Колючий подарок - Антонов Сергей Валентинович - Страница 19

Поддерживая друга, всё время оглядываясь по сторонам, он довёл его до дому, помог лечь на кровать и только тогда передал просьбу матери.

Едва дослушав товарища, Павлик вскочил:

— Что ты наделал? Ты понимаешь, что ты наделал?

— А что, Паш?.. Что?.. — бормотал Юрка.

— А то, дурья твоя голова, что некому всё это делать! А мать будет уверена, что всё сделано. Зачем ты врал про меня? Сказал бы прямо, что ногу разодрал, ходить трудно.

— Да-а — сказал бы!.. — мрачно протянул Юрка. — Скажешь! Уж лучше не говорить, что ранен, — никто ничего и не узнает.

— Не говорить… А кто теперь будет всё делать? Ты об этом подумал?

— А что делать-то?

— Всё! — отрезал Павлик.

— Ну что — всё?

— А очень просто. Всю домашнюю работу выполняю я. Дрова, вода, корова… А там ещё огурцы текут.

— Как это — огурцы текут?

— Бочка с огурцами течёт. Думали, что забухнет, а теперь надо обручи подбивать.

— Огурцы текут… — растерянно пробормотал Юрка. — Огурцы ещё навязались!

— Ну? — строго спросил Павлик. — Понимаешь, что ты своим враньём наделал? Мюнхаузен безголовый…

— Чего ты ругаешься? — вдруг обиделся Юрка. — Я сказал, что всё будет сделано, и сделаю. Подумаешь — дрова да корова! Где у тебя топор?

Прошло уже с полчаса, как Юрка взял на кухне топор. Потом часы на стене пробили ещё четверть. Юрка не возвращался.

Павлик слез с постели и, подпрыгивая на одной ноге, держась то за койку, то за стол, дотанцевал к окну, выходящему на двор.

Юрка, без пиджака и шапки, красный, потный, зажав кругляк между ногами, силился вытащить застрявший в нём топор. Неподалёку валялись поленья — одно, два, три… шесть… восемь… двенадцать… Немного! Немного за три четверти часа.

— Балда! — выругался Павлик. — Клином надо! Клином!

Форточки в окне не было, кричать из комнаты бесполезно. Выйти же в коридор — чувствовал Павлик — ему будет не под силу.

— Ну и пусть возится! — обозлился он. — Сообразить не может.

Минут через десять пришёл Юрка — потный, уставший и виноватый.

— Паш, — сказал он, — двенадцать полен не хватит? А завтра я бы тебе ещё наколол. А?

— Не хватит, — отрезал Павлик.

— На одну печку — и не хватит?

— Топор загнал, да? — вместо ответа спросил Павлик.

Друг-приятель помолчал и, совсем обескураженный, ответил:

— Сучковатое, понимаешь, полено, а я не рассмотрел…

— «Не рассмотрел»! — передразнил Павлик. — Клином надо! Голова… Ну, а бочку, бочку пойдёшь чинить?

— А чего же? Скажи где — и пойду…

— Возьми зубило, поставь боком на обруч — легонько ударь. И так — вокруг. Только ровно бей, равномерно. Хотя подожди-ка… — Павлик увидел руки Юрки.

Они были в ссадинах, в царапинах и после напряжения слегка дрожали.

— Нет! — решил он. — Не ходи.

— Почему это?

— Потому что всё равно ничего не сделаешь. Не справишься. Да ещё, пожалуй, обруч порвёшь. Иди уж напои корову да валяй домой. Что от тебя толку?

В этот вечер Юрка чувствовал себя пристыжённым, разбитым. Он пробовал было читать, но из этого ничего не вышло: какие уж герои, когда с простыми делами не мог справиться!

И вот он листает одну книжку за другой. Пограничник с овчаркой… Матросов у дота… Зоя… А там лежит Пашка и думает, какой никуда не годный человек он, Юрка… Да, думает… Тарас Черномор стреляет из двух пистолетов сразу, ему легко… А Пашка лежит — встать не может…

Юрка отказался от молока.

— Болен, что ли? — спросила мать, приложив руку ко лбу сына. — Или случилось что?

— Чего случилось? — огрызнулся Юрка. — Поназадают работы — сиди от утра до утра! В каникулы и то работай. А болен — что ж… Думаешь, трудно заболеть, когда дома чёрт знает что? Сколько раз просил: купи лыжный костюм, купи лыжный костюм…

— Юра! У тебя же есть костюм.

— Старый!

— Старый? Сколько же ты его раз надевал?

