Точка зрения (Юмористические рассказы писателей Туркменистана) (сборник) - Меляев Ходжанепес - Страница 29

— Помню, — ответил он, — да нести нечего…

— Как это нечего? Ведь ты же говорил, что утки будут твоими.

— Понимаешь, — ответил он, — утки попались какие-то заколдованные. Стрелял в упор и ни одну не убил. Кажется, все предусмотрел и… — Он развел руками.

— Сказки рассказываешь, — сделав обиженный вид, сказал я и ушел довольный.

Дело в том, что заколдовал-то уток я — дал Гельды холостые патроны. Только вы уж ему об этом не проговоритесь! Ладно?

Я написал стихотворение «На дороге овлия»[3] и опубликовал его в журнале. После этого один видный богослов перестал со мной здороваться. А когда судьба свела нас с ним — мы встретились на свадьбе у моего дальнего родственника, — руки он мне не подал, даже головой не кивнул в знак приветствия. Но, выбрав удобный момент, когда вокруг было много гостей, сказал мне:

— Джигит, второй такой овлии, о которой ты написал, нет ни на Востоке, ни на Западе. Если кончились деньги на пиво, то можно было бы поступить честно… Сказал бы об этом мне и другим порядочным людям. А уж мы не оставили бы в беде.

И протянул мне рубль.

Я взял рубль и отдал его детям. Они купили мороженого и с удовольствием съели на глазах моего знакомого богослова…

Но я был задет. Меня взволновало, конечно, не мнение богослова. А вдруг и другие, знакомые и незнакомые люди подумают, что я все извратил ради литературной славы и гонорара? И решил рассказать подробно о причинах, побудивших меня написать это стихотворение.

Да, много лет у дороги находится овлия — маленький мавзолей пира[4]. Голубой купол, зеленые стены, надпись на камне: «Абу Ахмет ибн Касым». Много ходило легенд, связанных с этой могилой.

По пятницам сюда приезжали старухи, больные трахомой, и мазали свои красные, как помидор, глаза здешней землей. Прикладывались к могиле старики с распухшими суставами. Пугливые, как джейраны, молодицы, закусив яшмак[5], просили Абу Ахмета ибн Касыма помочь им обрести благословенное чрево и в положенный срок разрешиться долгожданным сыном или дочкой.

И вдруг стало известно, что через овлию должна пройти железная дорога. Явились к святому месту проектировщики, забили колья, обозначавшие трассу, тракторы и скреперы начали сосредоточиваться в километре от могилы пира. Паломники и вместе с ними духовные пастыри правоверных забеспокоились и начали писать во все инстанции.

Не мог остаться безразличным к этому и я, как человек, дорожащий историческими памятниками. А этот, с голубым куполом, представлял, по-видимому, интерес. Но меня волновала не только его ценность. А вдруг рядом с овлией находятся укрытые землей остатки древнего города? Ведь может же так быть? Правда, вокруг святого места не заметно ни крепостных развалин, ни следов древних жилищ, местность почти ровная, чуть холмистая. Но город Нисса, столица древней Парфянской империи, о которой рассказывается в школьных учебниках, тоже ведь был похоронен под такими же холмами. И никому в голову не приходило, что он расположен в двадцати километрах от Ашхабада. Десятки лет ученые спорили о местонахождении Ниссы, десятки лет искали, доверившись легендам, начали вести раскопки на местности, которая почти не давала повода надеяться на успех. Теперь мраморные статуи, найденные при раскопках, украсили и расширили богатейшие коллекции Эрмитажа. И Нисса стала известна всему ученому миру…

С каждым днем росла моя уверенность в том, что возле святого места мы найдем развалины какой-нибудь из древних цивилизаций. И я написал в Министерство культуры республики просьбу временно приостановить строительство дороги и провести археологические раскопки.

Письмо произвело впечатление. Приехала авторитетная комиссия. Она осмотрела мавзолей под голубым куполом, прочитала выведенную арабской вязью надпись: «Абу Ахмет ибн Касым» — и, поскольку читать и смотреть больше было нечего, пошла пить чай в колхозной чайхане.

