Все горят в аду - Ридли Джон - Страница 29

– Сука Брайс вышла на малого, который уволок мой товар.

– Что там насчет Барстоу? – спросил Кенни у Омара.

Омар отмахнулся от него и сказал Дэймонду:

– Значит, за дело взялась Брайс. Пусть она и кончает.

– Не доверяю я этой шлюхе. Мне надо, чтоб вы сели ей на хвост. Чтоб вы ее проконтролировали. У малого "гремлин" или что-то типа того. Так что садитесь ей на хвост, а то...

– Что там Барстоу? – снова спросил Кенни.

Омар:

– Заткнись, макака!

Дэймонд:

– Ты чего сказал?

– Это Кенни, шеф! Это я Кенни сказал!

– Так, живо снимайтесь, поняли?

Омар решился задать нескромный вопрос:

– Шеф, а что, если, ну... вы понимаете... что, если Брайс не выполнит задание? Вдруг она не сделает то, что нужно? Тогда...

– Тогда засадите пару пуль ей в жопу. Хватит уже динамить меня, ублюдки. Не сделает как надо, закатайте ее в асфальт, бля!

– Но... ведь это Брайс.

– Да плевать мне, хоть у нее там целка бронированная. Не выполнит задание – ей кранты.

Омар услышал короткие гудки. Кенни за свое:

– Что там насчет Барстоу?

– Я скажу тебе, что там насчет Барстоу: серьезный геморрой наклевывается. Очень серьезный.

– К сожалению, пока ничего.

Никакого сожаления клерк в кассе "Вестерн юнион" не испытывал. Он испытывал раздражение на Париса, который то и дело спрашивал, не получены ли на его имя деньги. Клерк был низенького роста, мог бы даже за школьника сойти. Но в таком городе, как Барстоу, у парня если и были какие-то перспективы, то весьма ограниченные, поэтому он уж наверняка горбатился на вторую жену и едва наскребал на жилье в автофургоне.

Клерк настоятельно предложил Парису:

– Почему бы вам не вернуться в ресторан? Когда придут деньги, я вас найду.

Парису явно не везло на знакомства в "Фактории". Он оставил клерка и поковылял в сторону "Кухни Кэти". Между двумя этими пунктами находились двери. Двери выводили на улицу, к "гремлину", который стоял там заправленный. Парис не был звездой автогонок, но тут ему стало интересно, как быстро можно проскочить через несколько дверей, добежать до машины, завести ее и умчаться, пока этот жирный ублюдок Вик не успел и дернуться в его сторону.

Рука Париса оказалась в кармане, где лежали ключи от "гремлина". Он стоял, уставившись на двери, как будто они звали его к себе.

И тут его окликнул Вик:

– Эй! Иди сюда.

Парис повиновался.

– Ты ведь не думаешь свинтить, а?

– Нет...

– А может, думаешь?

– Нет, нет, что вы!

Вик по-прежнему сжимал в руках биту. Парису было очевидно, что Вик не расставался с ней с тех пор, как первый раз взял в руки. Как будто это был орган, в котором детина сконцентрировал все свое паскудство, всю бдительность, да еще и непрерывно накачивал его своей злобой.

Вик:

– Где бабки?

– Мой бывший шеф... он сказал, что вышлет. Я не знаю, в чем де... Обещал выслать. – Парис старательно выговаривал слова, будто его существование зависело от того, насколько внятно он все изложит. Вик замочит его рано или поздно – если он не умотает отсюда, – пока наемные убийцы от шоу-бизнеса не выпустили ему кишки. – Послушай, я обещаю вернуть деньги. Ей-богу! Но мне нужно отсюда убраться.

– Вам всем кажется, что можно кое-чего отхватить на халяву, а?

– Нет...

– Вечно вы думаете, что на вас все само свалится. – Вик был до того увлечен, что не слышал Париса. Его уши были наглухо забиты собственными тирадами, обжигающими, как раскаленные угли, он разглагольствовал перед Парисом как перед ропщущей толпой. – Такие, как я, вкалывают, а такие, как ты, пьянствуют и трахаются с утра до ночи.

– Что ты говоришь? Не надо, дружище. Ты не прав.

– Какой я тебе дружище? Ты мне зубы не заговаривай, бесполезно.

– Ты ненормальный, ты в курсе?

