Степан Сергеич - Азольский Анатолий - Страница 34

Прибор — его назвали «Кипарисом» — делали по заказу геологов. Уже давно они бомбардировали свое начальство требованиями на комплексный альфа-бета-гамма-радиометр. Он, умоляли геологи, должен по возможности измерять уровень радиоактивности пород и анализировать спектры излучения, должен (уже безусловно) быть стойким ко всем чудесам отдаленных мест, то есть уверенно работать при резких колебаниях питающего напряжения (от движка с пьяным мотористом), не бояться ни тепла, ни холода, выдерживать при транспортировке длительную тряску и, кроме того, обладать простотой в настройке: ведь кончится же гарантийный срок, так кто радиометр чинить будет? Свои же парни, геологи, а геологов с радиотехническим уклоном пока очень мало.

Геологи раз в год посылали заявку в министерство, которое командовало Труфановым. Раз в год директора всех НИИ получали предложения изготовить столь нужный геологам прибор и отказывались. Труфанову предлагали чаще других. Он резонно спрашивал:

— Какие заказы снимете?

Никаких заказов никто снимать не желал. Труфанов радовался. Он понимал, что комплексный радиометр — вещь очень сложная. Отделы в НИИ разбиты условно по видам излучений, в случае согласия надо создавать комплексную лабораторию, назначать опытного руководителя. А у кого есть опыт? За рубежом пока не замышляют комплексных радиометров.

Можно, конечно, принять заказ. Но при одном условии: завод выпустит не маленькую сигнальную партию или более многочисленную опытную серию, а все сразу — сколько геологам надо, столько и сделать. Но это рискованно и опасно: вот если бы кто-нибудь другой выпустил пару экземплярчиков, на них можно было поучиться бы. Да, рискованно… Однако, если радиометр удастся, с его помощью не грех и обогатиться. Сто или двести штук — это же состояние!

Проблема кредитов решится на год. Под почти бытовой прибор, выпускаемый сотнями штук, банк всегда отпустит деньги.

При очередной беседе Труфанов намекнул. Намек поняли — и разговор свернули. Никто не хотел рисковать. Неизвестно, что получится из нового радиометра.

Пошли наконец на компромисс. Министерство вручило Труфанову заявку и заказ только на один радиометр, еще точнее — на макет его. Хотели посмотреть на экспериментальный образец и там уж решить, стоит ли его размножать. Банк перечислил крупную сумму.

Заказ поступил, деньги отпущены. Баянников создал комплексную лабораторию, по существу — молодежный клуб. Начальником сделали Саблина. В соседнем НИИ он недавно получил степень кандидата и томился на должности старшего инженера. Руководство лабораторией сулило ему три тысячи в месяц плюс разные премиальные. Саблину передали заказ. Он собрал молодежь, сообщил, что предстоит делать. Инженеры восторженно зашумели: первый в мире альфа-бета-гамма-радиометр! мечта геологов! переворот в поисках полезных ископаемых!

На разработку отвели восемь месяцев, еще четыре на облачение схемы в плоть. В КБ срочно доканчивали опостылевший усилитель. Предполагалось, что макет появится в декабре следующего года. Появился он в мае, на полгода раньше.

В министерстве пришла кому-то в голову гениальная мысль: послать макет на Выставку достижений народного хозяйства. Выставку ежегодно посещал очень уважаемый человек, он совершал торжественные набеги на павильоны, без долгих разговоров милуя одних и клеймя других. Зная восприимчивость этого человека ко всему новому, решили преподнести ему на блюдечке подарок, обрадовать первым в мире альфа-бета-гамма-радиометром.

И министерство приказало: ускорить — и уже в конце апреля все шесть блоков стояли в кабинете Валиоди. Анализатор, накальный и анодный блоки искусно покрыты под муар, гамма— и бета-датчики окрашены в цвет студеного моря, альфа-датчик, самый маленький, размером в настольную лампу, походил на медицинский прибор светло-оливковыми тонами. Разностильность конструктор объяснил так: альфа-частицы вредно действуют на кожу рук, оператор или лаборант обязательно наденут перчатки, при виде альфа-датчика должен сработать защитный рефлекс.

