Все горят в аду - Ридли Джон - Страница 45

– Человек, – закончила за нее Нена.

Со стороны Нены это было рискованно, но Брайс ничуть не разозлилась. Нена была права на все сто.

– Это... пока она... Стерва. Психованная. Не, ну ладно, хорошо, у меня свои заморочки, но у этой телки вообще крыши нету. Надеюсь, она его угробит. – В этом заявлении слышалась бессильная злоба отвергнутой, но по-прежнему влюбленной женщины. Брайс повторила его – для убедительности: – Я очень надеюсь, что она его угробит. – Прозвучало это так же беззащитно, как и в первый раз.

Брайс сникла под грузом переживаний, и Нена решила, что у нее остается последний шанс заговорить Брайс зубы.

– Ты не... Ты не могла бы его просто отпустить?

– Я пробовала забыть Неда. И не смогла.

– Нет! Париса! Что, если он вернет наркотики? Что, если...

– Наркотики он, конечно, вернет. Главное не в этом. Главное – боль и возмездие. Хорошо, черт с ним, с возмездием. Речь о боли. – Брайс забыла прошлое и снова стала собой – взрывающейся без причины бомбой. – Я хочу причинить парню такую боль, какой он сроду не испытывал. Я помучаю его, помучаю, а потом убью.

Пьяный голос из коридора: "Спе-е-е-е-нсер... Я люблю тебя по-прежнему, Спе-е-е-е-нсер!"

– Да заткнешься ты или нет, урод! – закричала Брайс на пьяного за дверью. – Не нужен ты ей!

Брайс обернулась к Нене. И наткнулась горлом на выкидной нож Нены.

– Лихо, – восхитилась Брайс.

Нена ответила лишь коротким взглядом. Она была готова к убийству, но замешкалась, оттягивая начало неприятной работы.

– Ну вот, видишь, теперь у тебя проблема. – Брайс говорила с захолустной медлительностью довоенного юриста, растолковывающего суть дела какому-нибудь заядлому жулику и прощелыге. – Пырни меня в горло, и мне потребуется минут двадцать, чтоб умереть от потери крови. Двадцати минут хватит, чтобы засадить пулю в твою поганую головенку. Меня такой поворот не очень устраивает, но мне это по силам. Давай: ты, а потом я, а?

Нена держала нож обеими руками, как будто всерьез собираясь всадить его в Брайс.

– Если хочешь поскорее меня прикончить, пырни в сердце, выруби эту хрень. Давай. Продырявь насос.

Хоть Нена и держала нож обеими руками, он все равно ходил ходуном.

– Ну, давай. Ты намерена меня убить, верно? Пырни меня в сердце.

Нена уже не дрожала, а тряслась.

– Давай я тебе помогу. – Брайс взяла Нену за руки и поместила острие ножа себе под левый сосок. – Вот сюда. Так лучше. Только... – Брайс помедлила, обнаружив слабое место своего плана – или сделав вид, что обнаружила. – Ты наверняка сломаешь этот свой ножичек о мои ребра. Ага. Точно тебе говорю: Бог создает тела покрепче брони. Знаешь что? Знаешь, что тебе нужно сделать?

Брайс взяла Нену за руки и передвинула нож. Она уткнула лезвие в самую грудину.

Нена не препятствовала маневрам Брайс. Нена была на грани обморока.

– Прямо под грудную кость, вот так в самый раз. – Казалось, Брайс неподдельно счастлива, что дала Нене урок анатомии и теперь она сделает все как нужно. – Плавно введи его в сердце. Ты сейчас готова к убийству. Надави вот здесь – все. Давай, – подбадривала она. – Тыкай.

Тыкать? Убивать? Влага, застилавшая глаза Нены, не позволяла ей даже увидеть Брайс, а уж тем более пырнуть ножом. Ей и шевельнуться было трудно. Ее руки, ее тело – все это принадлежало другой девушке в другом дешевом отеле: не в Лас-Вегасе, а в каком-то другом гадюшнике.

Брайс тем временем наставляла:

– Что случилось? Ну, пырни меня! Ты хотела меня убить, так давай же!

Нена трепетала. Нена дрожала. Нена плакала.

– Убей меня!

Нена тряслась. Нена колотилась. Нена всхлипывала.

– УБЕЙ МЕНЯ!

Брайс издала дикий вопль, резко подалась в сторону и ударила застигнутую врасплох Нену по голове.

Нож выскользнул из рук Нены, упал, и она осела на грязный пол рядом с ножом.