Бита зашевелилась в руках Вика. Уличать Вика в ненормальности было не очень благоразумно. До Париса это дошло слишком поздно.

– Не трожь его! – Нена бросилась между Виком и будущей жертвой его гнева. – Я заплачу за него, идет? Сколько, двадцать долларов? Вот! – Нена вытащила деньги из кармана, где хранила сдачу, и бросила купюру на прилавок.

Вик тут же схватил ее, скомкал и швырнул в девушку. Деньги попали Нене в лицо.

– С какой стати тебе за него платить? Этих халявщиков, которые на пособии жируют, учить надо.

– На пособии жируют... – начал Парис.

Вик не дал ему договорить: выкинув вперед руку, схватил за рубашку и потянул ее вместе с Парисом в сторону двери.

– А ну-ка, выйдем наружу. – Вик аж вспотел от злобы. Даже предвкушение оргазма не вызвало бы у него такого бешеного возбуждения. – Я вытрясу из тебя мои деньги – до последнего цента.

Парис дергался и извивался, пытаясь высвободиться. Безуспешно.

Вик занес биту, чтобы слегка усмирить Париса, слегка проучить его за съеденную пищу, залитый в бак бензин и неимение денег. Он занес ее, готовый наконец дать волю своему сладостному гневу и начать долбить, крушить, молотить дубинкой, – мстить за белых парней, которых повсюду опускают.

Укрыться от удара было невозможно, увернуться тоже, так что Парис в страхе наскочил на Вика. Он обхватил детину руками, насколько это позволяли габариты Вика. Сплетясь, они покатились по столам: сила столкновения вырвала из рук Вика биту.

Женщины за столиками заголосили. Мужчины искали, откуда получше видно.

Парис с Виком катались по полу, сшибали мебель, расшвыривали тарелки с едой, каждый пытался взять верх. Вику это удалось очень быстро. Бой был жесток и велся не по правилам. Бойцовских качеств Париса хватило только на то, чтобы получать удары кулаками в живот, коленями в пах, серии отработанных ударов по голове. Единственная доступная ему защитная техника состояла в том, чтобы свернуться в клубок и поглощать удары, на манер черной дыры, которая поглощает свет, – пока его и этой возможности не лишили. В распоряжении Париса остался единственный маневр – улечься на кафель и истекать кровью. Он его быстро и умело выполнил.

Вик поднялся, выкатив грудь. Взял дубинку, с удовольствием ощутив деревяшку в кулаке. Наклонился над Парисом.

Вик не стал ничего говорить.

Он просто занес биту над головой, обхватив ее обеими руками, готовый приступить к долгожданному развлечению. Готовый избавить этот мир от очередного лентяя, раздолбая, неумехи, халявщика, чернозадого...

Звук разнесся по всей "Кухне Кэти", пролетел по всей "Фактории" и достиг сувенирной лавки. Даже клерк "Вестерн юнион" поднял голову. Это не был звук деревяшки, молотящей плоть. Это был звук металла, раскалывающего череп.

Вик осел на пол, навалившись на Париса всем телом – этакое грубошерстное одеяло.

Парис открыл глаза, огляделся.

Над ним, сжимая в руках стальной раздаточный автомат для салфеток, с которого свисали волосы и кожа, стояла Нена.

Вокруг эпицентра события сжималось кольцо зевак.

Нена потрясла раздаточным автоматом:

– Не двигаться! – Это прозвучало настолько же угрожающе, как если бы она размахивала пистолетом 45-го калибра. Количество убитых при отступлении она, похоже, уже подсчитала. – Всем оставаться на местах!

Зеваки расселись по местам.

Парис выбрался из-под Вика. У него – измордованного Виком, измордованного в очередной раз жизнью – кружилась голова. Он поковылял к официантке. Она прикрыла его, и – раздаточный автомат готов был пойти в ход при малейшей провокации – они начали отходить к дверям.

Нена остановилась. Подскочила к кассовому аппарату, с налета выдвинула ящик, выгребла из него деньги – раздаточный автомат все это время был наготове, как бы подначивая: "Ну, вперед, ублюдки. Только рыпнетесь у меня".

Никто не рыпнулся. Никто не пикнул. Никто не мог поверить своим глазам.

Парис с Неной вышли через дверь.

– Тачка есть? – спросила Нена.

Парис похромал к "гремлину", дожидавшемуся его возле насосов, неуклюже открыл дверь. Происходило это все очень быстро.