Ганнибал (др. перевод) - Харрис Томас - Страница 14

Изголовье больничной кровати было приподнято, и чем ближе к ногам, тем больше давно парализованное и теперь скрытое под покрывалом тело Мейсона сходило на нет.

Перед его лицом была укреплена панель управления, похожая на свирели или на губную гармонику из прозрачного пластика. Мейсон захватил кончиком языка одну из трубочек и при очередном вздохе респиратора дунул в нее. На этот сигнал его кровать откликнулась легким гудением. Изголовье поднялось чуть выше и немного развернулось. Теперь лицо Мейсона было обращено к Старлинг.

— Я возношу хвалу Господу за все то, что со мной случилось, — сказал Вергер. — Это было мое спасение. Вы принимаете Христа, мисс Старлинг? Носите в сердце веру?

— Я воспитывалась в весьма строгом религиозном духе, мистер Вергер. И в моем сердце осталось то, без чего невозможно существовать, — ответила она. — А теперь, если не возражаете, я прикреплю микрофон к подушке. Надеюсь, он вам не помешает? — Слова прозвучали чересчур резко, а тон голоса был как у медсестры, что Старлинг крайне не понравилось.

Живая рука рядом с мертвой годовой. Плоть живая и мертвая. Эта картина не помогла Старлинг обрести душевное равновесие. Не содействовал этому и вид кровеносных сосудов, пересаженных на лицо, чтобы питать голову кровью. Темные жилы равномерно пульсировали и походили на заглатывающих пищу червей.

Старлинг, пятясь к столу, аккуратно уложила провод. На столе уже стояли ее магнитофон и еще один микрофон.

— Специальный агент Клэрис М. Старлинг, номер ФБР 5143690, берет показания у мистера Мейсона Р. Вергера, карточка социального страхования номер 475989823. Допрос производится в доме мистера Вергера, в упомянутый ранее день. Показания даются под клятвой, что должным образом удостоверяется. Мистер Вергер поставлен в известность о том, что прокурор тридцать шестого округа и местные власти гарантируют ему судебный иммунитет. Это подтверждается их совместным меморандумом, заверенным и зарегистрированным в установленном порядке. Итак, мистер Вергер…

— Я хочу рассказать вам о лагере, — прервал он ее на следующем вдохе машины. — Вспоминая свое детство, я стал понимать, что приобрел тогда замечательный опыт.

— Мы коснемся этого позже, мистер Вергер, а сейчас, как мне кажется, нам сле…

— Нет, мисс Старлинг, мы поговорим о лагере сейчас. Вы увидите, что это имеет отношение к делу. Именно тогда я повстречал Иисуса и ничего более важного я сказать вам не смогу. — Дождавшись очередного вздоха машины, Мейсон продолжил: — Это был Христианский лагерь на берегу озера Мичиган, и все расходы по его содержанию нес мой отец. Он платил за все. За всех его обитателей числом сто двадцать пять человек. Некоторым из них не повезло в жизни, и они были готовы на все ради одной конфеты. Может быть, я пользовался этим, может быть, я был груб с ними из-за того, что они отказывались от шоколадки и не желали делать то, что я от них требовал. Вы видите, я ничего не скрываю. И не скрываю только потому, что прошел очищение.

— Мистер Вергер, не лучше ли обратиться к материям, связанным…

Но Мейсон ее не слышал. Он всего лишь выжидал, когда аппарат сделает очередной вдох.

— Я получил судебный иммунитет, мисс Старлинг, и теперь все в порядке. Я получил иммунитет от Иисуса, я получил иммунитет от прокурора Соединенных Штатов и от окружного прокурора графства Оуинг Миллз. Аллилуйя. Я свободен, мисс Старлинг. Теперь все в полном порядке. Я сейчас с Ним, мисс Старлинг, и поэтому мне ничего не страшно. Вы можете спросить, кто же этот ОН? Отвечу. Он — это восставший к жизни Иисус, и в лагере мы называли Его просто Ис. Великий Ис. Никто не может справиться с Исом. Мы сделали Его своим современником. Я служил Ему в Африке. Аллилуйя. Я служил Ему в Чикаго, вознося хвалу имени Его. Служу я Ему и сейчас. Я знаю, Он поднимет меня с ложа страданий, поразит недругов моих и представит их предо мной. Я еще услышу стенания жен врагов моих. Вы видите, мисс Старлинг, что теперь все в полном порядке. — Мейсон подавился слюной и умолк. Кровеносные сосуды на его лице стали еще темнее, и их пульсация усилилась.

