Пираты - Рис Селия - Страница 65

Это я должна была дать пощечину Лимстеру и драться с ним на дуэли. Я, а не она. Только у меня, как всегда, не хватило духу.

33

Солнце медленно выкатывалось из-за горизонта, серебря своими лучами морскую гладь, подернутую легкой дымкой утреннего тумана. Будучи секундантом, я поднялась раньше и занялась приготовлениями. Минерва позволила мне помочь ей одеться. В новой белой рубашке из тонкого голландского полотна, белых атласных чулках и синих штанах она выглядела необыкновенно привлекательной. Завершал наряд широкий кушак алого шелка, поверх которого я затянула вокруг тонкой талии кожаный пояс с подвешенным к нему тесаком в ножнах.

— Это я должна была его вызвать, — сказала я виновато. — Если бы ты не вмешалась, я…

— …расквасила бы ему нос! — со смехом подхватила сестренка и весело подмигнула мне. — И что дальше? Ты еще слишком слаба после ранения, и этот вонючий козел с поганым языком наверняка на это рассчитывал. — Она взяла пистолет и прищурилась, наводя мушку на воображаемую цель. — Только он просчитался, и придется ему теперь иметь дело со мной.

Меня слегка покоробил ее чересчур самоуверенный тон, но я изо всех сил старалась не выказать своих опасений за исход поединка, зная по опыту, каким заразительным бывает чужой страх. Минерва тем временем несколько раз щелкнула курком, проверяя, как действует спусковой механизм, затем вытянула из ножен тесак, провела большим пальцем по лезвию, одобрительно кивнула, подбросила в воздух выдернутый волосок и одним взмахом рассекла его пополам.

Кто-то постучал в дверь каюты.

— Эй, вы готовы? Шлюпка уже ждет! — послышался голос помощника боцмана Даффи.

Минерва вела себя так легко и беззаботно, будто собиралась на прогулку. Мы спустились в шлюпку. Гребцы держали весла сухими, ожидая команды рулевого. Даффи занял место на кормовой банке [74], взялся за румпель [75] и дал отмашку. Матросы одновременно погрузили в воду весла и принялись грести так же ровно и слаженно, как участники шлюпочных гонок где-нибудь в Портсмуте или на Плимутском рейде [76].

Минерва, доктор и я разместились на носу, а Пеллинг, Лимстер и его секундант ближе к корме. Будущие противники избегали смотреть друг на друга и старательно косились в разные стороны. Все молчали, и только скрип весел в уключинах и плеск воды за бортом тревожили предутреннюю тишь.

Накатывавшие на берег высокие волны затрудняли высадку, но, достигнув мелководья, гребцы с передней банки спрыгнули за борт, перекинули через плечо прикрепленные к планширу [77] канаты и, по пояс в воде, потащили шлюпку за собой. Заметив, что вдвоем им тяжеловато, рулевой дал команду, и вторая пара гребцов присоединилась к первой.

Мы выбрались на берег, оставляя на влажном песке глубокие следы, тут же смываемые прибоем, и двинулись дальше по направлению к опушке леса, зеленой стеной протянувшегося вдоль береговой линии. Пеллинг вертел головой по сторонам, высматривая подходящую площадку.

— Стоп! — поднял руку боцман, и мы послушно остановились. Затем он приказал Грэхему отойти подальше от линии огня, а дуэлянтов поставил спиной к спине. — Секунданты!

Мы приблизились и вручили своим подопечным заряженные пистолеты. Взоры наши на мгновение скрестились, но Минерва тут же отвела глаза, и лицо ее сделалось вдруг непроницаемым и отчужденным, как в те далекие дни, когда она была моей рабыней, а я ее госпожой и нас разделяла непреодолимая пропасть. И я поняла, что она тоже боится и сомневается, но не хочет, чтобы кто-нибудь это заметил.