– Ты, пизда! – сказала Брайс валяющейся на полу Нене. – Черт, да ведь ты меня порезать хотела. Как пить дать, порезать хотела! – Брайс нагнулась, подняла нож, провела пальцем по тупому лезвию и швырнула нож на тумбочку. Ставлю тебе три с плюсом за то, что стараешься. Ты кремень. Типа того. Этот мудак Парис тебя недостоин. Конечно же ему тебя не видать. Понимаешь, убийство – дело серьезное. Это моя работа. У меня начинается рабочий день.

Нена с трудом подняла голову.

– Что ты собираешься делать? – последовал логичный вопрос.

Брайс села поудобнее и улыбнулась:

– Жила когда-то девочка, маленькая-маленькая, кудрявая-кудрявая. Когда она была хорошей девочкой, она была просто паинька. Но когда она была плохой... – Брайс достала из кармана пачку "Кэмел" без фильтра и положила ее на подлокотник кресла. – Она становилась чудовищем. Ну, говори, – продолжала Брайс, – музыку любишь?

Если бы Парис с Уиллией жили на киноэкране, они могли бы наслаждаться приятными воспоминаниями, покуривая в эффектных позах после страстной потной возни. Но жизнь не фильм, в жизни все куда менее эффектно. Парис пил из банки диетическую колу, недопитую Уиллией, Уиллия вытирала между ног салфеткой, украденной из тележки горничной в "Юнион плазе", и обоих одолевал тайный стыд, который бесплатно выдается совокупившимся незнакомцам, как зловоние – мешку с дохлой рыбой.

– Так, дальше. – Уиллия отбросила салфетку, которая, задев стул, опустилась на пол, где утвердилась надолго. – Ты даешь этому Брансону кассету, что дальше?

– Беру деньги и сваливаю.

– Куда?

– Во Флориду. На Киз. Вот куда.

– С ней?

Парис не ответил, и Уиллия повторила вопрос:

– С ней?

Ответа не было. Она допила остатки нагревшейся диет-колы, заглянула в банку. Пусто.

– Я нигде не была, – сказала Уиллия. – Вообще нигде. Выиграла один раз поездку в Милуоки. Заболела. Не смогла поехать. Даже если бы я поехала в Милуоки, это все равно как я бы нигде не была. Мне надоело здесь, Парис, я устала. – Обреченность звучала в ее голосе – она чувствовала только усталость, больше ничего. – Мне надоел этот город, надоело расхаживать полуголой перед кучей пьяниц, убивающих время, надеющихся, что им повезет. Я просто устала, а главное...

Одевшись, Парис немедленно двинулся к двери.

– Тебе не нужно говорить мне "да" или "нет", – продолжала Уиллия, вынуждая Париса на секунду замереть, перед тем как исчезнуть из ее жизни. – Я знаю, что ты не любишь меня. А ты знаешь, что мне это не важно. Я просто подумала. Говорю же: я просто устала быть одна.

У меня уже началось с Неной, подумал Парис. У меня уже началось с ней, и я не могу остановиться на полдороге.

Не могу.

Кровать Уиллии чуть не закричала на него.

Парис сказал:

– Полчаса. Взять кассету, взять деньги; это займет полчаса. Собирай барахло.

Не успел Парис выйти за дверь, а Уиллия уже укладывала барахло в сумку.

Омар закрыл сотовый телефон и засунул в карман.

– Опять никто не отвечает, – сказал он.

– Куда, куда делся этот ублюдок Дэймонд? – негодовал Кенни. – Сколько она уже там? – спросил он, посмотрев сквозь ветровое стекло "лексуса" через автостоянку на дверь мотеля, в которой задолго до этого исчезла Брайс.

– Часа два. Может, больше.

– Что будем делать?

– Не знаю.

– Говорю, надо ее замочить. – Кенни сплюнул через окно. – Дэймонд же велел.

– Он велел замочить, если она задание не выполнит.

– Так посмотри, сколько времени, мать твою. – Кенни указал на улицу. – Темно уже вон. Когда мы начинали, еще вовсю светло было, черт. Она как пить дать ничего не сделала.

– Бл-я-я, – коротко отозвался Омар.

– С тех пор как мы в это ввязались, ты всегда сам все решаешь и все такое, а меня за тупого негриллу держишь.

– Не держу я тебя за тупого, – солгал Омар.

– Серьезно? Тогда пошевели мозгами: как только наклевывается какое-нибудь дельце, Дэймонд посылает эту суку. Каждый раз, понял? Так что если мы завалим ее, а потом Париса этого завалим и вернем Дэймонду его товар, то, как думаешь, кому он в следующий раз позвонит, когда у него будут проблемы, а?