Большая книга ужасов – 56 (сборник) - Некрасов Евгений Львович - Страница 35

– Ты сама себя угробишь, если не научишься держать язык за зубами, – отчеканил Пороховницын. – Здесь этих вундервафель хватит, чтобы полмира поставить на колени. Вдумайся: целый арсенал в простом гараже, который навылет пробьет пистолетная пуля!

Я вдумалась. Для наглядности представила на стеллажах автоматы, гранаты. В углу пулемет на колесиках… А Пороховницын как будто ушел на полигон. Я за старшего, колечки не дергаю, курки не нажимаю. Мне что автоматы, что дрова, никакого интереса. Могу с этим сто лет жить.

Если рассказать об арсенале Дрюне, тут все взлетит на воздух.

Если рассказать папе, он, как разумный и ответственный человек, предупредит Дрюню, что к гаражу и близко подходить нельзя. Ни за что! Даже не смотреть в ту сторону! Тогда все взлетит на воздух немного раньше. Знаем, проходили уже.

– Папе и Дрюньке не скажу, – пообещала я. – А больше у меня здесь никого нет.

– А подружки в Москве? Телефон, Интернет? – стал докапываться Пороховницын. – «Муся Люсина что-то написала на вашей стене», «Привет, Натаха, как отдыхаешь?»

Я молча достала смартфон и показала свою переписку:

– Пипл, на SSD кулер нужен?

– У меня SSD уже больше года стоит, дополнительное охлаждение не нужно! В комп засунул его и забыл. Комп с SSD летает, загрузка 45 секунд (Винда 7), выключение 6 секунд…

Вряд ли Пороховницын знал, что такое SSD, но рацвел, как майская роза.

– Наталья Сергеевна! Я с тобой как с девочкой, а ты солидный человек!.. Теперь точно не убью! – Лейтенант посерьезнел и добавил: – Знала б ты, как я мечтал все рассказать кому-то… Нельзя, чтобы такой тайной владел один человек. А если бы я погиб на разминировании? Или хоть со сломанной ногой попал в госпиталь? Сейчас ты уже вся могла колючками прорасти.

– А военным разве нельзя сказать? – удивилась я. – У вас друзей нет, что ли?

– Здесь у меня только подчиненные. Мы же прикомандированные к полигону, один мой взвод. Солдаты – срочники, уйдут на дембель, и еще неизвестно, не свяжутся ли с бандитами. Есть еще прапорщик Тертычный – мелкий коммерсант, как все прапорщики. Этот устроит бизнес на траве Урфина Джюса, да такой, что нам с тобой в голову не придет: варенье из нее варить или поросят кормить… Короче, я злился, что ты сунула нос не в свое дело, но теперь даже рад! – Пороховницын встал и протянул мне руку. – Подъем, Наталья! Пошли мир спасать!

И мы пошли спасать мир.

Грязное это дело и тяжелое, теперь-то я знаю! Растение, которое я не подумав воткнула под окном, выжигали газовой горелкой, от кончика каждого листа к стеблю. Если недожженный кусочек упадет и затеряется среди углей, он потом прорастет, и начинай все сначала…

Мы выжгли эту пакость до голой земли, землю прокалили, собрав на лист железа, и отнесли на грядку, под охрану колышков с заклинаниями. Надышались гарью, извазюкались, как черти, и даже не сразу поверили, что вся работа на сегодня сделана.

Потом отмокали в ванных и перекрикивались через тонкую стенку (хорошо, когда дом свой. Дядя Саша захотел две ванные и сделал).

Пороховницын ушел в военный городок, сказав, что должен посмотреть, как солдаты отбиваются (от кого, интересно?). А я стащила из стиральной машины его влажный камуфляж и устроилась в гамаке под яблонями. Зашивала дырки и воображала себя взрослой.

Когда во двор въехал пепелац с моими мужчинами, я уставилась на них, как будто не видела год, и теперь надо сравнивать, не отличаются ли чем настоящие папа и Дрюня от тех, которых я помню.

Дрюнька выпустил на траву морского свина и бросился в туалет. Он точно не отличался. Папа нацепил на лицо улыбку, но выглядел утомленным.

– Хай, Натаха! – отсалютовал он рукой.

Я тоже хайнула, чтобы не разочаровывать папу. Ему приятно думать, что у нас полный контакт.

– Как таракашечки-букашечки?

– Здоровы и бодры, – буркнула я, – и тебе желают здоровья и счастья в личной жизни.

