Скиф - Коробков Николай Михайлович - Страница 17

— Но это опасное предприятие, — предупредил Идантирс. — Херсонес ведет теперь беспрерывные войны с тавроскифами. Несколько десятков лет тому назад Херсонаситы, не будучи в состоянии защищаться сами, обратились за помощью к Амаге — царице сарматов. Она обрушилась тогда на тавроскифов, разбила и устрашила надолго, но последнее время их нападения возобновились с новой силой; им помогает царь Палак, и Херсонес, отбиваясь от них, тщетно ищет помощи у соседних государств. Если тебя обнаружат в городе, — тебя схватят, как соглядатая, убьют или обратят в рабство.

Не обращая внимания на эти предостережения, Орик попросил дать себе проводника и решил, не откладывая, отправиться в путь. Прощаясь, Идантирс возвратил ему мешок с деньгами, удержав из них тридцать золотых в качестве залога.

— Ты получишь их сейчас же, как только вернешь мне Таргиса — твоего проводника. Я не могу рисковать им. Он ученый раб и стоит дорого, а я человек небогатый...

Орик и Таргис выехали не медля; на третий день пути достигли устья реки Гипанида[19], переправились через Борисфен[20] и по перешейку, отделявшему Меотическое море от Эвксинского Понта[21], спустились в Таврику[22]. Здесь было жарко; в широких степях трава желтела, сожженная солнцем.

Скоро они доехали до одной из стоянок тавроскифов, жизнь их многим напоминала жизнь племени Орика. Все же у них было немало особых обычаев. Еще в недавнее время они приносили в жертву своей богине-девственнице всякого эллина, потерпевшего кораблекрушение у их берегов или захваченного в открытом море. Самый обряд совершался ими следующим образом: после предварительного освящения жертвы ей наносили удар дубиной, затем отрубленную голову насаживали на кол, а тело сбрасывали вниз со скалы, на которой помещалось святилище.

Жестокость тавров показалась Орику доходящей до странности. Из-за нее они раньше не имели даже рабов, потому что всякому чужеземцу, попавшему к ним в плен, они отрезали голову и уносили домой, чтобы воткнуть ее на длинный шест и водрузить высоко над зимним шатром, — большей частью над дымовым отверстием, — по словам тавров, это были поднимающиеся в воздухе стражи их жилья.

Впрочем, в последние десятилетия они отказались от древней строгости обычаев; над кибитками и шатрами кочевьев Орик видел немало воткнутых на копья голов, но встречал и рабов, которых тавры не убивали, а заставляли служить себе, продавали и отправляли как дань Палаку: они, как и все соседние племена и народы, признавали над собой его власть.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

I

Переезжая от становища к становищу, Орик и Таргис пробирались все дальше на юг, пока, наконец, не приехали на берег Понта.

Горы, — подобных им Орик никогда не видал раньше, — высоко громоздились здесь и неровными, круто обрывающимися скалистыми уступами спускались глубоко вниз к сероватой полосе берега, окаймленного широкой белой лентой набегавших волн. Под резким ветром сливавшиеся с горизонтом воды Понта казались свинцово-серыми, неровными, мелькающими белой рябью пробегавших по темной поверхности гребней волн. Глухой шум и рокот прибоя доносился издалека и мешался с шелестом листьев на деревьях и свистом ветра в горах.

Прежде чем направиться к Херсонесу, они решили навести справки о том, как проникнуть в город и к кому там можно обратиться за помощью. Но сделать это было нелегко, потому что скифские племена все время передвигались в некотором отдалении, и им не удавалось найти человека, который взялся бы провести их за городские стены.

Наконец они решились сделать это самостоятельно. Таргис, знавший язык эллинов, переоделся в греческое платье; Орик должен был сопровождать его в качестве раба и идти пешком; один конь оказался лишним, и его пришлось оставить.

