Ганнибал (др. перевод) - Харрис Томас - Страница 29

Однако внимательно вглядываясь в доктора Фелла, Пацци не мог уловить в нем ни малейших признаков тревоги.

— Никогда с ним не встречался. Всего лишь читал несколько его статей в «Нуова антологиа».

Разговорный тосканский доктора был столь же точен, как и тот старотосканский, на котором он читал стихи. Если в нем и присутствовал легкий акцент, то его происхождения Пацци определить не мог.

— Мне известно, что полицейские, стоявшие у истоков расследования, перерыли весь палаццо Каппони в поисках прощального письма или записки о самоубийстве. Если вы случайно что-то обнаружите в бумагах, что-то даже совершенно тривиальное, вас не затруднит позвонить мне?

— Нисколько, коммендаторе Пацци. Позвоню, вне всяких сомнений.

— Его личные вещи все еще в палаццо?

— Да. В двух чемоданах. Имеется реестр всех предметов.

— Я пришлю… Я зайду, чтобы их забрать.

— Позвоните мне перед приходом, коммендаторе. Я перед вашим появлением успею отключить систему охраны и тем сэкономлю ваше драгоценное время.

«Этот человек чересчур спокоен. По правде говоря, Фелл должен меня немного опасаться, а он вместо этого просит предупреждать о приходе».

Члены комитета изрядно потрепали оперение Пацци, и с этим он ничего не мог сделать. Теперь и этот тип демонстрирует свое высокомерие. Пацци решил нанести ему удар.

— Доктор Фелл, вы позволите задать вам личный вопрос?

— Пожалуйста, коммендаторе, если этого требует ваш долг.

— На тыльной стороне вашей левой ладони я заметил сравнительно свежий шрам.

— А я заметил, что у вас совсем свежее обручальное кольцо. La Vita Nuova?[26] — с улыбкой спросил доктор. У него были мелкие, очень белые зубы. Пока Пацци изумлялся, не зная, чувствовать себя оскорбленным или нет, Фелл поднял руку со шрамом и продолжил: — Ограничение подвижности лучезапястного сустава. Изучение истории — опасное занятие, коммендаторе.

— Почему вы не сообщили об ограниченной подвижности сустава, заполняя обязательную форму Национальной медицинской ассоциации?

— У меня сложилось впечатление, коммендаторе, что всякого рода повреждения имеют значение лишь в тех случаях, когда человек становится инвалидом и начинает получать пенсию. К моему случаю это не относится. Я не инвалид.

— Следовательно, операция была произведена в Бразилии, по месту вашего прежнего жительства.

— Во всяком случае — не в Италии. Так что итальянскому правительству я ничего не должен, — сказал доктор Фелл таким тоном, как будто считал, что вопрос исчерпан.

Из Салона лилий они уходили последними. Пацци уже был в дверях, когда его вдруг окликнул доктор Фелл:

— Коммендаторе Пацци?

Доктор Фелл был теперь черным силуэтом на фоне высокого окна, вдали за окном возвышался купол собора.

— Да?

— Мне кажется, что вы — Пацци из рода тех самых знаменитых Пацци. Я не ошибся?

— Нет, не ошиблись. Но как вы об этом узнали? — спросил Пацци, ожидая услышать, что доктор вычитал все из оскорблявших его все последнее время газет.

— Вы очень похожи на персонаж, изображенный на одном из медальонов в вашей семейной часовне в соборе Санта-Кроче.

— О! Это Андреа де Пацци. Делла Роббиа[27] изобразил его в виде Иоанна Крестителя, — сказал Пацци, чувствуя, как в его ледяное сердце прокрадывается малая толика тепла.

Когда Ринальдо Пацци выходил в коридор, оставляя доктора Фелла в полутемном салоне, его больше всего поразило уверенное спокойствие, в котором пребывал доктор. Таково было главное впечатление следователя после встречи с ученым-историком.

Очень скоро ему предстояло существенно углубить и расширить это впечатление.

Глава 20

Теперь, когда мир, в котором мы обитаем, огрубил наши сердца и сделал их бесчувственными к проявлениям низости и беспутства, нам иногда полезно взглянуть на предметы, все еще представляющиеся людям воплощением зла и пока еще способные пробудить от сна равнодушия нашу так похожую на тесто, вялую и покорную совесть.

Во Флоренции открылась выставка, именуемая «Ужасающие орудия пыток», и именно на этой выставке Ринальдо Пацци во второй раз встретил доктора Фелла.

Экспозиция состояла более чем из двух десятков классических пыточных инструментов, множества иллюстративных материалов и документов. Размещалась она в Форте ди Бельведере, возведенном Медичи в шестнадцатом веке для защиты южной стены города. Твердыня имела грозный и весьма неприветливый вид. Выставка совершенно неожиданно вызвала ненормальный ажиотаж. Некоторые зрители испытывали такое возбуждение, что создавалось впечатление, будто им в брюки забралась живая форель.

Рассчитанная на месяц экспозиция продержалась полгода. «Ужасающие орудия пыток» привлекли посетителей не меньше, чем Галерея Уффици, оставив далеко позади Музей дворца Питти.

Организаторы зрелища — пара неудачников таксидермистов, питавшихся ранее останками животных, из которых они делали чучела, стали миллионерами и, облачившись в новые смокинги, совершили триумфальное турне по всему континенту.

Посетители приходили, как правило, парами. Они приезжали во Флоренцию из разных уголков Европы. Туристы долгими часами слонялись между инструментами страданий, внимательно читая на одном из четырех доступных языков о достоинствах того или иного аппарата и о том, как им следует пользоваться. Иллюстрации Дюрера и иных выдающихся художников, так же как и дневники современников, просвещали посетителей и проливали свет на тонкости таких пыток, как, например, колесование.

Вот образчик одной из сопроводительных надписей:

Выставка «Ужасающие орудия пыток» не могла пройти мимо внимания человека, считающего себя знатоком пороков рода человеческого. Однако суть пороков воплощалась вовсе не в Железной деве или в шесте с шипами для снятия кожи с живого человеческого существа. Самую мерзкую сущность человеческого духа, его Изначальное Уродство, лучше всего было видно в выражении лиц зрителей.

В полутемном зале со стенами из камня, под свисающей с потолка металлической клеткой для обреченных на голодную смерть людей, стоял знаток и тонкий ценитель деликатесов доктор Фелл и с довольным видом взирал на бесконечную вереницу проходящих мимо него людей. В левой руке со шрамом доктор держал очки, прикасаясь кончиком дужки к губам.

Там и увидел его Ринальдо Пацци.

Пацци выполнял уже второе за этот день пустяковое задание. Вместо того чтобы наслаждаться ужином в обществе супруги, он протискивался сквозь толпу, чтобы прикрепить на видном месте плакат с предупреждением о Флорентийском монстре, которого ему так и не удалось схватить. Такой плакат висел и над его рабочим столом, рядом с объявлениями о других находящихся в розыске преступниках. Поместить на виду оскорбительный для Главного следователя плакат распорядились его новые начальники.

Таксидермисты, сообща следившие за кассой, были только рады сдобрить свое шоу щепоткой современных ужасов. Однако ни один из них не желал оставить партнера наедине с наличностью. Поэтому они попросили Пацци повесить плакат без их помощи. Некоторые посетители из числа аборигенов узнали Пацци и, оставаясь невидимыми в толпе, шипели ему вслед.