Красный истребитель - Рихтхофен Манфред фон - Страница 10

Наконец, мой наблюдатель, погладив меня но голове, крикнул: «Поздравляю! Он падает». Он упал в лес позади форта Дуомон и исчез среди деревьев. Мне стало ясно, что я сбил его, но произошло это на другой стороне фронта. Я полетел домой и отрапортовал: «У меня был воздушный бой, и я сбил „Ньюпор“. На следующий день я прочел об этом в официальном сообщении. Разумеется, я был очень горд своим успехом, но позже этот „ньюпор“ не фигурировал среди 52 сбитых мной самолетов. В сообщении от 26 апреля говорилось: „Два вражеских аэроплана были сбиты нашим истребителем над Флери, к юго-западу от Дуомона“.

Будучи молодым пилотом, однажды я летел над фортом Дуомон в тот момент, когда он был подвергнут бешеному огню. Я заметил, как германский «фоккер» атакует три «каудрона». Дул сильный западный ветер, что не благоприятствовало мне. «Фоккер» несло над Верденом в направлении битвы. Я обратил на это внимание моего наблюдателя. Он решил, что немец очень умный парень. Мы даже думали, что это Бельке, и намеревались выяснить по возвращении. Но тут, к своему ужасу, я увидел, что немецкий самолет, который до этого атаковал, перешел к обороне. Количество французских истребителей увеличилось но крайней мере до десяти, и их совместные усилия заставили немецкий самолет снижаться. Я не мог помочь ему, так как слишком далеко находился от места сражения. Кроме того, моя тяжелая машина не могла преодолеть сильный встречный ветер. «Фоккер» сражался отчаянно. Противники согнали его на высоту около 600 метров. Он снова был атакован и нырнул в небольшую тучу. Я вздохнул с облегчением, надеясь, что туча спасет его.

Вернувшись на аэродром, я отрапортовал о том, что видел, и мне сообщили, что пилотом «фоккера» был граф Холк – мой старый товарищ по Восточному фронту.

Холк упал на землю с простреленной головой. Я глубоко переживал его смерть – он был для меня образцом пилота, яркой личностью.

Наша активность под Верденом летом 1916 года нарушалась частыми грозами. Для летчика очень неприятно попасть в грозу. Например, в битве при Сомме целая английская эскадрилья приземлилась из-за грозы на нашей территории, и летчики были взяты в плен.

Мне не приходилось пролегать через грозовые тучи, но я имел подспудное желание пойти на этот эксперимент. Как-то раз целый день была гроза. Я летел со своего аэродрома в Монте в крепость Мец. На обратном пути со мной приключилось следующее.

Я намеревался вернуться домой. Когда я вывел свою машину из ангара, стали заметны первые признаки приближающейся грозы.

Тучи гигантской черной стеной надвигались с севера. Опытные пилоты отговаривали меня лететь. Однако я чувствовал бы себя малодушным, если бы не справился с заданием из-за какой-то глупой грозы. Мне хотелось попробовать. Во время старта начался дождь. Я вынужден был снять очки. Проблема заключалась в том, что нужно было перелететь через горы Мозель, где гроза только начиналась. Я сказал себе, что мне повезет и я пройду сквозь грозу, и быстро направился к черной туче, которая простиралась до самой земли. Я летел на максимально низкой высоте и был вынужден буквально перепрыгивать через дома и деревья. Вскоре я перестал понимать, где нахожусь. Ветер подхватил мою машину и понес, как клочок бумаги. Сердце мое упало. Я не мог сесть в горах и продолжал полет.

Чернильная темнота окружала меня. Внизу деревья гнулись от урагана. Внезапно прямо перед собой я увидел высокий лес. Мне невозможно было избежать это препятствие. Мой полет превратился в соревнование по прыжкам. Я вынужден был буквально перепрыгивать через деревья, деревни, шпили и колокольни, держась в пяти метрах от земли. Иначе вообще ничего нельзя было видеть. Молнии сверкали вокруг меня. В то время я еще не знал, что они не представляют угрозы для самолетов18, и был уверен в своей смерти, думая, что ветер непременно бросит меня на деревню или лес. Если бы мотор остановился, это был бы конец.

