Староста страны Советов: Калинин. Страницы жизни - Успенский Владимир Дмитриевич - Страница 16

В этот день всех сотрудников управы они с Катей Алексеевой отпустили пораньше. Проверили, легко ли, без скрипа ли открывается за первом этаже окно, через которое можно уйти в случае опасности. На втором этаже, где должно было состояться совещание, плотно задернули все шторы, чтобы свет не проникал на улицу. Прикинули, как лучше использовать для охраны матросов.

Вечер выдался темный, холодный, промозглый. Накрапывал дождь. После семи часов среди деревьев перед домом начали появляться знакомые фигуры. Пришли Ф. Э. Дзержинский, Н. В. Крыленко, И. В. Сталин, В. В. Володарский, Я. М. Свердлов. Кто в штатском пальто, кто в солдатской шинели. Стряхивали с одежды капли, поднимались в кабинет Калинина, там раздевались. Сам Михаил Иванович встречал товарищей в полутемном коридоре у входной двери.

Но где же Владимир Ильич? Уж не случилось ли что с ним? Эта мысль все сильнее тревожила Калинина. А Ленин между тем находился совсем близко. Сунув руки в карманы пальто, он прислонился спиной к забору в пустынном переулке. Рядом с ним — молчаливый, невозмутимый большевик Эйно Рахья, которому Центральный Комитет партии поручил охранять Ильича. Чуть дальше — Александр Васильевич Шотман, проявлявший явное беспокойство. То посматривал в черную глубину переулка, из которого они вышли, нет ли за ними слежки, то вглядывался туда, где сквозь мглу едва заметно проступали очертания Лесновской думы. Дом казался совершенно пустым. Ни огонька, ни звука. Тишину нарушал только лай собак да стук колес редких извозчиков.

— Не пора ли? — поеживаясь от сырости, в который раз спрашивал Владимир Ильич.

— Нет, — категорично отвечал Рахья.

— Мы пойдем последними, — сказал Шотман. — Когда убедимся, что никто не притащил за собой "хвоста".

— Вам поручено, вы и решайте, — вынужден был согласиться Ленин.

Наконец Шотман, считавший тех, кто по двое, по трое входил в дом, вздохнул с облегчением: "Все здесь!" И тотчас Рахья первым решительно направился к зданию управы. Вот и крыльцо с нависшим над дверью балконом. Навстречу шагнула женщина, закутанная в платок.

— Катя, это мы, — тихо произнес Рахья.

Бесшумно распахнулась и сразу закрылась дверь. Тускло блеснуло золото на бескозырке моряка, граненый штык. Еще дверь. В гардеробе горела керосиновая лампа. Появился Калинин, сказал радостно:

— Здравствуйте! Владимир Ильич, не простыли?

— Прекрасная погода для конспирации, — ответил Ленин, снимая пальто. — Э нет, батенька, я сам… Погода вполне подходящая, но эти молодые люди, — кивнул он на Шотмана и Рахью, — со своей архиосторожностью битый час продержали меня на улице.

— Согреемся, Владимир Ильич, — заторопился Калинин. — У нас тепло. И чай будет.

— Не откажусь, — улыбнулся Ленин, прислушиваясь к голосам, доносившимся откуда-то сверху. Вопросительно посмотрел на Калинина.

— Проходите сюда, по лестнице, — пригласил Михаил Иванович.

Заседание началось. Доклад делал Ленин. Говорил он почти два часа, рассказывая о положении в стране, о нарастании революционных настроений трудящихся. Всем ходом своих рассуждений он подвел слушателей к выводу: сама обстановка в России требует вооруженного восстания пролетариата.

К сожалению, Михаил Иванович не мог полностью прослушать этот важнейший доклад. Сидел на стуле возле двери и несколько раз выходил из комнаты. То надо было сменить караульных, то Кате показалось что-то подозрительное, и Калинин с двумя моряками обошел вокруг дома. Все было в порядке. А когда возвратился, услышал резкую, как выстрел, фразу Ленина:

— История не простит нам, если мы не возьмем власть теперь же!

Один за другим поднимались участники заседания, высказывали свое мнение. Почти все поддерживали Владимира Ильича, но были ж такие, которым не по нутру пришлась мысль о восстании. Один сказал, что у большевиков еще мало сил, а у контрреволюции много, поэтому лучше бы подождать. Другой говорил, что восстание еще технически не подготовлено. Потом забасил Яков Михайлович Свердлов. Сам-то он худенький, а голос такой мощный, что стекла задрожали. Михаил Иванович обеспокоился: не слышно ли на улице?