Обстановка была довольно сложной. Провести дорогу, не потревожив овлию, невозможно: слева бушует и ярится река, справа — отвесная скала. Горы есть горы…

Комиссия решила, что мавзолей никакой ценности не представляет — таких, как он, в республике много. Но, уважая религиозные чувства верующих, гроб с прахом старца Абу Ахмета ибн Касыма решили изъять и похоронить в другом месте, а на холмах вокруг овлии провести раскопки.

Пришли археологи, и раскопки начались. Вскоре все окрестности были перелопачены, но ни куска кирпича, ни сантиметра глинобитной стены, ни черепка от кувшина не нашли… Никаких признаков человеческого жилья, никаких намеков на цивилизацию.

Потом принялись за могилу и гроб. Археологи не сомневались, что в нем останки какого-нибудь религиозного деятеля.

Осторожно сняли изящные мраморные плиты, но гроба под ними не оказалось. Это вызвало волну разных слухов. Одни говорили, что в могиле нашли богатейший клад, хранившийся там с незапамятных времен, другие утверждали, что есть люди, которые воочию видели, как из-под мраморных плит извлекли легендарную саблю Кёр-оглы. Фантазия иных принимала еще более широкие размеры. Оказывается, был подземный ход под рекой, и по нему из-за границы к нам проникали шпионы…

На самом деле все было гораздо прозаичней. Первой находкой археологов явилась довольно большая кость. Когда с нее соскребли землю, на конце кости стало ясно просматриваться хорошо сохранившееся копыто. «Нога лошади», — определили специалисты. Потом нашли и другую ногу. «Видимо, святой был джигитом, и его похоронили вместе с любимым конем», — подумал я.

Кости извлекали одну за другой. Когда их разложили по своим местам, перед изумленным взором археологов предстал скелет рослого ишака…

— Так вот ты каким был, Абу Ахмет ибн Касым! — засмеялись археологи. — Велик аллах, если он даже тебе дал после смерти чудесную силу исцелять больных и убогих!

Тайна овлии была раскрыта. Вот тогда я и написал стихотворение «На дороге овлия».

Перед тем, как стать заведующим овцефермой, он на общем собрании колхозников сказал:

— Обещаю от каждых ста овцематок получить по сто десять ягнят. А для этого:

во-первых, в непогоду буду вместе с овцами сидеть в загоне; потребуется — сено есть научусь;

во-вторых, ни одной травинки из кормов моей фермы тесть не получит; потребуется — я у него возьму;

в-третьих, клеветать на волков, что они едят овец и ягнят моей фермы, не буду; потребуется — сам волка съем;

в-четвертых, друзей буду угощать не бараниной, а докторской колбасой; потребуется — свою голову положу на тарелку, а овцы будут целы;

в-пятых, никакой акт о приемке невыкопанного колодца не подпишу; потребуется — сам выкопаю;

в-шестых, не буду надевать шапку из каракуля, потребуется — так я и без шапки зиму прохожу:

в-седьмых, буду спать не под шерстяным одеялом, а под ватным; потребуется — так я и вообще без одеяла обойдусь, халатом укроюсь;

в-восьмых, не буду тайком приезжать домой, бросив отару без присмотра; потребуется — так я вообще с домом порву…

— Ты это серьезно? — спросили его.

— Клянусь карандашом ревизора, что не забуду своей клятвы.

На пути к чайхане сидит чистильщик обуви. Увидел меня и кричит:

— Начальник! Здравия желаю! Заходите! Почистим туфли без очереди!

Хоть человек я и не тщеславный, но был польщен. Начальником назвали… Сел на его скамейку и небрежно сказал:

— Чтобы блестели!

— Еще бы! Всю душу вложу…

После этого, направляясь к чайхане, я непременно заходил чистить обувь. Даже жена заметила. «Уж не влюбился ли ты?» — спрашивает. «Да нет, — говорю. — Люблю, чтобы обувь блестела».