Наконец я увидел, что на горизонте посветлело. Там гроза уже прошла. Я выживу, если доберусь туда. Собрав все силы, я устремился к свету и неожиданно выбрался из грозовой тучи. Дождь все еще лил, но я уже чувствовал себя спасенным.

Под струями дождя я приземлился на свой аэродром. Меня ждали, из Мец сообщили о моем старте и о том, что меня поглотила грозовая туча.

Больше я никогда не полечу сквозь грозу, если только родина не потребует этого.

Когда оглядываешься назад – все сглаживается. Кроме опасности, я испытал во время этого полета еще и славные моменты, которые не хотел бы пропустить в жизни.

С начала пилотской карьеры меня не покидало желание летать на одноместном истребителе. После долгих уговоров начальства я наконец получил разрешение пересесть в «фоккер». Конструкция мотора была для меня в новинку. Кроме того, странно было оказаться в полете в одиночестве.

«Фоккер» принадлежал совместно моему другу и мне. Каждый из нас боялся, что другой разобьет нашу «коробочку». Мы летали навстречу врагу: я – утром, он – после обеда. По утрам французов совсем не было. Он полетел днем и не вернулся. Не было никаких вестей о нем.

Поздно вечером пехота сообщила о воздушном бое между «Ньюпором» и немецким «фоккером», в ходе которого немецкий самолет, видимо, сел в Морт-Оме. Очевидно, в нем был мой друг Рейманн, так как все другие пилоты уже вернулись. Мы сожалели о судьбе бравого товарища. Глубокой ночью мы услышали по телефону, что немецкий летчик неожиданно появился в передовых траншеях в Морт-Оме. Похоже, это был Рейманн. Из-за повреждения мотора он вынужден был сесть. Не в состоянии дотянуть до своих, он приземлился на нейтральной полосе, быстро поджег машину и спрятался в воронке от мины. Ночью Рейманн пробрался в наши траншеи.

Через несколько дней мне дали другой «фоккер». На этот раз я чувствовал моральную ответственность за него. Я летел в третий раз. Во время старта мотор внезапно остановился, пришлось садиться прямо в поле. Из-за этого прекрасная машина мгновенно превратилась в груду искореженного метала. Я остался невредим.

В июне нам вдруг приказали грузиться в поезд. Мы не знали, куда направляемся, но предполагали правильно и поэтому не удивились, когда командир сообщил, что мы едем в Россию19. Мы пересекли всю Германию с нашим «бродячим отелем», который состоял из обеденных и спальных вагонов, и прибыли наконец в Ковель. Там мы еще оставались в поезде. Есть много преимуществ в таком проживании. Каждый готов продолжить путешествие, не меняя своего жилья.

Но жарким русским летом спальный вагон оказался для нас пределом мучений. Поэтому я договорился со своими друзьями Герстенбергом и Шиле организовать себе жилье в соседнем лесу. Мы соорудили тент и жили, как цыгане. Прекрасное было время.

В России наше соединение активно участвовало в бомбежках. Наша задача состояла в том, чтобы раздражать русских. Мы бросали бомбы на их замечательные железнодорожные сооружения. Однажды вся наша эскадрилья вылетела бомбить важный железнодорожный вокзал. Место называлось Маньевице и находилось в 30 километрах за фронтом. Это было недалеко. Русские планировали наступление, и вокзал был забит огромными поездами, стоявшими близко друг к другу. Целые мили рельсов были заняты ими, сверху это было хорошо видно. Такой объект был достоин бомбардировки. В это время я был в восторге от бомбометания и часто вылетал дважды в день.

В тот день все находились в готовности. Каждый пилот проверил исправность своего мотора, подстраховываясь от очень неприятного приземления не по своей воле на другой стороне фронта, особенно в России. Русские ненавидят немецких летчиков. И если поймают, то обязательно убьют. Немногочисленные русские летчики, как правило, быстро оказываются сбитыми. Пушки20, которые Россия использовала против самолетов, были хорошими, но их насчитывалось слишком мало. В сравнении с полетами на западе пилотирование на востоке можно было сравнить с редким праздником.