Дети Хурина. Нарн и Хин Хурин - Толкин Джон Рональд Руэл - Страница 41

Когда же ушли Ниниэль с отрядом, обратился Брандир к оставшимся:

– Се! Не считаются со мною вовсе и пренебрегают моими советами! Так изберите же себе иного вождя: здесь и сейчас отрекаюсь я от власти и от своего народа. Пусть Турамбар именуется владыкой вашим, раз уже присвоил он все права мои. И пусть никто более не приходит ко мне ни за советом, ни за исцелением!

И Брандир сломал свой жезл. А про себя подумал:

«Ныне ничего больше у меня не осталось, кроме лишь любви к Ниниэли; потому куда пойдет она, ведомая мудростью или безумием, должно идти и мне. В этот темный час ничего нельзя предугадать; но, может статься, даже я смогу оградить ее от какого-либо зла, ежели окажусь поблизости».

Засим Брандир перепоясался коротким мечом, что прежде случалось нечасто, и взял клюку, и поспешил так быстро, как только мог, за ворота, и покинул Эффель, и захромал вдогонку за остальными вниз по долгой дороге к западной границе Бретиля.

Глава XVII

Смерть Глаурунга

Наконец, когда землю укрыла ночная мгла, Турамбар и его спутники пришли к ущелью Кабед-эн-Арас, и порадовались они гулкому грохоту воды: хотя шум этот наводил на мысль об опасности, поджидающей внизу, зато в нем тонули все прочие звуки. Тогда Дорлас отвел их чуть южнее, и спустились они вниз по расщелине к подножию утеса, но здесь охватил Дорласа страх, ибо реку загромождало немало каменных глыб и громадных валунов, и бушевал и ярился вокруг них поток, клыками перемалывая все на своем пути.

– Это – путь к верной смерти, – молвил Дорлас.

– Это – единственный путь, будь то к смерти либо к жизни, – возразил Турамбар. – От промедления переправа легче не станет. А потому – за мной!

И Турамбар пошел первым, и благодаря ловкости и доблести, а может быть, и волею судьбы, переправился благополучно и обернулся, и всмотрелся в непроглядную тьму, пытаясь разглядеть, кто идет следом. Рядом с ним обозначилась темная фигура.

– Дорлас? – спросил он.

– Нет, это я, – откликнулся Хунтор. – Дорлас, похоже, сплоховал на переправе. Ибо можно любить войну, и при этом страшиться многого другого. Он сидит и дрожит на берегу, сдается мне, и да поразит его стыд за речи его к моему родичу.

Турамбар и Хунтор отдохнули немного, но вскорости ночной холод пробрал их до костей, ведь оба они насквозь вымокли, – и они двинулись вдоль реки на север, к лежбищу Глаурунга. Там ущелье сужалось, и вокруг становилось все темнее; пробираясь вперед на ощупь, они различали высоко над головой слабый отблеск, словно от тлеющей головни, и слышали, как взрыкивает Глаурунг, забывшийся чутким сном. Тут принялись они карабкаться к самому краю обрыва, ибо в этом заключалась вся их надежда – подобраться к врагу снизу, там, где не прикрывает его броня. Но столь нестерпим сделался ныне смрад, что головы у них закружились, и оскальзывались они то и дело, и цеплялись за древесные стволы, и боролись с приступами тошноты, в бедственном своем положении позабыв все свои страхи, кроме одного только: сорваться и рухнуть вниз, прямо на клыки Тейглина.

И молвил Турамбар Хунтору:

– Попусту растрачиваем мы убывающие силы. Пока не будем мы уверены, где именно проползет Дракон, бесполезно подниматься выше.

– Когда мы узнаем доподлинно, поздно будет искать дорогу наверх из ущелья, – отозвался Хунтор.

– Истинно говоришь ты, – молвил Турамбар. – Но там, где все зависит от случая, должно случаю и довериться.

Потому остановились они и стали ждать, и видели они из темноты ущелья, как высоко в небе серебристая звезда медленно восходила по тусклой полосе неба; и тогда Турамбар постепенно погрузился в сон, и во сне всю свою волю вложил он в то, чтобы удержаться и не упасть, в то время как черный прилив тащил его вниз, захлестывая ноги.

Внезапно раздался оглушительный шум, стены ущелья дрогнули, из края в край прокатилось эхо. Турамбар разом стряхнул с себя дремоту и сказал Хунтору:

– Дракон пробудился. Час пробил. Рази глубже, ибо ныне двоим должно биться за троих!

