Гарри Поттер и узник Азкабана (с илл. из фильма) - Роулинг Джоан Кэтлин - Страница 37

Спускавшийся вниз луг серебрился пушистым снегом, и шаги друзей оставляли в снегу дорожку. Носки и полы мантий скоро промокли и заиндевели. Запретный лес стоял как заколдованный, каждая ветка одета белой сверкающей опушкой, хижина Хагрида походила на глазированный торт.

Рон постучал. Хагрид не отозвался.

— Его что, нет дома? — спросила Гермиона, стуча зубами от холода.

Рон прижался ухом к двери.

— Слышу какой-то странный звук. Кто-то там есть. Может, Клык?

Гарри и Гермиона тоже приникли к двери. Внутри слышались глухие рыдания.

— Может, за кем-нибудь сбегать? — предложил Рон.

— Хагрид! — Гарри забарабанил в дверь. — Хагрид!

Раздались тяжелые шаги, и дверь отворилась. Глаза у Хагрида покраснели и опухли, по кожаному жилету струились слезы.

— Вы уже слышали! — прорыдал Хагрид и кинулся обнимать Гарри.

Лесничий был ростом с двух мужчин, его объятия были делом нешуточным. Гарри наверняка бы упал вместе с лесничим, если бы Рон с Гермионой вовремя не схватили Хагрида под руки. Друзья все втроем втащили его в хижину, усадили за стол, он уронил голову на руки и разрыдался еще громче. Лицо его все было залито слезами, намокла и нечесаная борода.

— Что стряслось, Хагрид? — спросила испуганно Гермиона.

Гарри заметил на столе письмо.

— Что это, Хагрид?

Хагрид подтолкнул письмо к Гарри. Гарри раскрыл его и прочитал:

— Да ведь это здорово! — Рон похлопал лесничего по огромному плечу. Хагрид всхлипнул и махнул Гарри рукой, чтобы читал дальше.

Ниже шел список школьных попечителей.

— Но ведь ты говорил, что Клювокрыл очень хороший, — вспомнил Рон. — Держу пари, все обойдется...

— Нет, не обойдется! Знаю я этих упырей из Комиссии по обезвреживанию. — Хагрид утер рукавом слезы. — У них зуб на самых интересных животных.

В углу кто-то громко зачавкал. Гарри, Рон и Гермиона обернулись. На полу врастяжку лежал гиппогриф и что-то жевал.

— Ну как оставить его снаружи, ведь ужас сколько намело снегу! — всхлипывая, объяснил Хагрид. — Теперь Рождество, а он будет там один-одинешенек и на привязи.

Друзья переглянулись. Они расходились с Хагридом во взгляде на «самых интересных животных», которых другие люди называют «опасными чудовищами». Впрочем, Клювокрыл и вправду выглядел безобидным. Хагрид же и вовсе считал его милашкой.

— Тебе надо хорошенько подумать, как его защитить. — Гермиона села рядом с Хагридом и погладила его по огромной ручище. — Необходимо доказать Комиссии, что он неопасен.

— Ничего не выйдет! — рыдал Хагрид. — Комиссия в кармане у Люциуса Малфоя. Все его боятся. Я проиграю дело и тогда Клювика...

Хагрид чиркнул пальцем по шее и с плачем рухнул на стол.

— Может, Дамблдор поможет? — вслух подумал Гарри.

— Он и так мне очень помог. А у него самого забот полон рот: эти дементоры, Сириус Блэк...

Рон и Гермиона быстро взглянули на Гарри, как будто ожидали, что он начнет сейчас упрекать Хагрида за то, что тот не рассказал ему правду о Блэке. Но Хагрид был так несчастен, так боялся за судьбу гиппогрифа, что Гарри просто не мог еще усугублять страдания своего друга.

— Хагрид, нельзя сдаваться, — твердо сказал он. — Гермиона права, надо хорошенько продумать защиту. Мы будем свидетелями...

— Я где-то читала о суде над гиппогрифом, его тоже раздразнили, и он напал на обидчика, — задумалась Гермиона. — Того гиппогрифа оправдали. Обязательно найду этот случай.

