Чердак дядюшки Франсуа - Яхнина Евгения Иосифовна - Страница 51

Во главе их был Анри Менье, которого выбрали старшиной. Ткачи всё ещё не помышляли о том, чтобы силой утвердить свои права. Они хотели только, чтобы ни в одной мастерской не приступали к работе до тех пор, пока не будет введён новый тариф. Вот рабочие и собрались, чтобы выделить делегатов для проверки, как выполняется их требование.

Неожиданно навстречу ткачам показался отряд солдат. Сделав знак рукой, офицер приказал:

— А ну-ка, раз-два! Выметем отсюда этих каналий!

Гнев охватил рабочих.

— А ну-ка, кто кого! — крикнул в ответ Анри.

И ткачи бросились на солдат. Одних они обезоружили, другие отступили сами.

На шум свалки подбежали ещё рабочие. И тут же решили — всё ещё не прибегая к вооружённому сопротивлению — провести мирную манифестацию уже в самом Лионе, на площади префектуры.

Но Бувье-Дюмолар распорядился, чтобы посредине спуска Гран-Кот — дороги, ведущей из города в рабочее предместье, — манифестантов встретил легион гренадер. Первыми же выстрелами было убито несколько человек.

Возмущённые участники мирной манифестации бросились к своим домам в Круа-Русс. Но лишь затем, чтобы через несколько минут вернуться вооружёнными. Кто прихватил дубину, кто лопату; пошли в ход вилы, камни, заступы, палки. Лишь у немногих в руках оказались ружья, сабли и пики.

— К оружию! Наших братьев убивают!

Этот возглас смешался с рыданиями жён убитых.

— Баррикады! Скорей построим баррикады!

Это крикнул Анри. Через плечо у него висело ружьё.

Женщины и дети вместе с рабочими начали строить баррикады. Узкие улицы посёлка были для этого очень удобны. К баррикадам подкатили две пушки, которые без боя отдали национальные гвардейцы из стоявшего в Круа-Русс отряда.

Национальных гвардейцев в то время набирали из разных слоёв населения. Часть из них вышли из числа тех же лионских тружеников и не позабыли ещё об июльских днях, которые возродили Национальную гвардию. Другая часть — из семей фабрикантов — защищала интересы богатых и, не колеблясь, становилась на их сторону в решительные минуты.

Вооружённые ткачи двинулись в город. Впереди шёл барабанщик. На чёрном полотнище кто-то вывел слова: «ЖИТЬ, РАБОТАЯ, ИЛИ УМЕРЕТЬ, СРАЖАЯСЬ!»

Кому доверить знамя? Его понесёт кто-нибудь из подростков, решило большинство. Пусть фабриканты видят, что мы боремся и за права наших детей, которые работают бок о бок с нами. Пусть они видят, что мы доведены до отчаяния, что мы хотим работы, но в бой идём потому, что нас к этому вынудила жестокость хозяев!

Теофиль дёрнул отца за полу куртки.

— Я понесу знамя! — Была и мужская решимость, и детский задор в голосе Теофиля.

Сердце Анри сжалось. «Подвергать своего ребёнка такому риску! Всем известно, чем рискует знаменосец! Но, если не я принесу такую жертву, у кого другого я могу её потребовать?!»

— Возьми знамя! — сурово приказал Анри.

Было одиннадцать часов, когда префект Бувье-Дюмолар вместе с генералом Ордонно, срочно назначенным начальником лионской Национальной гвардии, появился у спуска Гран-Кот во главе колонны национальных гвардейцев и линейных солдат. К своему удивлению, они увидели наверху Гран-Кот баррикаду. И всё же колонна начала подниматься вверх по крутой дороге, окаймлённой с обеих сторон рабочими жилищами. И вдруг, неожиданно для префекта и генерала, на них посыпался град камней, черепицы и даже пуль. Камни попали в нескольких солдат, одна задела генерала. Отряд отступил.

Численность лионского гарнизона в то время была невелика. Всего три тысячи солдат.

Вскоре национальные гвардейцы, стоявшие в Круа-Русс, присоединились к рабочим. Два офицера взялись вести переговоры с префектом.

Переговоры шли успешно. Через некоторое время префект, в сопровождении двух офицеров, при молчаливом согласии восставших, перешёл через баррикаду, туда, где стояли рабочие отряды. А ещё через несколько минут, стоя на балконе мэрии Круа-Русс, он начал убеждать всех спокойно разойтись по домам. Его слушали терпеливо. Изредка в его речь вторгался возглас из толпы: «Работы! Работы!» Но префект продолжал говорить, не обращая внимания на выкрики рабочих.

Уже казалось, что Бувье-Дюмолару удастся убедить ткачей прекратить сопротивление.

Но неожиданно послышался пушечный залп. Кто-то в толпе упал. Вслед за тем раздались крики: «Нас предали! Отомстим за пролитую кровь!»

— Надо взять заложником Дюмолара! — шепнул Анри старый ткач Ив Круа.

— Кто со мной? — крикнул в ответ Анри.

И трое рабочих, в том числе Ив, который пользовался у рабочих огромным уважением, бросились на балкон к Дюмолару.

Дюмолар отдал находившееся при нём оружие, не оказав никакого сопротивления.

Под конвоем двух национальных гвардейцев, державших в руках поднятые сабли, он последовал за рабочими.

— Куда его отвести?

— Да в дом Ива, чего лучше! Там его будет охранять матушка Жервеза.

Ткачиха Жервеза, жена Ива, была хорошо известна в посёлке: вместе с Ивом прожила она долгую жизнь и хорошо знала, что такое нищета и безработица. Оба, и Ив и Жервеза, пользовались уважением всего посёлка и даже фабричной администрации.

Решение арестовать Дюмолара было принято одновременно с решением арестовать генерала Ордонно, как ближайшего помощника префекта. Генерала заперли в доме рабочего Бернара.

Эскадрон драгун поднялся по улице Кармелитов и утвердился на плоскогорье. Но сверху, с крыш Круа-Русс, рабочие ответили стрельбой.

Бой продолжался всю ночь, то затихая, то разгораясь с новой силой. Сопротивление солдат стало мало-помалу ослабевать.

А рабочие готовились к следующим боям и не переставали вооружаться.

Ксавье вышел на улицу, как только узнал от хозяйки, что в городе неспокойно и что ткачи собрались на площади Круа-Русс.

Без труда он нашёл среди восставших Анри.

— Дай мне ружьё! — попросил он.

— Это свой! — коротко бросил Анри стоявшему рядом с ним Роберу.

А Теофиль тихо сказал:

— Он был на баррикадах в Париже в июльские дни!.. Как же ему без ружья?

Робер тотчас узнал в Ксавье инженера, который однажды вступился за него перед мастерком.

Не заставляя себя просить, Робер протянул парижанину ружьё из тех, что были оставлены про запас. С этой минуты Ксавье не покидал ряды ткачей. Он с удивлением увидел, что над головами ткачей развевается чёрное полотнище. В руках подростка Теофиля оно показалось ему особенно грозным.

Несмотря на то что Анри было не до разговоров, он перехватил взгляд Ксавье и понял, что тот потрясён цветом знамени.

— Пусть этот чёрный цвет напоминает о том, что ткачи доведены до отчаяния, — пояснил он.

Линейные войска всё время получали подкрепление, но рабочие, хотя и потеряли много своих, продолжали борьбу.

Известие о том, что рабочие из далёких пригородов Бротто, Ля-Гийотьер и Сен-Жюст вышли на соединение с лионскими инсургентами, влило бодрость в отряды восставших.

Главнокомандующий правительственными войсками генерал Рогэ, желая воспрепятствовать соединению рабочих отрядов, двинул батарею на мост Сен-Клэр. Прозвучала команда обстреливать предместье Бротто артиллерийским огнём.

Между тем рабочие успешно отбивали все атаки и снова начали сами наступать. Видя это, Бувье-Дюмолар счёл за благо начать действовать. Так как его охраняли не очень бдительно, он вышел из дома Ива и тут же у ворот, при свете факелов, обратился с речью к ткачам и хозяевам мастерских, столпившимся на улице:

— Славные мои рабочие! Я ваш отец, дайте мне свободу, и если только генерал Рогэ не прекратит своих бесчинств, я поведу вас против него!

Получив обещание Дюмолара усмирить Рогэ, прекратить ненужное кровопролитие и добиться от фабрикантов соблюдения тарифа, ткачи ему поверили и освободили его. Мало того, под конвоем добровольцев префекта отвели в центр города. Предварительно Дюмолар обещал в виде выкупа за свою свободу дать рабочим боеприпасы. Но своего обещания, конечно, не выполнил.