Это знал только Бог - Соболева Лариса Павловна - Страница 41

– К тебе, – согласно кивнул Самбек.

Он приблизился к Николаю, облил свинцом из зрачков и вмазал кулаком по лицу. Удар был настолько мощным, что Николай отлетел в угол у входа, брякнулся на пол. Мадера истерично расхохоталась, наверно, пьяная была, остался доволен и Самбек, увидев, что у Николая пошла кровь из носа.

– А все ж мне легче станет, когда ты будешь смотреть, как я их на куски порву. Так и быть, тебя напоследок оставлю.

Утирая кровь, Николай не вставал, у него была выгодная позиция. Все люди в комнате находились как на ладони, он только ждал удачного стечения обстоятельств, гадая, на что способен Фургон. Тем временем Самбек повернулся к Сонетке, идя к ней, воркующим голосом говорил:

– Ну и бабу отобрал у Кобылы. Сильно к ней присох, да? Видать, умелая. Да не зыркай буркалами, – адресовал он уже Сонетке. – Уменье свое покажешь нам, угодишь всем, живой оставлю.

Мадере опять смешно стало, Бимбер в возбуждении затоптался на месте, а Сонетка с напряженно-окаменевшим лицом смотрела на приближающегося Самбека. Николай осторожно поставил левую ногу на ступню, правую руку перенес сначала на живот, потом потянулся к голенищу. В этот момент Самбек остановился, загородив Сонетку:

– Такую бабу грех в деревянный бушлат одевать…

И вдруг раздался слабый звук – пах!

Никто ничего не понял, только Мадера вскрикнула, глядя с ужасом на Самбека. Тот стоял несколько секунд, затем неожиданно упал как подкошенный, от чего дрогнул пол. Николай заметил в руках Сонетки малокалиберный пистолет.

Бимбер выхватил пистолет, но Мадера бросилась к нему, забрала пистолет и, развернувшись к Сонетке, выстрелила. Николай выстрелил в Мадеру, потом в бандита справа. Фургон ткнул локтем в солнечное сплетение бандита слева, когда тот согнулся, нанес два удара по шее и голове обеими руками. Николай получил пулю в бедро от того, кто просил закурить в парке, однако он был более точен… Бимбер наклонился к лежавшей на полу Мадере, поднял пистолет. Николай выстрелил по нему, Бимбер схватился за бок, выронил пистолет, рухнул на колени, затем упал. В это время открылась дверь, Фургон со всего маху ударил ногой в пах мужчину.

– Фургон, ты живой? – спросил Николай, поднимаясь.

– А чего мне сделается?

Послышались выстрелы снаружи дома. Николай догадался, что за ним все же следила милиция, значит, не надо держать оборону. Он рванул к Сонетке, которая сидела, вжавшись в угол.

– Фургон, беги, – сообразил сказать Николай. – Мне ничего не сделают, а ты на кукане. Да не в окно, дурень! Поищи лаз на чердак, там замри, пока все не стихнет. Лестницу не забудь отбросить.

Фургон не хотел в тюрьму, помчался по комнатам, изучая потолки. Николай взял за плечи Сонетку:

– Откуда пистолет?

– Я носила его… в отвороте рукава шубы…

– Что с тобой? – Он встряхнул ее, Сонетка завалилась на него. – Сонетка… все позади, не бойся. Выстрелы слышишь? Это милиция…

– Викинг… – бормотала она слабым голосом. – Не бросай меня…

– Не брошу… Да очнись же!

Николай отстранил ее, держа за плечи, но она странно свесила голову. Не сразу он рассмотрел, что бордовое платье на груди намного темнее по цвету, чем остальная ткань. Когда же разглядел, осторожно прислонил ее к стене и сказал, придерживая ее голову:

– Потерпи. Совсем немного потерпи… Зачем стреляла, дура? Я б сам с ним разобрался.

– Пулю вынут, я знаю… – улыбнулась она, а голос ее звучал тише и тише, из глаз выкатилось по слезе, очевидно, от боли. – Какое счастье быть твоей женщиной… Только не бросай меня, не смогу без тебя… Я так любила тебя… И стреляла… потому… что…

Улыбка дрогнула и растаяла. Глаза Сонетки остановились, как, впрочем, остановилось и время для нее. Николай прижал ее к груди, ощущая тепло…

Выстрелы прекратились, вскоре распахнулась дверь, но не сразу вошли Губин и два человека в милицейской форме. Осмотрев трупы, Губин отдал приказ сначала погрузить в машину тех, кто во дворе. Милиционеры ушли.

– Жива? – спросил Губин.

– Нет. Мадера застрелила, – сказал Николай, потом указал подбородком на распластанное тело. – Он убил Пахомова. Это Самбек. Мадера ходила с ним. Кто еще участвовал в убийстве, не успел узнать.

