Черное воскресенье (др. перевод) - Харрис Томас - Страница 63

Кабакова радовало, что американцы в конце концов решили направить весьма значительные силы на борьбу с террористами, но его забавляло то, как осуществляется этот процесс. Вот уж поистине типичные бюрократы! Накануне, сразу же после разговора с Кабаковым и Корли, директор ФБР Джон Бейкер созвал совещание на высшем уровне, в котором участвовали сотрудники ФБР, Агентства национальной безопасности и секретной службы США. Кабаков, сидевший в первом ряду, чувствовал на себе критические взгляды собравшихся, а тем временем высокие чины обсуждали легковесность доказательств, указывающих на цель акции, — всего лишь один какой-то журнал со статьей о матче на Суперкубок, где даже никаких пометок нет.

Тяжеловесы из ФБР и Агентства национальной безопасности словно решили соревноваться в скептицизме, когда Корли излагал предполагаемую версию совершения теракта во время матча на Суперкубок в Новом Орлеане.

И только представители секретной службы — Эрл Биггз и Джек Ренфро — хранили молчание. Кабаков решил, что агенты секретной службы — самые мрачные люди из всех, кого он когда-либо в своей жизни встречал. Да это и понятно, решил он. У них много причин быть мрачными.

Кабаков прекрасно понимал, что люди, собравшиеся на эту встречу, вовсе не дураки. Каждый из них гораздо легче воспринял бы необычную идею, если бы ее изложили ему наедине. В кругу соратников для таких людей в большинстве случаев характерны два типа реакций: истинные и те, что рассчитаны на оценку коллег. С самого начала встречи установилось скептическое отношение к предложенной идее и, раз установившись, воспринималось присутствующими как должное все то время, пока Корли излагал свои доводы.

Однако стадное чувство работало и в противоположном направлении. Когда Кабаков перечислял действия «Черного сентября» при подготовке теракта в Мюнхене да еще упомянул неудавшуюся попытку нанести удар во время международного финального матча на Кубок Мира полгода назад, семя тревоги упало на благодатную почву.

— Если посмотреть в лицо фактам, разве атака террористов во время матча на Суперкубок менее возможна, чем их атака в Олимпийской деревне? — спросил Кабаков.

— Но ведь там нет ни одной еврейской команды, — последовал незамедлительный ответ.

Однако никто на шутку не рассмеялся. Когда чиновники слушали Кабакова, в зале заседаний воцарился страх; он передавался от одного человека к другому через почти неуловимые движения, через какое-то не находящее выхода беспокойство. У кого-то суетливо двигались руки, кто-то потирал ладонями лицо. Кабаков видел, что сидящие перед ним люди прямо на глазах меняются. Сколько Кабаков себя помнил, он всегда вызывал у полицейских беспокойство, даже у своих, израильских, полицейских. Он объяснял это тем, что ему самому недостает терпения при контактах с ними, но дело было не только в этом. Что-то в нем было такое, что раздражало полицейских, как принесенный ветром звериный запах раздражает собак, заставляя их рычать и жаться поближе к огню. Этот запах говорил им, что где-то там, снаружи, есть что-то такое, что не любит огня; оно настороже, оно наблюдает и ничего не боится.

Эта улика — журнал и вдобавок к нему «послужной список» Фазиля обретали все более угрожающий вид, заставляя присутствующих в зале заседаний представлять себе то, что может произойти на стадионе Тулейна. И раз уж они допустили, что такая опасность существует, ни один из чиновников не мог предложить меры менее радикальные, чем другой. Почему это только матч на Суперкубок может стать объектом совершения теракта? В статье говорится о битком набитом стадионе. Почему не любой другой битком набитый стадион? Да ведь розыгрыш Сахарного кубка — в канун Нового года! Это же послезавтра! Да еще в день Нового года по всей стране пройдут кубковые игры. Обыскать все стадионы!