— Сто!

— Ну, знаешь ли… Прекратим этот разговор. Придёт отец, он с тобой побеседует.

Галина Осиповна, мать Юрки, в таких случаях довольно часто произносила эту фразу, но когда приходил отец, случалось так, что она ничего не говорила ему о сыне. Юрка никак не мог понять, забывает она или просто не хочет выдавать его.

Галина Осиповна поставила на стол молоко в стакане, покрытом испариной, положила булку и ушла в другую комнату.

«Как всё нехорошо, — думал Юрка. — Как всё нехорошо!» И самое страшное, что его угнетало, была мысль: завтра нужно идти опять заменять Павлика.

Неожиданно постучали в дверь.

— Да! — сказал Юрка.

Вошёл Лёня Ёлкин, член совета пионерского отряда.

— Задачку номер сорок восемь решил? — спросил он.

Учитель, несмотря на каникулы, всё же задал ребятам несколько задачек: чтобы не забыли математику.

— Решил, — ответил Юрка.

— Сколько получилось? Два часа десять минут?

— Да, — неохотно отозвался Юрка.

— Ага, значит, правильно. Я думал, ошибся. — Лёня помолчал и, между прочим, спросил: — Ну, как будешь с Павликиными делами?

— Какими там делами? — ожесточился Юрка, понимая, что вот уже происшествие стало известно и Лёньке. — Какими там ещё делами?

— А вот какими… — Лёня вынул из кармана записную книжку, отыскал нужное, прочёл: — «Семёнов Павел. Первое — помощь Коле. Второе — читка газет, кружок номер два». Первое — дело временное. Второе же постоянное. Вот какие дела. Понятно?

— Ничего не понятно. И почему это я должен делать? Павлик сказал?

— Павлик этого не говорил. Сам могу сообразить: раз такое дело произошло, ты его заменить должен.

— Вот ещё! — огрызнулся Юрка. — Только мне и не хватало! Буду я заниматься…

— Не будешь? — спросил Лёнька.

— Что значит — не будешь? Не мои обязанности — и всё!

— Хорошенькое дельце: я не я и лошадь не моя. — Лёнька неодобрительно посмотрел на Юрку.

— При чём тут лошадь? — обижаясь, сказал тот.

— А при том, что даже лошадь поняла бы: помогать надо. А на тебя, выходит, положиться нельзя. А ещё друг…

Юрка почувствовал, что разговор принимает совсем нехороший для него оборот.

— Ну, как не друг! — сказал он. — Всё время вместе. Друг…

— Ну так что ж?

— Да ладно, ладно… Вот тоже пристал, как смола…

— И вообще я считаю, что ты стоишь в стороне.

— В какой стороне?

— В стороне от общественной работы.

— А стенгазету кто оформлял?

— Ты. А ещё что можешь припомнить ну хотя бы за последние два месяца?

Юрка молчал.

— Ты больше ничего не можешь припомнить за последние два месяца. И за предыдущие два тоже.

На следующий день посеревший, угрюмый Юрка отправился к своему другу, которого он вынужден был замещать не только по делам домашним, но и по делам общественным.

Погода стояла чудесная. Снег весело искрился на солнце, слепил глаза, аппетитно хрустел под ногами. В такой денёчек выйти бы на лыжах куда-нибудь к Берёзовке, на холмы, с которых видишь речку Мокряну, перерезaвшую огромное белое пространство. Кажется, что она, извиваясь, уползает в лес.

Вот бы где поговорить о всяких приключениях, героях, книжках, пофантазировать… Но нужно идти к Павлику…

Минут двадцать Юрка колет дрова, всё время помня о том, что говорил Павлик: клином нужно, а не топор загонять. Приходит мать Павлика, Мария Петровна, и, увидев Юрку, занятого работой, хвалит:

— Вот молодец, вот молодец! Павлик-то у меня сейчас совсем никуда.

«Хвалит, — думает Юрка. — Не знает, что всё из-за меня».

Клин — великое дело, и колка дров подвигается. Возьмёшь огромный кругляк, ударишь топором с одной стороны комля — радиус, с другой — ещё радиус, посередине. А потом поставишь клин в трещину — и по клину. Кругляк с треском, иногда со звоном, распадается на половинки. А с половинками совсем уже легко справиться. Поставил её — раз топором, раз! Смотри только — по сучьям не бей, и поленья сами будут отскакивать. Даже интересно. И чего это он дома всё отлынивал от этой работы? Поколет изредка, а то всё отец да брат.