И двинулся Глаурунг на Бретиль, и все случилось почти так, как и надеялся Турамбар. Ибо Дракон медленно и тяжело подполз к краю обрыва и не свернул в сторону, но изготовился перебросить через ущелье массивные передние лапы, а потом подтянуть тулово. Ужасом веяло от него; и перебираться он начал не прямо над тем местом, где затаились Турамбар с Хунтором, а чуть севернее, так что снизу видели они гигантскую тень драконьей головы на фоне звезд; и в разверстой пасти его трепетало семь огненных языков. И дохнул Дракон пламенем, так, что все ущелье озарилось алым светом; и черные тени заметались среди камней; деревья прямо перед ним почернели и задымились, и камни с грохотом покатились в реку. Рывком кинулся он вперед, ухватился могучими когтями за край утеса на противоположной стороне и с натугой начал перебираться через провал.

Вот теперь пробил час явить отвагу и проворство. Хотя Турамбар и Хунтор не пострадали от пламени, находясь чуть в стороне от пути Глаурунга, однако ж им еще предстояло подобраться к Дракону вплотную прежде, чем он переползет через ущелье, или все надежды их пойдут прахом. Засим, презрев опасность, Турамбар вскарабкался вдоль утеса под самое брюхо чудовища, но от нестерпимого жара и смрада зашатался он и непременно сорвался бы, если бы Хунтор, что мужественно поднимался следом, не поддержал его руку.

– Храброе сердце! – промолвил Турамбар. – Удачен был выбор, пославший тебя мне в помощники!

Но не успел договорить он, как огромная глыба сорвалась с вышины и обрушилась Хунтору на голову, и рухнул тот в воду и так погиб – не последний из храбрецов Дома Халет. Тогда воскликнул Турамбар:

– Увы! Горе тому, кого коснется моя тень! Зачем искал я помощи? Ныне один ты, о Победитель Судьбы, что и должен был предвидеть заранее! Так победи в одиночку!

Тогда призвал он на помощь всю свою волю, и всю ненависть к Дракону и его Повелителю, и померещилось Турину, будто внезапно обрел он новую, доселе неиспытанную силу – духовную и телесную; и вскарабкался он по скале, с камня на камень, от корневища к корневищу, пока не ухватился наконец за хрупкое деревце, что росло под самой кромкой обрыва, и хотя верхушку его испепелило пламя, корнями держалось оно по-прежнему крепко. И едва обрел Турин опору в развилке ветвей, прямо над его головою, едва ее не задевая, нависло драконье брюхо и заколыхалось под собственной тяжестью, прежде чем Глаурунг сумел приподняться. Бледное и морщинистое, сочилось оно серой слизью, на которую налип всякий сор; и разило от него смертью. Тогда Турамбар извлек из ножен Черный Меч Белега и нанес удар снизу вверх, вложив в него всю свою мощь и всю свою ненависть, и смертоносное лезвие, длинное и алчное, вошло в плоть по самую рукоять.

Почуял Глаурунг смертную боль и издал пронзительный визг, от коего содрогнулись все окрестные леса, а дозорных у водопада Нен Гирит объял страх. Пошатнулся Турамбар, словно от удара, и соскользнул вниз, и не удержал он в пальцах меча – клинок остался торчать в драконьем брюхе. Ибо в приступе нестерпимой муки выгнулся Дракон всем своим содрогающимся туловом и с усилием перебросился через ущелье, и там, на противоположной стороне, корчился он и ревел, бил хвостом и извивался в агонии, пока не учинил повсюду вокруг великого разрушения, и, наконец, вытянулся и застыл недвижно в дыму, посреди разоренной пустоши.

Турамбар же, оглушенный и обессиленный, ухватился за корни дерева. Но возобладал он над слабостью, и заставил себя продолжать спуск, и, где сползая вниз, а где соскальзывая, кое-как добрался до реки и вновь бросил вы зов опасной переправе – на четвереньках, цепляясь за что придется, ничего не видя из-за водяных брызг, – пока не оказался наконец на другом берегу и не вскарабкался устало вверх по расселине, по которой спускался прежде вместе со спутниками. Так наконец добрался он до умирающего Дракона, и взглянул на поверженного врага без жалости, и возрадовался душой.