Папа глянул с обиженным видом. Он свою работу сделал: весь день провозился с родным сыном и думал, что в доме тем временем выводят тараканов. Пороховницын же собирался вызвать отличного морильщика… Как лейтенант его называл?.. Вспомнила: человек с поэтической жилкой… Сказать по правде, мне после сегодняшних приключений по барабану чьи-то жилки, косточки и сами тараканы. Безобидные домашние животные. Раздавишь – десяток новых из раздавленного не вырастет. Возьмешь в руку – не ужалят и корнями в тебя не прорастут. Подумаешь, если на хлеб накакают!

Не удивлюсь, если Пороховницын забыл вызвать морильщика. Не до того было, мы тут мир спасали!

Сказать было нечего, и я перевела стрелки на лейтенанта:

– Антон обещал. Будет морильщик. Может, у него сегодня заказов много.

– Ничего, еще день переживем, – вздохнул папа.

Я взяла у него пакеты с купленными в городе продуктами, и мы пошли ужинать.

Морильщик приехал рано утром.

Глава XI. Человек с поэтической жилкой

Я проснулась оттого, что стояла босиком на холодной траве. Приоткрыла один глаз: сад, старые яблони с натянутым гамаком, папа… Что ли, он меня на руках вынес? Или сама пришла?

Папа бросил в гамак подушку, уложил меня и накрыл одеялом. Гамак покачивался, пахнущий солнцем и травами ветер перебирал листочки над моей головой. Где-то рядом бубнили голоса папы и Пороховницына.

Глаза стали слипаться. Уже проваливаясь в сон, я увидела в окне дома противогазную харю с хоботом и круглыми глазами. Харя оглядела нас и закрыла окно, чтобы тараканья отрава не улетучилась раньше времени.

Окончательно разбудил меня Дрюня. Он лежал в гамаке у меня под боком и лягался во сне. Убегал или догонял кого-то.

У крыльца стоял помятый «жигуленок» с нарисованным на дверце тараканом и надписью: «Насмерть с гарантией на полгода». Морильщик и тут проявил поэтическую жилку: обвел таракана рамкой в форме рыцарского щита, надпись пустил по ленточке, а сверху изобразил корону. Прямо дворянский герб!

Папа с лейтенантом сидели на вынесенных из дома стульях, и папа веточкой обмахивал меня и Дрюню от комаров.

Пороховницын развивал старую тему: как он благодарен Александру Григорьевичу за то, что разряжает снаряды здесь, а не в кавказских горах, и какой курорт у них на полигоне. Природа нетронутая, местные-то не ходят в лес. Волков постреляли ради безопасности, так зайцы расплодились и сами идут в руки.

Дрюнька проснулся – ушки на макушке, слушал про ручных зайцев. Пора было вмешаться.

– На полигоне, наверное, ОЧЕНЬ ОПАСНО? – намекнула я, кивая на Дрюню.

Пороховницын усмехнулся:

– Население боится. Говорят, что из-за «химии» до сих пор овцы пропадают.

– А на самом деле они ПОДРЫВАЮТСЯ НА МИНАХ? – Я пучила глаза, как лягушка, но лейтенант опять не заметил моих знаков:

– Какие-то, может, и подрываются. Разве поймешь, когда она уже в тарелке?

Такого ответа я не ожидала.

– Вы их едите, что ли?!

– Нет, на елку вешаем, – съязвил Пороховницын. – Солдату на день полагается ложечка тушенки, а работают они, как черти. Ну, доложат мне: «Трищ лейтенант, овца подорвалась, мы ее на пищеблок снесли». Я что, буду расследование устраивать?

Разговор уходил в сторону, а я должна была внушить Дрюне, что на полигоне очень опасно.

– НО ВСЕ-ТАКИ НЕСЧАСТНЫЕ СЛУЧАИ БЫВАЮТ? – нажала я, не подумав, что лейтенанту скоро идти на этот полигон.

– Несчастные случаи везде бывают. Вон, в городе германский турист насмерть захлебнулся газировкой, – отрезал Пороховницын и стал рассказывать, сколько у них на полигоне стоит негодной техники. Музей можно открывать. Есть пятибашенный танк тридцатых годов…

Дрюня перестал дышать и пустил слюнку. Я уже открытым текстом сказала:

– Взрослые, вы думайте, при ком говорите!

И опять Пороховницын с папой заулыбались. Дрюню хлопнули по плечу, мол, это наши мужские разговоры, ты же взрослый парень, ты не пойдешь на полигон один.