Гимн перед битвой - Ринго Джон - Страница 51

Вскоре после формирования основной команды проверки в его роте и в нескольких других начали выявлять все увеличивающееся количество крепких спиртных напитков у новобранцев. Так как невозможно полностью перекрыть доступ алкоголя во время начального обучения, в среднем бутылка-другая выплывала наружу раз в несколько недель во всем батальоне. Внезапно стали находить по нескольку каждую неделю. Допросы с пристрастием испуганных новобранцев не помогли вскрыть источник; бутлегеры пользовались системой тайников и в личные контакты не вступали.

Рекрут размещал заказ в любом из бесчисленных мест. Маленькие клочки бумаги вместе с оплатой засовывались в щели стены казармы или прятались в туалете или в прачечной. На следующий день бутылка появлялась в шкафчике новобранца, или он находил указание, где ее забрать.

Позвонили в ОКР, Отдел криминальных расследований Наземных Сил, который несколько недель пытался поймать контрабандистов с поличным, но всегда чуть-чуть опаздывал. Однажды детективы три дня скрыто наблюдали за тайником, пока не обнаружили, что дыра в стене была сквозной.

Спиртное, сигареты, сладости, порнография, но, как ни странно, никаких наркотиков. Через двенадцать недель начального курса программа обучения роты «Альфа» предусматривала две недели полевых учений. Ко второй неделе ни в роте, ни в батальоне не нашли ни одной полной бутылки. Очевидно, что пристанищем бутлегеров служила рота «Альфа».

Агенты ОКР всей массой навалились на роту «Альфа», но комендор-сержант Паппас в глубине души знал все время, кто являлся главарем шайки. На последней неделе обучения он нашел воображаемые недостатки во время субботней проверки и изобразил припадок ярости, который обыкновенно ассоциируется с первыми неделями пребывания в учебке. Приказав взводу убраться из казармы, практически вышвырнув некоторых за порог, он на пару с первым сержантом роты, цепким ветераном Специальных Сил с еще более длинной и полной превратностей карьерой, чем у него, устроили в помещении разгромный обыск снизу доверху.

На пол летели постели, тумбочки, стенные шкафчики, одежда, снаряжение, все, что можно двигать. Каждый предмет подвергался краткому, но интенсивному обследованию. Уже почти отчаявшись, они наконец нашли, что искали, спрятанное в углублении шлакоблочной стены, скрытом за стенным шкафчиком не кого-нибудь, а самого старшины второго отделения.

Как непосредственным начальникам, ветеранам-сержантам предстояло принять непростое решение. С одной стороны, многочисленные нарушения устава и правил, но с другой — иметь под началом таких солдат мечтает любой сержант. Самое скверное вытекало из основного принципа армейской службы, что суть командира сильно зависит от уважения. Когда отдаешь солдатам приказы в ситуации, чреватой их гибелью, необходимо, чтобы эти самые солдаты тебя любили, уважали или боялись почти больше всего на свете. Послать в бой отряд новобранцев, ожидая от них подобных выходок, будет хуже, чем вообще их ничему не научить. Но они успешно осваивали солдатскую науку, Стюарт в особенности, и делали это с такой сноровкой, что послать их за решетку означает впустую растратить и подготовку, и талант.

У них было некоторое время это обсудить. Капралы-инструкторы изнуряли новобранцев физическими упражнениями, и сержант Паппас был уверен, что те не ждали обыска. Он ничего не находил во время подобных припадков раньше, так что вряд ли они ожидали от него этого сейчас. Они быстро набросали план, уточнили его детали и отправились мучить новобранцев. Наведение порядка в отделении проводилось под тщательным руководством капралов-инструкторов. Когда у Стюарта появится время проверить свой тайник, ему придется поломать голову кто же его обчистил, сержанты или кто-то из своих.

Два дня спустя случились внеплановые полевые упражнения. В два часа ночи новобранцев вытряхнули из кроватей, заставили спешно навьючить снаряжение и погнали в темноту.

