Громобой - Стюарт Пол - Страница 28

Его слова, однако, достигали таких же глухих ушей, какими стали теперь его собственные. После восьми часов выпрашивания в его кружке оставалась все та же медная пуговица, которую он сам в нее положил утром. На закате Форфикюль уже собирался уходить, когда в конце концов около него кто-то остановился.

— Подайте монетку! — попросил Форфикюль.

— Монетку? — мягко переспросил подошедший. — Пойдем со мной, и я сделаю тебя богаче, чем тебе когда-либо снилось!

Форфикюль ничего не ответил — он не слышал ни единого слова. Слич, не желавший повторять свое предложение громче, присел перед ним на корточки и потер большой палец одной руки о средний палец другой. Форфикюль взглянул на крох-гоблина и сосредоточил внимание на его губах.

— Деньги, — артикулировал Слич. — Богатство. Сокровища. Пойдем со мной.

Если бы Форфикюль был способен услышать мысли Слича, он немедленно признал бы в нем того гоблина, который стал причиной гибели злосчастного душегубца Тендона. Но Форфикюль не слышал теперь ни мыслей, ни даже голосов. Как ребенок, он принял слова улыбающегося гоблина за чистую монету, поднялся на ноги, сунул под мышку грязный узелок с тряпьем и позволил себя увести.

Вероятно, отчаяние сделало Форфикюля настолько слепым, насколько он был глухим. Или, быть может, он не хотел вспоминать о том, что видел прежде.

Как бы там ни было, он не вспомнил знакомую картину лачуги со ступкой, пестиком и кристаллом.

— Грозофракс, — вытянул губы Слич и, улыбаясь, вручил ночному вэйфу пестик.

Форфикюль кивнул.

— Подожди секунду, — продолжал Слич. Он повернулся и снял с полки какую-то склянку с ярко-желтой жидкостью. — Масло из пророщенных семян, — объяснил он и вынул пробку. — Если мы нальем немного в ступку с кристаллом, тогда… — Он остановился. — Что ты делаешь? Нет!!! — вскрикнул Слич и бросился к ночному вэйфу.

Но было поздно. Не сводивший глаз с искрящегося и переливающегося осколка грозофракса, Форфикюль не слышал объяснений крох-гоблина. Он схватил пестик двумя руками и, прошептав:

— А вот и мы! — опустил его вниз.

Бу-ум!

Ба-ба-а-ах!

Кристалл грозофракса взорвался с огромной силой, разрушив лачугу. Крыша слетела, стены рухнули, а пол превратился в большую воронку. Когда пыль улеглась, можно было увидеть два тела, сцепившихся в смертельном объятии.

— Во имя неба, что это было? — воскликнул Профессор Темноты.

Мамаша Твердопух покачала головой.

— Все вы, академики, такие, — упрекнула она его. — Обитаете в воздушных замках. Непонятно, да?

Они прогуливались ранним вечером по улицам Нижнего Города. Им нужно было срочно обсудить кое-какие дела, и, поскольку таверна оказалась такой открытой для подслушивания, они решили поговорить на улице.

— Ну скажите мне, — попросил Профессор. — Что это был за шум? Это было похоже на взрыв.

— Это и был взрыв, — сказала она, и перья у нее на шее встали дыбом. — Каждый раз, когда какой-нибудь несчастный дурак пытается превратить грозофракс в пылефракс, происходит взрыв.

Профессор Темноты с удивлением посмотрел на Мамашу Твердопух.

— Но где они достают грозофракс? — удивился он.

Мамаша Твердопух раздраженно щелкнула клювом.

— Да на черном рынке его полным-полно, — буркнула она. — Ходят слухи, что сам Высочайший Академик одобряет это в надежде, что хоть кто-нибудь откроет секрет получения пылефракса.

— Но… но это возмутительно! — Профессор задохнулся от негодования. — Я даже не предполагал… Неудивительно, что казна опустошена. — Он покачал головой. — Я проклинаю тот день, когда впервые увидел этого вероломного узурпатора, Вилникса Подлиниуса.

— Что было вчера, то было вчера, — коротко заметила Твердопух. — А завтра еще не наступило.

— Знаю-знаю, — согласился Профессор. — Но здесь мы бессильны? Я рассказал вам, что и Вилникс, и Глава Лиг уже разнюхали о поисках грозофракса. Оба ждут возвращения Облачного Волка и намереваются конфисковать груз — если это не удастся одному, то, вполне очевидно, повезет другому.

