Белый вождь - Рид Томас Майн - Страница 43

Росита была, как всегда, прекрасна, только румянец на ее щеках поблек и какое-то странное, дикое выражение появилось во взоре. На обращенные к ней вопросы она либо не отвечала совсем, либо что-то невнятно бормотала. Она сидела молча: лишь порой у нее вырывались какие-то бессвязные, странные возгласы; несколько раз она повторила слова «индейцы» и «дикари».

– Она помешалась, – говорили люди друг другу. – Ей кажется, что она все еще у дикарей.

Возможно, что так оно и было. Конечно, ее окружали не друзья.

Алькальд спросил, нет ли среди присутствующих ее родных или знакомых, кому он мог бы ее доверить.

Из толпы вышла какая-то простая девушка, которая только что здесь появилась: она знает бедняжку; она позаботится о ней и проводит домой.

Вместе с этой девушкой была индианка, вернее – метиска, по-видимому, ее мать. Они увели спасенную пленницу. Вскоре все разошлись по домам и занялись своими обычными делами.

Росита и спутницы свернули в узкую улочку, прорезавшую предместье, где ютилась беднота, миновали ее и оказались за пределами города. Затем, пройдя несколько сот ярдов по глухой тропинке в зарослях, они вышли к небольшому заброшенному ранчо и там скрылись. А через несколько минут к дверям подъехала повозка, запряженная волами, которыми правил пеон.

Девушка вышла из дому, ведя Роситу за руку, и обе сели в повозку.

Они уселись на охапку сена, брошенную на дно повозки, и пеон погнал волов. Выехав из зарослей, повозка покатила по большой дороге, ведущей к последним фермам на краю долины.

Девушка смотрела на Роситу жалостливым взглядом; она помогала ей поудобнее устроиться, чтобы та как можно меньше страдала от тряски; она подбадривала ее ласковыми словами, однако говорила с нею не как с подругой или старой знакомой. Ясно было, что эта девушка никогда раньше не видела Роситу.

Когда они проезжали по глухому участку дороги, примерно в миле от города, позади показался быстро скачущий всадник. Через несколько минут он уже нагнал их. Под всадником красовался великолепный мустанг; сразу видно было, что этого коня берегут и холят – он был резвый и игривый, а бока его так и лоснились.

Всадник подъехал к повозке и велел пеону остановиться; мелодичный голос сразу же выдал во всаднике женщину, а нежные щеки, шелковистые волосы и тонкие черты лица свидетельствовали о том, что это настоящая сеньорита. Неудивительно, что на расстоянии ее можно было принять за мужчину: на плечи было накинуто простое серапе, широкие поля сомбреро почти совсем скрыли черные блестящие волосы, и сидела она в седле по-мужски, как заправский наездник-мексиканец.

– Это вы, сеньорита? – удивленно и вместе с тем почтительно сказала девушка в повозке.

– А ты не узнала меня, Хосефа?

– Нет, сеньорита. Ох, горе мне! Где же вас узнать, когда вы так нарядились?

– А как нарядилась? Самый обыкновенный костюм!

– Конечно, сеньорита, только не для такой важной сеньоры, как вы!

– Да, видно, меня никак нельзя узнать в этом наряде. Я встретила нескольких знакомых, и они мне не поклонились! Всадница засмеялась. – Бедняжка!.. – продолжала она, вдруг изменив тон и сочувственно глядя на спутницу Хосефы. – Сколько ей пришлось выстрадать! Бедная девочка! Боюсь, что мне сказали правду. Святая дева! Как похожа...

Сеньорита не договорила. Позабыв о присутствии Хосефы и пеона, она высказала вслух свои мысли. Последние слова невольно сорвались с ее уст.

Спохватившись, она испытующе посмотрела на них обоих. Пеон был занят волами, зато лицо девушки загорелось любопытством.

– На кого похожа, сеньорита? – спросила она простодушно.

– На одного моего знакомого. Это не имеет значения, Хосефа. – Сеньорита поднесла палец к губам и многозначительно посмотрела в сторону пеона.

Хосефа, которая знала ее тайну и догадывалась, кто этот знакомый, промолчала.

Сеньорита подъехала ближе к повозке со стороны, где сидела Хосефа, и, наклонившись к ней, прошептала:

– Оставайся там до утра, все равно ты не успеешь вернуться засветло. Останься – может быть, ты чтонибудь услышишь. Приходи пораньше, но не домой, а к заутрене. Смотри, не опоздай. Я буду в церкви. Постарайся увидеться с Антонио. Отдай ему вот это. Алмаз на золотом кольце сверкнул на мгновение в пальцах сеньориты, и тотчас Хосефа зажала его в руке. – Скажи ему, для кого, а кто послал – это ему незачем знать. Вот тебе деньги на расходы и еще немного, чтобы дать ей. Нет, лучше дай ее матери, если только она согласится принять.