— Ну?.. — директор открыл прения.

К Валиоди набилось все руководство института, кабинет полон, явился даже Тамарин. Комплексная лаборатория не входила ни в один из отделов, надзирал за нею сам директор. Приглашенные на смотрины начальники отделов оглядывали прежде всего блоки своих инженеров. Сошлись на том, что вообще-то «Кипарис» внушает доверие. Ждали слова Саблина. Он нервничал. На удивление всем разработчикам, «Кипарис» настроился за какие-то три дня. Опыт же подсказывал Саблину другое: все сложное становится простым после серии провалов. «Кипарис» вел себя ненормально, поддавшись настройке так быстро.

Чем сложней прибор, тем больше времени надо затратить на его освоение. Так доложил Саблин.

Валиоди тут же привел аналогию с женщинами. На него дружно цыкнули.

Момент был напряженным, не до шуток.

Начальник ЛТИ прочел заключение: камеры холода и тепла, вибростенд и ударную тряску «Кипарис» выдержал прекрасно.

Опасения Саблина директор понимал. Предложил комиссии устраиваться поудобнее. Во все три датчика вставили по очереди эталонные пробы: электромеханический счетчик показал расчетную величину.

Измерения провели через час (комиссия сходила на обед). Показания счетчика уже отличались от дообеденных, но умещались в полосе допустимых ошибок измерения. И через два часа они тоже умещались, перескочив к другой границе полосы. Здесь проявился какой-то глубоко скрытый дефект, ничем не объяснимый.

Главный инженер вырвал изо рта сигару и решительно заявил, что все это балаган, напоминающий ему контору «Рога и копыта», не хватает только пропойцы швейцара, все другое есть вплоть до студентов-практикантов, каковыми он считает инженеров.

Рыжеволосый Саблин вспотел от обиды и волнения.

Своей подписи, продолжал Тамарин, он не поставит под этой филькиной грамотой. Здесь он слышал, как некий молодой инженер хвастался тем, что переплюнул «Кипарисом» Америку. Он, Тамарин, верит в наступление времен, когда руководители фирм «Белл» и «Дженерал электрик» станут ловить идеи выпускников МЭИ и смотреть им в рот. Пока же потуги «Кипариса» есть не что иное, как стремление Эллочки-людоедки одеться под дочку Вандербильда.

Комиссия разошлась в похоронном молчании. Потом Саблин пришел к Труфанову, вместе они составили убедительный документ, в котором заявляли министерству, что над радиометром надо еще работать и работать. Но в министерстве не унимались. Документ подшили к делу, обязали Труфанова готовить «Кипарис» к выставке и официально сдать прибор министерской комиссии.

Труфанов скрепя сердце согласился и приказал поставить «Кипарис» на прогон — пусть работает несколько суток подряд с небольшими перерывами, авось что-нибудь да образуется.

Радиометр поставили на прогон. Директор часто приходил в макетную мастерскую, изучал столбики показаний. Удалось обнаружить какую-то закономерность в срывах, предположительно угадывать, когда числа метнутся от верхней границы к нижней и наоборот. О выводах своих Труфанов никому ничего не сказал.

Но как быть с Саблиным? Талантливого человека, кандидата прельстили самостоятельной работой, вырвали из другого НИИ. Заставить его сдавать комиссии «Кипарис»? Расписаться в акте? Радиометр может сдохнуть на выставке, тогда всех подписавшихся потянут к ответу.

Труфанов пожалел Саблина, он сам когда-то попал точно в такую историю.

Инженеров из министерства пригласил на день, когда «Кипарис», по его наблюдениям, даст уверенную россыпь показаний у границы — нижней границы полосы неизбежных ошибок. Саблина отослал в командировку. Но должен же кто-то поразить эрудицией комиссию. Труфанов знал, кто сумеет это сделать.

— Стригункова, — приказал он секретарше. — Трезвым или пьяным. Живым или мертвым.

Через двадцать минут Стригунков влетел в кабинет.

— Здравствуй, Михаил.

— Здравствуйте, Анатолий Васильевич.

— Как живешь?

— Хорошо живу, Анатолий Васильевич.

— Садись, Миша.