Хагрид только громче зарыдал. Гарри с Гермионой обернулись к Рону, как к якорю спасения.

— Заварю-ка я чаю, — сказал тот.

Гарри вытаращил глаза.

— Мама всегда предлагает чашку чая, когда кому-нибудь плохо, — развел руками Рон.

Наконец, выслушав многочисленные заверения о помощи и увидев перед собой кружку горячего чая, Хагрид высморкался в платок размером с добрую скатерть и сказал:

— Все правильно. Нечего раскисать... надо взять себя в руки...

Огромный волкодав Клык застенчиво вылез из-под стола и положил морду Хагриду на колени.

— И чего я расквасился? На себя не похож... — Хагрид погладил Клыка по холке, потрепал за ухо. — Сам не свой последнее время... беспокоюсь о Клювике, да и уроки мои никому не нравятся...

— Нам очень нравятся! — соврала Гермиона.

— Отличные уроки, — поддакнул Рон. — Как, кстати, поживают флоббер-черви?

— Все передохли, — сник Хагрид. — Салата объелись.

— Бедные... — У Рона от сдерживаемого смеха затряслись губы.

— Да еще эти дементоры... мороз по коже. — Хагрида передернуло. — Как иду в «Три метлы» промочить горло, каждый раз их вижу. Как в Азкабан вернулся.

Хагрид умолк и отхлебнул чаю. Гарри, Рон и Гермиона затаили дыхание: Хагрид впервые упомянул о заключении в волшебной тюрьме.

— А в Азкабане страшно? — осторожно спросила Гермиона.

— Еще как! — Хагрид глядел в одну точку. — Другого такого места во всем свете нет. Я думал, с ума сойду. В голове всякие ужасы вертелись... все вспоминал, как меня выгнали из школы... как умер отец... как я отпустил Норберта...

На глазах у него опять выступили слезы. Норбертом звали дракончика, которого Хагрид выиграл в карты.

— Посидишь там и забываешь, кто ты, зачем живешь. Я все мечтал, помереть бы, пока сплю... А потом меня выпустили. И я будто снова родился, все вокруг новое, лучший день в жизни. А дементоры-то меня отпускать не хотели.

— Ты же был не виноват! — с удивлением воскликнула Гермиона.

Хагрид горько усмехнулся.

— Им-то что? Им нужно пару сотен заключенных, а кто виноват, кто нет, их это не трогает. — Хагрид молча уставился в чашку, потом тихо прибавил: — Хотел я было отпустить Клювика... пусть бы себе улетел... да как ему втолкуешь, что надо улепетывать? Да и закон страшно нарушить... как бы опять... — Хагрид поглядел на Гарри, Рона и Гермиону полными слез глазами. — Не хочу обратно в Азкабан.

Хотя вечер у Хагрида был не очень веселый, все же он оказал на Гарри то действие, на которое Рон с Гермионой рассчитывали. Гарри теперь лишь изредка вспоминал Блэка и ревностно взялся готовить оправдательную речь для суда над гиппогрифом.

На другое утро друзья отправились в библиотеку, принесли оттуда по охапке книг и в пустой гостиной засели за поиски. Весь день они сидели у пылающего камина, перелистывая пыльные тома страницу за страницей в надежде найти похожий случай. Книги были полны отчетов о знаменитых судах над опасными чудовищами. Время от времени кто-нибудь говорил:

— Вот тут есть кое-что. В тысяча семьсот двадцать втором был случай... правда, гиппогрифа признали виновным и казнили, вот, поглядите...

— А вот это, пожалуй, подойдет: в тысяча двести девяносто шестом на кого-то напала мантикора, ее оправдали и отпустили на волю... ой, нет, не годится: ее все боялись и потому отпустили...

Замок тем временем прихорашивался к Рождеству, несмотря на то что любоваться волшебными украшениями было почти некому. В коридорах висели гирлянды остролиста и омелы, щели и прорези доспехов сияли таинственным светом, а в Большом зале, как обычно, поблескивали золотыми звездами двенадцать огромных елок. По замку поплыли ароматы праздничных яств, и в сочельник даже Короста высунула нос из кармана Рона: так вкусно пахло.