Губин подошел к нему, двумя пальцами забрал пистолет, который Николай сжимал в руке, стал заворачивать в носовой платок. Зашевелился тот, кого вырубил Фургон, Губин мгновенно развернулся, выбросил руку вперед и застрелил его пистолетом Николая.

– Зачем? – недоуменно спросил Николай. – Он же свидетель…

– Банда уничтожена, это ваша заслуга, Линдер. Но я должен вас арестовать. (На выстрел в комнату вбежали двое, Губин остановил их рукой.) Это формальности, Линдер… все выяснится.

Николай понял, что это самая крупная ловушка, в которую он угодил. Интересно стало, а Тарас знал?

Начались изнурительные допросы, допрашивал не Губин:

– Линдер, вы состояли в банде Самбека. Сколько человек насчитывала банда? Кто остался на свободе? Что взяли помимо монет и вещей у профессора? Это вы навели на Пахомова? Куда делись его научные труды? Какой конфликт возник между вами и бандитами?

Сначала он отвечал, противопоставлял нелогичным вопросам логику, его не слышали. Но однажды в комнату допроса пришел подполковник и, выслушав Николая, сказал:

– Не притворяйтесь, Линдер, вы перестреляли банду, потому что попались на наш крючок. Вы узнали, что Пахомов написал донос на вашего отца, решили отомстить. А воспользовались услугами Самбека, чтоб самому остаться в стороне. Потом уничтожили свидетелей, которые могли дать показания против вас. Вам лучше рассказать правду.

– Правду вы не хотите слышать, – промямлил он.

– А правда, Линдер, в том, что ты не можешь быть полезным обществу. Тот, кто попробовал крови и силы, уже не остановится. Такова природа человека.

Он перестал отвечать на вопросы.

Тем временем Майя доканывала мужа:

– Как такое могло произойти? Колька один расправился с бандой. Не вы, а он! Без него не вышли бы на банду, кишка у вас тонка. А вы его же арестовали? Кто вы после этого? И особенно ты!

– Не кричи, – тихо буркнул Тарас. – Что от меня хочешь?

– Выступи на суде, скажи, как было дело.

– Не поможет.

– Не поможет? Как это? И что будет с ним?

– Его расстреляют, Майка.

– Ах, вот как… – Она опустилась на табурет, а до этого металась из угла в угол. – Как будешь Вере в глаза смотреть?

– Я в свои глаза не могу смотреть.

– Делай, что хочешь, но ты должен помочь Кольке.

– Как? – апатично спросил Тарас.

– Это твое дело. Ты притащил Губина? Ты уговорил Кольку, чтоб он поверил ему? Вот теперь исправь свою ошибку. Иначе… уйду от тебя.

– Я знал, что ты всегда была влюблена в Викинга.

– Дурак. Запомни: расстреляют Кольку, расстреляют нашу жизнь.

Она вышла из комнаты, а Тарас налил стакан водки, выпил большими глотками, утерся и с тоской проговорил:

– Губин, хм… Такой же подневольный.

Тарас думал, бабский язык живет отдельно от ума, когда ум обгонит язык, наступит мир и покой. Ошибся. Майка спала в другой комнате, а Новый год ушла встречать к Вере. Сидел Тарас с тещей за столом в молчании, выпили за пятьдесят шестой и разошлись по углам. Однажды вечером он навестил Веру, она была не одна, с Раймондой Багратионовной. Старушка, сославшись на дела, вышла, а он подошел к Вере, виноватый и раздавленный:

– Вера, я не виноват.

– Я знаю, Тарас. И ни в чем тебя не виню.

– Спасибо. Майка бесится…

– Пройдет. Она любит тебя.

В ее надломленной позе, в смирении с обстоятельствами, в готовности к удару и великодушии к нему читалась такая безысходность, что Тараса будто ножом по сердцу полоснули. Но он действительно не виноват в том, что кругом полно идиотов, у которых цель примитивна, как они сами: выслужиться. А чужая судьба, чужая жизнь – это все труха. Тарас шел домой и думал: неужели нельзя ничего исправить?

Чем хорош принцип простоты – рассчитанный на примитивность мозгов, он обеспечивает выигрыш. Нехватка людей, горы нераскрытых дел, частые вызовы, содержание преступников в соседнем здании с общим двором – все это явилось почвой к простейшему выходу. Тарас выжидал с редким упорством, в конце января выпал шанс. Приказали привести на очередной допрос Линдера, а сопровождать преступника некому, один конвоир. Тарас, изредка сопровождавший других преступников по собственной инициативе, вызвался привести и Линдера. Николая вывели из одиночной камеры, он сложил руки за спиной, его повели по коридору.