Стругацкие. Материалы к исследованию: письма, рабочие дневники, 1978-1984 - Стругацкие Аркадий и Борис - Страница 39

Вот такие дела. Приветы Адке и Андрею.

твой Арк.

Дорогой Боря!

1. Насчет Бритикова. Давай — ни тебе, ни мне. Пусть шлет письма к мэтру и бандероли к нему же, хрен с ним. Но рекомендацию всё же напиши ты, подпиши за меня, сложи вчетверо и вручи ему, будто это я тебе ее переслал. Некогда мне писать эти рекомендации-фуемудации, и без того в бумагах тону.

2. Я тоже получил 1122 рэ, это точно из СовПиса, ибо мне вручили талон на перевод. А вот получил ли ты еще из «Мира» триста с лишним ряб?

3. Повторяю: все дела с СовПисом лежат на тебе, только сообщай мне своевременно, что и как.

4. К/с «Сталкер» в НФ — это еще не так скоро. Надо предпослать врезку от авторов — предпошлем, о чем речь. Пока же Бела только раскачивается насчет перепечатки рукописи.

5. Сизов отказался от М не из-за крамолы, а потому, что, как он выразился, «нам пришлось бы выписывать акробатов из Франции». Конечно, это отговорка. Скорее всего, он опасается иметь с нами дело вообще. На днях звонил ему по поводу П22В — еще не прочитал. Да хрен с ним.

6. Насчет гонорара за ОуПА — я, когда виделся с Иреной Кромановой, попросил ее напомнить Реккору. Если в течение месяца ничего не случится, отпишу ему. А насчет оного же за «Сталкера» — никто ничего не знает. Здесь надо ждать, братец. Ежели картину пошлют в Канны в мае, то ее выпустят на наши экраны только в июне: по положению, в Канны идут только целочки. Вот тогда-то и будем поднимать волну.

7. ВААП прислал договор с ГДР на ХВВ.

8. Чеховская требует от нас новой вещи для печатания в этом году. Я ее долго посылал к тебе, она не отставала, тогда я, дабы отвязаться, предложил ГЛ. К моему изумлению, ответсекретарь не против, ежели мы добьемся реабилитации повести. Татьяна еще к тебе обратится, я же, видимо, буду писать Альберту Беляеву, только надобно будет перепечатать и послать ему (или, лучше, принести) экземпляр. Как ты смотришь?

9. Давеча звонил Жора Гречко. Он с еще двумя космонавтами пишет сценарий на космическую тему — не знаю уж, худ или научпоп. Главное то, что их очень пленила наша песенка из «Десантников». Он обратился ко мне узнать, кто автор, дабы испросить песенку у него, и очень обрадовался, когда узнал, что это наша. Я согласился отдать им эту песню с условием, что музыка останется из «Двух дюймов»[68]. Это его еще больше пленило, он тоже любит этот фильм. Всё дело в том, чтобы сделать еще один куплет. Мы договорились, что они либо сами представят проект третьего куплета, либо дадут нам точную тему. А так будет в титрах: песня на слова бр. Стругацких из повести «Полдень, 22-й век», музыка композитора имярек. Жора был в восторге, когда я ему это сказал.

Кажись, всё. Обнимаю, целую. Привет Адке и Андрюхе.

твой всегда Арк.

P. S. А попробуй-ка, брат, набросать мне проектец письма Беляеву по поводу ГЛ. Это было бы славно. Всё равно рано или поздно надо начинать. М. б. заодно и УнС зацепить?

Песня для фильма «на космическую тему» действительно пригодилась. Вот как описывал эту историю бард Борис Вахнюк.

<…>

Следующей нашей с Маном[69] работой стал «Единственный выход». Георгий Гречко и Юрий Романенко совершили самую длительную на те поры экспедицию в Космос, вернулись на Землю с киноматериалом, снятым на борту, с магнитофонными записями.

Проявили пленку, прослушали записи и поняли, что неразумно держать все это в загашнике, как исключительно служебную информацию. Вышли на Мана, он — на меня.

Звоню Гречко:

— Георгий Михайлович, по известному вам делу вас беспокоит киносценарист Вахнюк.

— Боря, что ли? — слышу в трубке ехидный голос космонавта.

— Можно и так, — отвечаю, не догадываясь, что за этим последует.