Вместе со страхом пришла враждебность. Кабаков вдруг почувствовал, что он — иностранец, да к тому же еще — еврей. Он мгновенно и очень остро ощутил, что многие в этом зале подумали о том, что он еврей. Впрочем, он этого ожидал. Он не был удивлен тем, что в сознании этих людей с безукоризненной стрижкой, у каждого из которых на безымянном пальце красовалось кольцо какой-нибудь из самых престижных юридических школ, он ассоциируется лишь с проблемой, но никак не с ее решением. Угроза исходила от кучки иностранцев, а он тоже был иностранцем. Это настроение не выражалось открыто, но ясно было, что его разделяют почти все.

— Спасибо, ребята, — сказал Кабаков и сел. Не верите иностранцам, подумал он. Что ж, боюсь, 12 января придется поверить.

Бессмысленно полагать, считал Кабаков, что раз уж «Черный сентябрь» имеет возможность нанести удар на каком-то стадионе, террористы выберут тот, где не предполагается присутствие президента. Гораздо эффектнее взорвать тот стадион, где президент будет присутствовать. Кабакова не покидала уверенность, что их цель — именно матч на Суперкубок.

30 декабря, во второй половине дня, он прибыл в Новый Орлеан. Обыск на стадионе Тулейна — в преддверии матча на Сахарный кубок — уже шел вовсю. Оперативная группа, работавшая на стадионе, состояла из пятидесяти человек — сотрудников ФБР и отдела взрывных устройств новоорлеанской полиции. Сюда также входили полицейские детективы, два кинолога из ФАА с собаками, натасканными на взрывчатку, и два сержанта технических войск США с «электронным носом», настроенным на запах статуэтки Мадонны, обнаруженной на «Летиции».

Новый Орлеан отличался от всех других городов в том отношении, что в обыске на стадионе Тулейна использовалась помощь сотрудников секретной службы, а также и в том, что такой обыск необходимо было провести дважды — сегодня, перед розыгрышем Сахарного кубка, и одиннадцатого января, перед матчем на Суперкубок. Оперативная группа работала спокойно, практически не привлекая внимания работников техобслуги стадиона, наводивших последний глянец перед завтрашним матчем.

Обыск сам по себе мало интересовал Кабакова. Он не думал, что оперативники смогут что-либо обнаружить. Он просто вглядывался в лица, не пропуская ни одного работника стадиона. Он помнил, что Фазиль отправил своих сподвижников наниматься на работу в Олимпийской деревне за шесть недель до совершения теракта. Он знал, что новоорлеанская полиция проверяет все имеющиеся данные о всех людях, работающих на стадионе, и все-таки вглядывался в их лица, словно надеялся, что собственная интуитивная, чисто инстинктивная реакция подскажет ему, что вот, прямо перед ним, — террорист. Но, глядя на здешних рабочих, он так ничего и не почувствовал. А проверка данных выявила одного двоеженца, которого и задержали, чтобы затем выслать в округ Коахома, штат Миссисипи.

В канун Нового года «Тигры» — команда штатного университета Луизианы — проиграла Сахарный кубок студентам из Небраски со счетом 7:13. Кабаков был на этом матче.

До сих пор ему не приходилось видеть американский футбол. Правда и на этот раз он видел не так уж много. Вместе с Мошевским он почти все время ходил перед трибунами, у входов и у ворот. На стадионе было множество полицейских и сотрудников ФБР, но никто не обращал на них обоих ни малейшего внимания. Кабакова особенно интересовало, как охраняются ворота и как можно попасть через них на стадион после начала матча.

Он не любил массовых зрелищ, а это — с развевающимися яркими флагами, султанами, транспарантами и многочисленными марширующими оркестрами — показалось ему особенно отвратительным. Он всегда находил, что марширующие оркестры просто нелепость. Единственное, что ему понравилось в этот день, — так это в перерыве между таймами показательный полет «Голубых ангелов» военно-морской авиации США. Точно соблюдая построение в виде ромба, реактивные самолеты, сверкнув в солнечных лучах, совершили красивейший двойной переворот через крыло; они летели высоко над спокойно жужжащим дирижаблем, медленно облетающим стадион. Кабаков знал, есть и другие самолеты-перехватчики ВМС США: они стоят наготове на взлетных полосах недалеко отсюда, на тот невероятный случай, если незнакомый летательный аппарат появится вблизи Нового Орлеана в то время, пока на стадионе длится игра.