На колени Хосефы упал кошелек.

– Разузнай что-нибудь. Разузнай, милая Хосефа!.. До свидания! До свидания!

Последние слова сеньорита произнесла второпях; повернув своего лоснящегося мустанга, она поскакала обратно к городу.

Она могла не сомневаться, что Хосефа последует ее наставлениям остаться там до утра – девушка была не меньше, чем сама сеньорита, заинтересована в этой поездке.

Хорошенькая Хосефа была невестой метиса Антонио, и удалось бы ей увидеть его или нет, она не собиралась торопиться домой. Если она увилит его, тем приятнее будет задержаться на ранчо; если же нет, она задержится в надежде на встречу.

Простая повозка, казалось, вдруг превратилась в прекрасный экипаж с рессорами и бархатными подушками – Хосефа слышала, что есть такие, хотя никогда их не видела: ведь в руках у нее кошелек, полный монет, шестой части которых хватит на все расходы, и ей предстоит встретиться с Антонио!

Сердобольная девушка перетряхнула сено, положила голову Роситы себе на колени, укрыла ее своей шалью, чтобы не пронизывала вечерняя сырость, и велела пеону трогать. Тот громко крикнул на волов, ткнул их стрекалом, и они снова потащили повозку по пыльной дороге.

Глава XL

Ходить к заутрене – для мексиканских сеньор модный обычай, особенно для тех из них, которые живут в больших и маленьких городах. Только забрезжит рассвет – и они выходят из широких дверей своих домов и спешат по городским улицам к церкви, где оглушительно звонит колокол. Сеньоры закутаны ( богатые – в шелковые шарфы и мантильи, а кто победнее – в скромные аспидно-черные шали) так плотно, что их невозможно узнать. Каждая держит под складками переплетенную книжечку – молитвенник.

Последуем за ними в храм и посмотрим, что там происходит.

Если вы опоздаете к началу и, войдя, встанете у двери, то увидите несколько сот коленопреклоненных людей – вернее сказать, увидите их спины.

Спины эти отнюдь не одинаковы – так же, как не бывает одинаковых лиц. Они самых различных очертаний, размеров, цвета и общественного положения. Вы заметите здесь спины сеньор в мантильях; иные позволили этому элегантному одеянию соскользнуть на плечи, тогда как у других голова совсем скрыта под ним, – вот вам уже два разных стиля. Увидите вы здесь и спины миловидных простолюдинок с грациозно перекинутым назад концом шали, повисшей без намека на изящество и, может быть, не совсем даже чистой. Вы разглядите и спину лавочника, едва прикрытую короткой холщовой курткой; спину водовоза, обтянутую поношенным кожаным камзолом; спину щеголя, задрапированного в мягкий нарядный шерстяной плащ; и рваное серапе бедняка, городского парии. Перед вами предстанут спины широкие и узкие, прямые и сутулые; не исключена возможность, что вы увидите и один-два горба, особенно в церкви большого города. Но в какую мексиканскую церковь вы не зашли бы во время богослужения, я обещаю вам, что вы узрите всевозможнейшие спины. Однако они не будут расположены в каком-либо порядке, отнюдь нет. Спина сеньоры в мантилье может оказаться втиснутой меж двух грубых, засаленных шалей, а спина одетого в полосатое или в крапинках серапе бедняка окажется рядом с великолепным шерстяным плащом какого-нибудь франта. Я не несу ответственности за размещение всех этих спин, обещаю вам только большое их число и разнообразие.

Единственное лицо, которое, скорее всего, будет обращено к ним, – это бритая физиономия тучного патера, облаченного в полотняную сутану. Когда-то она, несомненно, была белой и чистой, но теперь у нее такой вид, словно ее кинули в корзину для грязного белья, но по какому-то недоразумению вернули, так и не выстирав. Патер столь же мало похож на праведника, как и самый закоренелый грешник его паствы. Вот он мечется по небольшому возвышению то с жезлом, то с кадилом курящегося ладана, а вот он взял и куколку – изваяние святого. Вы услышите какуюто тарабарщину из скверной латыни, которую он бормочет во время этого представления. В эти минуты вы непременно вспомните игру мистера Робина или пьесу «Великий маг», если вам довелось их посмотреть.