Аргументы Свердлова были убедительны. Партия стремительно растет, в ней около четырехсот тысяч человек. Много сочувствующих. Усилилось влияние большевиков в армии и на флоте. В Москве, например, массы рабочих требуют решительных действий…

Коротко, четко сформулировал свою мысль Дзержинский. Он полностью поддерживает предложенную Лениным резолюцию. Восстание назрело. Откладывать его нет никакого смысла.

Слушая товарищей, Михаил Иванович подумал: говорить много не будет. Зачем? Владимир Ильич раскрыл все узловые моменты, повторять их необязательно. Только собственное мнение по самому главному пункту.

— Товарищ Калинин, вы? — спросил председатель.

Михаил Иванович кашлянул, тронул бородку:

— Резолюция, товарищи, не значит, что завтра выступать, но она переводит вопрос из политики в стратегию и призывает к определенному действию… Не нужно сходить на путь парламентской борьбы, это было бы неправильно. Ждать, пока нападут, тоже не следует, ибо сам факт наступления дает шансы победе.

— Да, да, именно из политики в стратегию, именно так! — согласился Владимир Ильич.

Долго еще продолжались прения. Несколько раз слово брал Ленин, спорил с противниками восстания, убеждал колеблющихся. Сколько же терпения, настойчивости, твердой веры в успех надо было иметь, чтобы так страстно, аргументированно доказывать правоту своего дела. "Нервы тратятся, душевные силы, — думал Калинин, глядя на Ильича. — А ведь у него здоровье-то не очень крепкое…"

— Предлагаю резолюцию, — Ленин поднес ближе к усталым глазам мелко исписанную страничку, начал читать хрипловатым голосом: — "Собрание вполне приветствует и всецело поддерживает резолюцию ЦК, призывает все организации и всех рабочих и солдат к всесторонней и усиленнейшей подготовке вооруженного восстания, к поддержке создаваемого для этого Центральным Комитетом центра и выражает полную уверенность, что ЦК и Совет своевременно укажут благоприятный момент и целесообразные способы наступления".

Владимир Ильич сложил лист, отошел от стола. Почти минуту в комнате царила тишина. Участникам заседания предстояло принять решение, может быть, самое главное, самое важное в их жизни, от которого зависели судьбы многих и многих людей.

Поднялся со стула председатель собрания Свердлов.

— Будем голосовать, товарищи! Кто за эту резолюцию, прошу поднять руку… Так, очень приятно… Кто против? Так, двое… Кто воздержался? Четыре человека… Ну что же, товарищи! — Голос Свердлова обрел торжественное звучание. — Резолюция о вооруженном восстании принята подавляющим большинством голосов!

Михаил Иванович почувствовал, как учащенно забилось сердце. Теперь восставив неизбежно! Начинается то главное, к чему он стремился, ради чего боролся все предшествующие годы. Всей своей жизнью, как и другие товарищи по партии, готовил он то, что должно свершиться теперь, — социалистическую революцию!

Взглянул на часы: уже близилось утро. Пора было расходиться. Первым, в сопровождении Шотмана и Рахьи, ушел Владимир Ильич. За ними, в некотором отдалении, следовал Дзержинский — на всякий случай. Хотел убедиться, что возле управы нет засады и Ленину ничего не угрожает.

Дождавшись, пока управа опустела, Калинин помог Кате Алексеевой навести порядок, убрать окурки, проветрить комнаты. Чтобы никаких следов ночного заседания не осталось. Ведь среди сотрудников управы, которые вскоре явятся сюда на работу, могут быть, всякие люди.

Когда он наконец приехал к себе домой на Выборгское шоссе, жена уже встала, готовила завтрак. Она ни о чем не спросила. Привыкла к его долгим отлучкам, к неожиданному появлению. Что можно сказать — он сам скажет, а если промолчит, значит, нельзя, значит, не его, а партийная тайна. Не показывая виду, как беспокоилась за него, Екатерина Ивановна поставила перед мужем тарелку с гречневой кашей, где быстро таял маленький кусочек сливочного масла. Участливо глядя в его осунувшееся лицо, спросила: