Питер Снелл. Без труб, без барабанов - Снелл Питер - Страница 15

Я не хочу долго распространяться о квартирных делах, но замечу, что всякий, кто желает чего-то добиться в спорте, должен дважды продумать дело, прежде чем поместить себя в окружение, характерное для наших жилищ на Грейт Саут-роуд. Спортсмен тренируется регулярно, и поэтому самое раннее, когда он может прийти к обеду, это около половины восьмого вечера. Когда он вымоет посуду, будет уже полдесятого или десять, довольно поздновато, если учесть, что нужно еще заниматься для продвижения по службе.

Не заблуждайтесь на этот счет. У нас много времени, и мы рады собраться с друзьями, когда с делами все в порядке. Но, к несчастью, жить на квартире и отдать себя целиком напряженной тренировке или учебе — вещи несовместимые. Меня обычно нагружали обязанностью мыть посуду, потому что по утрам, когда другие готовили завтрак, я проводил свои пробежки. По вечерам я тренировался дольше, чем остальные, и поэтому мне приходилось очень мало заниматься приготовлением пищи.

Снимая квартиру, я приумножил свое скудное имущество покупкой разбитого мотоцикла. Эта сумасбродная машина как нельзя лучше отвечала моей склонности передвигаться без платы за проезд. Очарование быстрой езды навстречу свежему ветру было сильнее, чем соображения безопасности, хотя в это время я уже был олимпийским чемпионом и мне было что терять в жизни. К счастью, я не изувечил себя, однако эта машина, прежде чем я сбыл ее еще одному простаку, вытрясла из меня кучу денег.

Позднее я начал встречаться с моей будущей женой Салли, и она обнаружила больше здравого смысла, чем я сам. У нее был скутер, и она часто отвозила меня домой после уикэнда в Пьюкекоу. Она настаивала при этом, чтобы я носил защитный шлем.

Однако квартирная жизнь окончилась, и я переселился в настоящий рай в порту Шевалье, где хозяйничала миссис Уоррен. Этот переезд совершился благодаря Артуру. Однажды он пожаловался одному человеку на трудности с квартирой, которые мне приходилось испытывать. Знакомый Артура сообщил об этом семье Уоррен, в которой младший сын Русс знал меня еще со времен учебы в горной школе, где мы играли в крикет в одной команде.

Условия жизни у Уорренов не могли быть более благоприятными. Казалось, все в доме кружится вокруг моих спортивных дел, и, конечно, мои занятия бегом процветали. Миссис Уоррен обладала неисчислимыми достоинствами как хозяйка, и я был счастлив быть, по существу, членом ее семьи вплоть до самой женитьбы в 1963 году.

Тренировка к наступающему летнему сезону протекала довольно успешно вплоть до середины ноября. В это время я должен был выступать в состязаниях «Король гор», проводимых на горе Веллингтон. Эти состязания устраивались с целью сбора средств на строительство гаревой дорожки в Окленде.

Половина трассы шла в гору, а затем следовал спуск вниз. До самой вершины я бежал впереди Билла Бейли и остальных. Правилами соревнований допускался спуск вниз по произвольной трассе. Полный решимости удержать свое положение, я выбрал очень крутой спуск и повредил ногу. Билл выиграл эти соревнования без труда.

На следующий день, не обращая внимания на травму, я пробежал 22 мили по трассе Вайатаруа. Я надеялся, что синяки излечатся сами собой во время бега. Это была пустая надежда. Утром, в день, когда по плану должна была начаться работа на дорожке, я едва протащился восемь миль. Вечером вполсилы пробежал в Домейне милю за 4.26 и после этого вынужден был на несколько недель прекратить тренировки. Я провел это время в беспрерывных хождениях от дома доктора к дому Кейта Скотта, получая в одном месте проникающее облучение, в другом массаж.

Лишь перед Новым годом мне удалось снова привести себя в порядок. Новозеландская легкоатлетическая ассоциация, желая извлечь скорейшие выгоды из наших выступлений в Риме, организовала для остальных медалистов в беге на 800 м, Роже Мунса и Джорджа Керра, турне по Новой Зеландии. К ним присоединился и американский бегун на милю Дайрол Берлесон. До начала этого турне оставалось менее месяца, и Артур вовлек меня в тренировочную программу, благодаря которой я смог бы поддержать свою репутацию.

Желая узнать, какое влияние оказали на мою работоспособность выступления в Риме и каковы будут результаты этой удачной тренировки, я принял приглашение участвовать в соревнованиях в Нельсоне 7 января. Я рассматривал их как проверку своей готовности. Мой результат должен был определить, буду ли я бежать против Роже и Джорджа.

Во время разминки нога еще побаливала, и Артур сказал мне, что результат 4.12,0, или лучше будет вполне удовлетворителен.

Перед соревнованиями я пробежал в тренировке три раза по 880 ярдов за 2.05, 2.07,0 и 2.09,0, потом был вынужден прекратить бег, а далее, отдохнув, провел несколько пробежек по 220 ярдов и эту серию тоже не смог закончить.

В день соревнований я был настолько взволнован и не уверен в себе, что провел все время в покое, хотя соревнования были всего лишь приятным времяпрепровождением.

Из-за такой нервозности я прошел половину дистанции за 2.09,0, но последующие круги проскочил за 62 и 57 секунд. Результат на финише оказался 4.08,4 — удивительное достижение, если принять во внимание отсутствие должной тренировки. Конечно, после такого бега я принял решение выступать против своих римских соперников.

Урок тактики

Роже Мунс прибыл в Окленд 18 января. После безостановочного перелета из Бельгии он выглядел утомленным. Его также беспокоила мысль, что он у себя дома из-за неблагоприятных условий недостаточно тренировался. Я был счастлив возобновить знакомство с этим интересным человеком. Несмотря на свою победу над ним в Риме, я чувствовал себя еще на положении младшего. Это турне заложило основы дружбы, которая впоследствии развилась во время моих заморских выступлений в 1961 году и стала еще крепче, когда мы снова встретились в Токио, на Олимпиаде 1964 года. На эти Игры я приехал как спортсмен, а Роже как комментатор бельгийского телевидения.

Забавно, что только в Токио Роже наконец признался в том, что длительное время считал мою победу в Риме счастливой случайностью. Он сделал это признание после того, как я пробежал на прикидке 800 за 1.47,1. После этого на своем замечательном ломаном английском он добавил: «Просмотрев твое достижение, я знаю, что ты можешь выиграть обе медали. У меня нет ни малейшего сомнения на этот счет». Вот таков человек Роже Мунс, и надо сказать, что его поддержка подействовала на меня очень ободряюще.

Роже, по профессии сыскной инспектор, говорил по-английски вполне прилично, однако считал, что из пяти языков, которыми он владел, этот он знал хуже всего. Он бегло говорил на фламандском, на русском, на французском и немецком. При всякой встрече он, подобно всем европейцам, обменивался рукопожатием. Я не был осведомлен об этом обычае и долгое время думал, что этим он хочет мне показать, что не сердится на меня за исход состязаний в Риме.

К тому времени, когда он и Джордж Керр прибыли в Окленд для участия в турне, ко мне стала возвращаться быстрота. Подтверждением этому был результат 50 секунд в пробежке на 440 ярдов по мягкой дорожке в Онехунга.

Состязания в Оклендском Иден-парке, на площадке для регби, открывшие турне, впервые дали отведать новозеландцам блюдо большого международного спорта. В легкоатлетической жизни страны наступила новая эра. Теперь положение дел было более славным, чем даже во времена знаменитого Дуга Харриса, когда Новая Зеландия впервые достигла международной известности в спорте.

Наш первый забег проходил на дистанцию 880 ярдов, и я пробежал ее в ровном темпе, установив рекорд Новой Зеландии — 1.49,0. Я оторвался от соперников за 300 ярдов до финиша и держал еще не отдохнувших от переезда Джорджа и Роже далеко сзади вплоть до самой ленточки. Этот успех дал мне уверенность, что в следующем соревновании, в Нейпире, где мы должны были бежать в среду, я смогу показать результат по крайней мере на секунду выше.

Однако в Нейпире Джордж преподнес мне хороший урок тактики, и это стоило мне соревнования. Он использовал тактический план, который я быстро включил в свой репертуар и с тех пор успешно применял его несколько раз.