде я его возьму. Он уже выдохся.

Джузеппе Петито шикнул на меня. — Помолчи, Дэнни. — Он прошелся губкой у меня по шее и плечам. — Будь осторожен, — предостерег он. — У парня еще очень коварная правая. Не шути. Я обещал Нелли, что не позволю тебе раздражаться. Она башку мне свернет, если что будет не так.

Я ласково погладил Джузеппе перчаткой по голове. Мне нравится этот парень.

— Да на этот раз тебе, пожалуй, не о чем беспокоиться, — улыбнулся я.

Джузеппе улыбнулся мне в ответ. — Уж не подведи, — ответил он. — Она, может, и твоя девушка, но мне она сестра, и я знаю ее лучше тебя. Она еще до сих пор допекает меня за то, что я тебя втянул в это дело.

Я хотел было ответить, но тут прозвенел гонг. Я вскочил на ноги, а Джузеппе вылез из ринга. Я быстро прошел к центру и коснулся перчатками перчаток противника. Судья ударил по перчаткам, и я еле увернулся от внезапного удара слева.

Я поднял руки высоко и свободно перед собой, осторожно кружась вокруг парня, поджидая возможности нанести удар. Я слегка опустил левую руку, стараясь побудить его к удару правой. Но парень не клюнул на это, и я отступил.

Я снова стал кружить около него. Публика начала кричать и топать ногами в унисон. Я почувствовал, как завибрировал туго натянутый брезентовый пол ринга. Чего же они хотят от нас за десятидолларовые золотые часы? Чтобы мы поубивали здесь друг друга? Я озабоченно глянул в свой угол.

Шестое чувство подсказало мне нырнуть. Краем глаза я увидел, как его правая рука идет к моему подбородку. Она просвистела у меня над плечом, и я оказался внутри обороны парня.

Я вскинул правую в апперкоте, вложив в нее всю инерцию тела. Она попала точно в подбородок. Глаза у него вдруг вспыхнули, и он качнулся ко мне, пытаясь войти в клинч.

Теперь толпа снова заревела. Я быстро отступил от него и ударил левой. Кулак попал в незащищенное лицо парня, тот качнулся вперед и упал плашмя на лицо. Я повернулся и уверенно вернулся к себе в угол. Мне не нужно было говорить, что бой закончен.

Джузеппе был уже на ринге и набросил мне полотенце на плечи. — Боже!

— ухмыльнулся он. — Жаль, что тебе нет еще восемнадцати!

Я рассмеялся и вернулся в центр ринга. Подошел судья и поднял мне руку. Он прошептал мне краем рта: « Ты уж слишком хорош для таких потасовок, Фишер.»

Я снова посмеялся и вперевалку пошел к себе в угол.

Джузеппе сунул голову в раздевалку. — Ты уже оделся, пацан? — спросил он.

— Зашнуровываю ботинки, Зеп, — отозвался я.

— Пошевеливайся, Дэнни, — сказал Зеп. — Босс хочет видеть тебя у себя в кабинете.

Я выпрямился и последовал за ним в коридор. Шум толпы слабо доносился сюда.