Пеллинг велел нам присоединиться к доктору, который заметно нервничал. Он непрерывно щелкал замком своего черного саквояжа и переминался с ноги на ногу. Казалось, побледнели даже веснушки на его мучнисто-белом, не поддающемся загару лице. Удрученный вид доктора без слов говорил о том, с какой радостью он остановил бы это бессмысленное, по его глубокому убеждению, кровопролитие. К сожалению, на финальной стадии поединка чье-либо вмешательство полностью исключалось, и даже сам капитан не обладал достаточной властью, чтобы приказать участникам не доводить дело до смертоубийства. Собственно говоря, Брум вообще не имел права принимать участие в улаживании конфликтов такого рода. Эта прерогатива целиком принадлежала квартирмейстеру, а тот принимал решение, руководствуясь исключительно статьями устава. Они были единственным сводом законов в нашем перевернутом с ног на голову мире, где главным правилом было не соблюдать никаких правил, и только их незыблемость и строгое исполнение позволяли корсарской вольнице сохранять хоть какое-то подобие порядка на своих кораблях.

Боцман приказал соперникам оставаться на месте, пока он не отойдет на безопасное расстояние, и только после этого приступил к отсчету. Со стороны они выглядели довольно забавно. Обнаженная до пояса волосатая туша Лимстера на голову возвышалась над хрупкой фигуркой Минервы, подавляя ее массивностью и звериной мощью, да и само их противостояние невольно напоминало известный библейский сюжет о поединке Давида с Голиафом. По сигналу Пеллинга противники начали расходиться, держа пистолеты у плеча дулом вверх и отмеряя шаг за шагом одновременно и строго по команде боцмана. Мы затаили дыхание, дожидаясь завершения отсчета и той неуловимой паузы, когда дуэлянты повернутся друг к другу и откроют огонь.

Старый морской волк не зря предупреждал нас, что Лимстер способен на нечестную игру. Как он и предсказывал, тот повернулся раньше и вскинул оружие. Пеллинг споткнулся на цифре «девять», и Минерва успела среагировать на эту непредвиденную запинку. Хотя, возможно, ее предупредил хруст песка под каблуками сапог противника в момент поворота. Высоко подпрыгнув, она развернулась в воздухе, и в то же мгновение прозвучал выстрел. Пистолет Лимстера окутался белым дымом, а выпущенная из него пуля, просвистев мимо виска Минервы, вонзилась в ствол дерева за ее спиной. Настал ее черед стрелять, но соперник снова пренебрег правилами. Когда она спустила курок, он не остался на месте, а трусливо метнулся в сторону. Не ожидавшая столь вопиющего нарушения дуэльных норм Минерва тоже промахнулась, хотя с двадцати шагов при мне всаживала девять пуль из десяти в мишень размером с шестипенсовую монету.

А Лимстер уже мчался к ней с торжествующим ревом, обнажив тесак и нагнув голову, подобно завидевшему красную тряпку быку. Сестра отбросила разряженный пистолет и выхватила свой клинок. Тесак — оружие для рукопашной. Им хорошо рубить сплеча, но неудобно фехтовать. У меня аж руки зачесались, так мне хотелось оказаться сейчас на ее месте! С холодным оружием я всегда управлялась гораздо лучше Минервы, но и она не ударила в грязь лицом. Быстроногая и стремительная, она танцевала вокруг неуклюжего соперника, не столько парируя, сколько уворачиваясь от его прямолинейных выпадов. Я заметила, что сестра следует наставлениям старого боцмана и постепенно уводит Лимстера от опушки все дальше и дальше в сторону моря, а тот начинает все чаще увязать в песке прибрежного пляжа, сама же переходит в наступление, когда восходящее солнце оказывается у нее за спиной и слепит глаза противнику.

Солнце припекало все сильнее, и Лимстер начал выдыхаться. Красный, как вареный омар, еще мутный с похмелья после вчерашней пьянки, он буквально истекал излишками влаги. Из пересохшей глотки вырывался уже не бычий рев, а хриплое, с надсадным присвистом, дыхание. Крупные капли пота, набухая на лбу, заливали глаза, и он ежеминутно тряс головой, как тот же бык, доведенный до отчаяния кусачими насекомыми. А Минерва как ни в чем не бывало продолжала выплясывать вокруг соперника, то появляясь, то исчезая из поля его зрения и вынуждая Лимстера то бросаться из стороны в сторону, то кружиться на одном месте, то терять равновесие, наугад отмахиваясь от невидимого противника.