Двигаясь вдоль берега, они направились к городу по опустошенным недавним набегом пашням с выжженными и вытоптанными посевами, мимо обгорелых развалин сельских домов, разграбленных таврами. Ближе к Херсонесу дома эти уже начинали отстраиваться, и разоренные земледельцы снова принимались за хозяйство. Встречаясь с ними, Таргис называл себя работорговцем, едущим из Ольвии, и расспрашивал о ценах на рабов, о положении дел на рынке и о городских делах.

К Херсонесу они прибыли к вечеру.

Около города море широким заливом подходило к высоким массивным каменным стенам, благодаря которым херсонаситы не раз отбивали вражеские нападения. Множество тяжело нагруженных различными товарами лодок и кораблей стояло в гавани; загоравшиеся на судах огоньки дрожали и прыгали, отражаясь в начинавшей темнеть, слабо плещущейся воде.

Они приблизились к тяжелым городским воротам, защищенным громадными башнями и вделанными в камень железными затворами и решетками.

Ворота еще не были заперты. Охрана из вооруженных воинов спросила их о причинах и цели приезда в Херсонес. Рассказ Таргиса, подтвержденный поддельными торговыми письмами, показался правдоподобным; удостоверившись, что у них нет с собой оружия, их пропустили в город.

Когда они вступили в темную уже улицу с каменными домами, вытянувшимися вдоль выложенных камнем тротуаров, Орика охватило странное, не испытанное раньше чувство тоски и тревоги. Тяжелые плиты мостовой, дома, каменные стены, поднимавшиеся всюду, надвинулись мрачной угрозой, сдавили, стиснули. Ему показалось, что он заперт в темном ящике и что ему трудно дышать.

Они не знали в городе никого, где могли бы остановиться, а ночевать на улице было опасно — это могло вызвать подозрение у городской стражи. Таргис попросил проходившего гражданина указать ему какую-либо гостиницу; тот с удивлением оглядел человека в красивом эллинском платье, сопровождаемого рабом, и указал дорогу; но потом, повернувшись, долго глядел им вслед. Позже они узнали, что честные граждане не посещают гостиниц, — там ютятся только рабы, иностранцы и всякие подозрительные лица.

Во дворе гостиницы, перед кормушкой, стояло несколько ослов, привязанных к ввинченным в стену кольцам; человек в изодранной, грязной одежде громко храпел у входа в дом; широкое пятно света, падавшее через открытую дверь, освещало зловонную груду кухонных отбросов, мусора, глиняных черепков.

Скифы вошли в обширную, низкую комнату с каменными закопченными стенами и грязным, забрызганным вином, покрытым сором полом.

При тусклом свете сильно коптящей масляной лампы три человека пили вино и, выкрикивая хриплыми голосами, по очереди бросали на стол перед собой из точеного каменного стаканчика костяные кубики. Двое других следили за игрой и жевали хлеб и лук, который держали в руках. Еще несколько человек сидело тут же; другие храпели на скамьях, подложив под голову какие-то тряпки, связанные в узелки.

Хозяин, высокий, лысый, в грязной, засаленной хламиде, стоял за широким каменным прилавком, уставленным блюдами с вареной и жареной рыбой и овощами, а также глиняными сосудами с водой и вином; он пересчитывал мелкие бронзовые монеты и не обратил на пришедших никакого внимания.

Таргис подошел к нему и попросил дать обед себе и своему рабу и накормить лошадь, привязанную во дворе.

Отодвинув кучку монет, хозяин подозрительно оглядел гостя, потом потребовал сначала заплатить деньги. Получив их, он сделался любезнее и, обернувшись, приказал нарядно одетой молодой женщине поставить на свободный конец стола блюдо с жареной широкой, плоской рыбой, колбасу из бычьей крови, смешанной с мелко изрубленными кусочками сала, и глиняный сосуд, до краев наполненный разбавленным вином.

Орик уже хотел приняться за еду, когда Таргис незаметно сказал ему, что этого делать нельзя — греки никогда не допускают, чтобы рабы ели из одной посуды с господами; ему пришлось сесть поодаль и ждать, когда Таргис кончит еду и отдаст ему остатки.