— Наоборот, — у Мамаши Твердопух загорелись глазки. — У обоих ничего не выйдет, помяните мое слово. Уж я-то знаю, какая хитрая лиса этот Облачный Волк. Пока эти двое будут грызться между собой, он проскользнет мимо и принесет груз мне, как мы и договаривались. — Тут она прищурилась и быстро обернулась. — А вы-то откуда знаете так много, а? — заподозрила она неладное. — Что, Высочайший Академик посвящает и вас в свои сокровенные планы?

— Нет, я… — начал Профессор. — Я вижу, что вы осведомлены о Санктафраксе не лучше, чем я — о Нижнем Городе. Интриги, слухи, сплетни — этого добра полным-полно на черном рынке нашего замечательного летающего города, — улыбнувшись, ответил он.

— Форфикюль, — догадалась Твердопух, — так значит…

— Форфикюль все рассказал Вилниксу, — подтвердил Профессор.

Мамаша Твердопух закашлялась и сплюнула.

— Неудивительно, что этому маленькому негоднику стыдно показаться мне на глаза, — прокудахтала она.

— Его пытали, пока он не признался, — объяснил Профессор. — У него не было выхода. Но нет, я узнал о планах Высочайшего Академика не от Форфикюля.

— Тогда от кого? — Мамаше Твердопух не терпелось узнать.

— От того, кто присягнул на верность власти, а не тем, кто ее временно захватил, — сказал Профессор. — Его зовут Минулис. Он личный слуга Вилникса Подлиниуса, и он предчувствует близкие перемены.

Мамаша Твердопух закудахтала от радости:

— Ну а уж мы-то обеспечим, чтобы предчувствия его не обманули!

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

ЖИВОЙ ИЛИ МЕРТВЫЙ

Прутик резко остановился и внимательно посмотрел на золотое небо. Он увидел, как что-то пролетело там, наверху. Или опять это всего лишь видение, очередная злая шутка света?

— Отец! — крикнул Прутик. — Это ты?

— Ты… ты… ты… — откликнулся лес.

Прутик вздрогнул. Там никого не было — там никогда никого не было. Насмешливые рожи, которые он видел краешком глаза, издевались и глумились над ним, но исчезали каждый раз, когда он поворачивался к ним. Ничего не оставалось, кроме призрачной туманной дымки. Он был один. Один-одинешенек.

И все же у него снова и снова возникало чувство, что за ним наблюдают. Это чувство безжалостно терзало его.

«Вот здесь, — нашептывал кто-то или что-то. — Здесь! Здесь!» Или это был звук пролетевшего ветерка, теплого и маслянистого, окутывающего древние деревья?

Голова у Прутика шла кругом, он был сбит с толку и не мог понять, верить ли тому, что видит и слышит. Деревья покачивались, их ветки протягивались к нему, их деревянные пальцы цеплялись за его одежду, тянули за волосы.

— Оставьте меня одного! — прокричал Прутик.

— Одного… одного… — ответило эхо.

— Я не останусь здесь навсегда!

— Навсегда…

Прутик надел железную перчатку бурого рыцаря себе на руку и вытащил из ножен меч отца — это не позволит ему забыть, кто он такой: Прутик, сын Облачного Волка. Но меч тотчас пробудил печальные воспоминания, при которых Прутик снова ощутил чувство вины и стыда.

Облачный Волк наверняка решил, что Хитрован силой увлек Прутика на борт «Громобоя». Но все было совсем иначе. Он пошел добровольно. Более того, именно он и открыл предателю, что Облачный Волк — его отец. Поступив таким образом, он сделал отца уязвимым. Это было все равно что ударить его ножом в спину.

— Я не хотел, — бормотал Прутик. — На самом деле, нет. О, отец, прости мое упрямое невежество, мою чрезвычайную глупость, мое полное отсутствие здравого смысла…

Мерцающие глаза и сверкающие зубы возникали в полусвете и кружились на краю его сознания. Прутик поднял руку в перчатке и ударил себя по голове. Лучше не рассуждать об отсутствии здравого смысла в Сумеречном Лесу.

Когда он опустил руку, то заметил, что слой мельчайшей пыли скользит по полированной поверхности перчатки подобно жидкости. Только благодаря ей, этой перчатке, Прутик мог быть уверен, что встреча с бурым рыцарем оказалась не просто плодом его фантазии.