Старлинг поднялась, чтобы позвать медсестру. Но ее остановил голос Мейсона:

— Со мной все хорошо, я в полном порядке.

Наверное, лучше задавать прямые вопросы, подумала Старлинг. От постепенного подхода толку не будет.

— Мистер Вергер, встречались ли вы с доктором Лектером до того, как по определению суда он стал вашим психотерапевтом? Были ли вы с ним знакомы?

— Нет.

— Но ведь вы оба были членами попечительского совета Балтиморского филармонического оркестра.

— Не совсем так. Мне было предоставлено место только потому, что я поддерживал оркестр деньгами. Когда нужно было голосовать, я посылал своего адвоката.

— Вы ни разу не давали показаний во время суда над доктором Лектером. Почему?

Старлинг научилась синхронизировать вопросы с ритмом работы аппарата искусственного дыхания.

— Они сказали, что у них хватит материалов для того, чтобы осудить его шесть раз. Девять раз. А он их всех обманул, заявив о своем безумии.

— Доктор Лектер ничего не заявлял. Невменяемым он был признан по решению суда.

— Неужели вы считаете, что подобная тонкость может иметь значение? — спросил Мейсон.

В этом вопросе Старлинг впервые смогла почувствовать ум Мейсона. Ум цепкий и тщательно скрываемый. Во всяком случае, думал он не теми словами, которыми объяснялся с ней.

Огромный угорь, привыкнув к свету, выполз из своего каменного укрытия на дне аквариума и принялся выписывать бесконечные восьмерки — извивающаяся коричневая лента, беспорядочно испещренная красивыми кремовыми пятнами различной формы.

Старлинг узнала о существовании рыбы, лишь уловив краем глаза ее движение.

— Это мурена Кидаки, — сказал Мейсон. — В Токио в аквариуме есть даже более крупный экземпляр. Моя мурена по размеру занимает второе место в мире. В просторечии ее зовут Жестокий Мюррей, вы хотите узнать почему?

— Нет, — ответила Старлинг и перевернула страницу своего блокнота. — Итак, в ходе предписанного судом лечения вы пригласили доктора Лектера в свой дом.

— Я больше ничего не стыжусь и поэтому расскажу вам все. Теперь все в полном порядке. Мне воздалось за это наделавшее столько шума совращение малолетних. Отдал пятьсот часов общественным работам и лечился у доктора Лектера. Приглашая доктора к себе, я рассчитывал втянуть его во что-нибудь неблаговидное, чтобы он дал мне послабление в лечении и не жаловался, если я пропущу один-другой сеанс или окажусь слегка под кайфом во время наших встреч.

— У вас в то время был дом в Оуинг Миллз, не так ли?

— Да. Я рассказал доктору Лектеру все. Об Африке. Об Иди Амине[12]. И о многом другом. Обещал показать ему кое-что из своей коллекции.

— И вы показали ему?..

— Принадлежности. Игрушки. Вон там в углу стоит маленькая переносная гильотина, которую я использовал, работая на Иди Амина. В разобранном виде она без труда умещается в джипе и ее можно доставить в любую, даже самую отдаленную, деревню. На сборку и установку уходит четверть часа. Осужденный за десять минут сам с помощью коловорота приводит нож в рабочее положение. Правда, у женщин и детей для этого требовалось чуть больше времени. Но я этого не стыжусь, так как прошел очищение.

— Итак, доктор Лектер пришел в ваш дом…

— Да. Я встретил его у дверей, затянутым в черную кожу и с плетью в руках. Ну вы понимаете… Мне было интересно, испугается ли он меня. Но он, похоже, не испугался. Испугаться меня — как смешно это звучит теперь… Я пригласил его наверх и показал двух собачек, которых взял в приюте для бездомных животных. Собачки были очень дружны между собой. Я их держал в одной клетке и давал много воды, но оставлял без еды. Мне было страшно интересно узнать, что из этого получится.

Я показал ему прибор с петлей, ну вы знаете, тот, с помощью которого можно добиться автоэротической асфиксии. Вы как будто вешаете себя, но не до конца. При этом получаете удовольствие… Вы улавливаете ход моих мыслей?