— Ну, так нам тогда нечего разводить турусы на колесах и играть в этикеты. Твои песни у меня на пленке уж лет двадцать крутятся. Сейчас-то пишешь?..

Им выпала сложная командировка на орбиту, и дело не только в ее рекордной протяженности. Предыдущее посещение орбитальной станции, если помните, окончилось конфузом (особой рекламы, правда, не имевшим), стыковка не состоялась. Корабль «поцеловал» обшивку, не попав в стыковочный замок, и скромно так, без обычной шумихи, вернулся, «совершив посадку в заданном районе». На всякий случай космонавтам вручили по побрякушке, но о том, что они там натворили на орбите, на земле можно было только догадываться. В программу полета Гречко и Романенко было включено задание особой важности: установить, выйдя в открытый космос, степень повреждения, нанесенного стыковочному узлу, и постараться оперативно его устранить.

<…>

Через десять лет после фильма мы с Георгием Михайловичем будем гонять у меня дома чаи с волжской душицей, вспоминать нашу общую работу, и я услышу от него буквально следующее, тогда так и не сказанное:

— В сущности, это ведь типично для опасной, смертельно опасной профессии — проблема выбора. Причем проблема, где быстрого решения нет, где нельзя посчитать, сколько голосов — за, сколько — против. Никто тебе не скажет заранее, оправдан твой риск или нет. Даже не твой лично. Если рисковать только самим собой, то никакой тут драмы нет. Ты же рискуешь еще и товарищами, идеей, станцией — как было у нас с Юрой Романенко. Разумно ли — идти на выход в открытый космос, зная, что можно и не вернуться? Это всегда становится известно только потом. Мы вот рискнули — и победили. Значит, сделали правильно. Рискнули бы и погибли — нас бы осудили…

<…>

Как и в «Большом табло», Виктору Ману хотелось отступить от традиционной строгости формулировочного языка технико-научных фильмов. Поэтому в «Единственном выходе» собственно дикторского текста нет, не считая сообщения ТАСС о полете. Есть стихи (как бы лирическое «я» космонавтов), начитанные двумя актерами, и песня.

Идею песни предложил Георгий Михайлович:

— Тебе никакого труда это не составит. Возьми у Стругацких в «Полдне XXII века» гимн Десантников, придумай мелодию, самую простую, и — будет все путем.

— Там же мало, — говорю, — две строфы всего, на песню не хватит.

— Ну и что — нет для космонавта трудных задач, бывает неумелое их решение. Продли, сколько не хватает.

— А как Стругацкие на это посмотрят?..

— А мы у них самих об этом спросим.

Не заглядывая в телефонную книжку, набирает номер. Дожидается ответа, передает трубку мне. На проводе — Аркадий Натанович:

— Да делайте все, что нужно для вашего кино. Только должен предупредить: ход насчет «и если б ты не вернулся назад, кто бы пошел вперед» нами заимствован. Была в свое время такая альпинистская песня, мы ее и использовали, слова только придумали другие, в расчете на своих героев. А распевали вдвоем с Борисом на мотив «Какое мне дело до всех до вас, а вам — до меня» — из любимого фильма «Последний дюйм». Вот сколько всего намоталось! Так что если и вы еще куда-нибудь выкрутите, получится история почти детективная.

<…>

Дорогой Аркаша!

Получил твое письмо от 23.01.

Очень интересные новости. А что если нам действительно рвануть в Милан на Еврокон? Вместе, а? Что-то мне вдруг захотелось. Давай-ка, у тебя там в Иностранной комиссии куча знакомых, выясни, как нам надлежит действовать. Какого черта, в самом деле? Всё Парнов да Кулешов, а мы что — рыжие? Мы тоже хотим галопом по Европам.

У меня новостей никаких нет. Получил из ВААПа письмо — просят разрешить публикацию в Израиле. Напишу — пусть издают. В Израиле нас еще не издавали.

Жизнь веду в основном растительную. Выхожу только лишь по понедельникам — на заседания в ПисДоме, да по четвергам — в филклуб. Читаю. В том числе и по-аглицки (прочел «Десять негритят», а сейчас мучаюсь с «Багдадом»[70] — почему-то читается с гораздо большим трудом). Зяму Юрьева прочел, фантастический его детектив[71], — очень, очень неплохо, я бы даже сказал — забойно. Увидишь — передай ему мои конгратьюлейшнз[72].