Взвод разбили на отделения и несколько часов отрабатывали убийственные групповые упражнения. Они представляли собой наступление броском, основной технический прием пехоты: бросаешься на землю и ведешь огонь по врагу, пока бежит другое отделение, затем вскакиваешь на ноги и мчишься к следующему огневому рубежу. Прием выглядит обманчиво красивым, когда хорошо выполняется, но является жутко тяжелой физической работой, кошмарным упражнением по аэробике. Рывок на двадцать или тридцать метров, бросок на землю, делаешь несколько холостых выстрелов, поднимаешься на ноги с двадцатью килограммами снаряжения на спине и повторяешь все сначала. И так много часов подряд.

Действиями отделений руководили капралы-инструкторы, а комендор-сержант Паппас тихо передвигался в темноте от отделения к отделению, наблюдая за всеми, сам никем не замеченный. С них уже слетела вся шелуха, тот «жирок гражданки», так заметный по прибытии даже у тех, кто был в хорошей физической форме. Каждый стал жестким, тугим сгустком убийственной энергии, таким же смертоносным, как гремучая змея. Как им и было положено.

Ближе к рассвету отделения порядочно удалились друг от друга, и заранее предупрежденные капралы-инструкторы собрали каждое в тесный кружок и в полное нарушение всех правил разожгли костры. Огонь представляет анафему для современной пехоты, раскрывает твою позицию, чреват угрозой лесных пожаров и, конечно же, наносит вред окружающей среде. Но Паппас знал, что пехотинец во многих смыслах полон атавизма. Он получает удовольствие от ползания по земле и барахтанья в грязи, даже если и проклинает это, а огонь задевает особую струнку внутри него. Как мало что другое, огонь помогает распахнуть душу тем, кто открыт ему, и бывают случаи, когда помочь может только огонь.

Когда второе отделение удобно устроилось на своих ранцах и все расслабились в тепле и свете костра, Паппас неслышно вышел из темноты и жестом велел капралу уйти.

Солдаты выпрямились и украдкой посмотрели на Стюарта. В свою очередь он уставился на сержанта Паппаса взором василиска. Помимо других качеств, он еще обладал взглядом, который заставил бы призадуматься и быка. Первая же неделя отучила его смотреть так на Паппаса, но сейчас момент показался подходящим.

Паппас запустил руки в набедренные карманы и достал двенадцать рулончиков туго свернутых банкнот.

— Подозреваю, что вы, наверное, их искали, — сказал он и бросил каждому новобранцу по одной штуке.

— Сэр, — начал один из новобранцев, — это совсем не то, что вы думаете!

— Заткнись, — произнес Стюарт голосом, каким мог бы заказать жареной картошки в кафе.

Новобранец заткнулся.

— Хочу поведать вам секрет, солдаты, — спокойно сказал Паппас нейтральным тоном.

Он обратился к ним так впервые, чем поразил их до глубины души. Формально они не считались солдатами, пока не закончат курс и успешно выполнят положенные тесты. Осознанно или нет, но они все стремились к этой заветной цели, к очень важному в их жизни знаку одобрения.

— Это очень большой секрет, знаете ли, — продолжал Паппас — Один из тех секретов, в который вы верите на самом деле, даже когда отрицаете его существование. Новобранцы всегда верят, что у сержантов есть особые секреты, которых тебе ни за что не узнать, пока сам не станешь сержантом. Словно нам открывают эти секреты в последний день пребывания в сержантской школе. — Он улыбнулся неуклюжей шутке, надул щеки и шумно выпустил из них воздух. — Ну так это не так. Вы узнаете про него в своем подразделении, неся службу, будь то Армия, Морская пехота, Линейные ли, или Ударные Силы, где угодно. Вы узнаете о нем в течение первых месяцев службы. Но это вовсе не большой секрет. Это маленький секрет.

— Он заключается в этих двух словах, — уже серьезно продолжал он. — «Контрабанда повсюду». Всегда в какой-нибудь казарме есть наркотики, или личное огнестрельное оружие, или взрывчатка. И всегда существует их черный рынок. Вы, парни, не были ни первыми, ни вторыми, ни двести пятьдесят девятыми. Контрабанда в казармах стара, как сама армия.