Спор о Сионе - Рид Дуглас - Страница 88

Уже во время этой кампании Вильсону дали почувствовать узду. После некоторых своих вольностей ему пришлось обещать полковнику Хаузу (сходство с Филиппом Дрю в романе уже упоминалось), что «в будущем он больше не будет действовать самостоятельно». Немедленно после выборов он принял раввина Стефена Уайза для, «длительного разговора», во время которого (как пишет Уайз) они обсуждали «русские дела, главным образом в смысле положения евреев в России». Хауз в это же время обедал с неким Луисом Брандейсом, влиятельнейшим евреем-юристом, сообщив впоследствии, что «мы оба были в полном согласии в отношении большинства важных проблем нашего времени». Таким образом, трое из четырёх ближайших советников Вильсона были евреи, и все трое в то или иное время играли ведущую роль в новом обособлении евреев с помощью сионизма и его палестинских требований. Брандейс и рабби Уайз были ведущими сионистами Америки, и в частности Брандейс заслуживает, чтобы мы посвятили ему несколько строк.

По внешности и уму он отличался большой солидностью, но ни он сам, ни любой другой адвокат не могли бы сказать, что именно делало его «евреем». Он не соблюдал требований иудейской религии ни в её ортодоксальном, ни в реформированном виде, и однажды писал, что «в течение большей части моей жизни я был лишь мало связан с евреями и иудаизмом, а их проблемы меня мало интересовали». Его «обращение» было весьма иррационально и романтично (напоминая Бальфура): как-то в 1897 году, прочтя за завтраком отчёт о речи Герцля на первом сионистском конгрессе, он сказал жене: «Вот дело, которому я мог бы посвятить всю мою жизнь». Так в мгновение ока полностью ассимилированный американский еврей превратился в сиониста и со всем рвением новообращённого стал поносить «ассимиляцию»: «Ассимиляцию нельзя предотвратить иначе, как вновь восстановив на нашей родине центр, из которого будет распространяться наш еврейский дух».

Русские сионисты никогда не доверяли этому типичному продукту ассимиляции, который теперь всячески пытался «раз-ассимилироваться». Они презирали его вечную болтовню об «американизме», и высказывания вроде: «я пришёл к сионизму через американизм», что для талмудистов было равнозначно утверждению, что к сионизму можно прийти через «русскость», которую они собирались уничтожить. И действительно, совершенно нелогичным было проповедовать худшую форму расовой сегрегации, в то же время восхищаясь американским ассимиляционизмом, и похоже, что хитрый юрист Брандейс так никогда и не разобрался в истинном характере сионизма. Для американских сионистов он стал их Герцлем (раввин Стефен Уайз был их Вейцманом) и был столь же безжалостно выброшен за борт, когда он сыграл решающую роль.

Таково было окружение, диктовавшее свою волю президенту в годы, когда Соединённые Штаты готовились ввязаться в Первую мировую войну, и такова была цель, которая должна была быть достигнута через него и с помощью участия его страны в этой войне. После выборов Хауз стал заведовать всей корреспонденцией президента; он решал, кого президент должен был принять или, наоборот, не принять; он же указывал министрам его кабинета, что они должны были или не должны были говорить. К тому времени он уже написал и опубликовал свой удивительный роман. Он желал власти и достиг её, но он никогда не был в состоянии решить, что же ему ещё нужно. Его амбиции, таким образом, были довольно бесцельны, и задним числом он похож на героя романа другого политика, Уинстона Черчилля, о котором его автор писал: «Мотивом его действий была громадная амбиция, и Саврола (герой романа Черчилля) был бессилен ей противиться». К концу своей жизни, одинокий и всеми забытый, Хауз остро возненавидел своего «Филиппа Дрю».

Однако между 1911 и 1919 гг. жизнь представлялась Хаузу великолепной. Он обожал власть ради неё самой, и к тому же не хотел ничем огорчать своего «Рокланда» в Белом Доме: «Моим неизменным стремлением было, чтобы президент, как и все другие, на которых я хотел оказать влияние, воображали, что идеи, внушённые мною, были их собственными. По сути дела, я мог обдумать многие вещи гораздо детальнее, чем президент, и у меня было больше возможностей обсудить их, чем у него. Но никто не может быть довольным, зная что кто-то другой направляет его решения. В этом отношении все мы слишком тщеславны. У большинства людей их личное тщеславие руководит их поступками. У меня этого нет. Мне совершенно безразлично, кого будут хвалить за осуществление моей идеи. Главное — чтобы моя идея была проведена в жизнь. Обычно, если говорить правду, первичная идея исходила даже не от меня самого…»

Другими словами, кто-то «направлял» Хауза, который, в свою очередь, «направлял» Вильсона, в результате чего тайная клика в талмудистских местечках России должна была получить в свою собственность Палестину, что опять-таки не могло иметь другой цели, как создание там постоянно источника мировых конфликтов; кроме того, евреи всего мира снова должны были быть обособлены от остального человечества. Как легко было предвидеть, разрушение России и распространение мировой революции также входило в этот план.

В этот период (1913) произошло ещё кое-что, чему никто тогда не придал значения, но что заслуживает быть отмеченным в связи с позднейшими важными последствиями. В США существовала организация по названию «Бнай Брит» («B`nai B`rith», по-древнееврейски «Дети Завета»), основанная как масонская ложа исключительно для евреев и претендовавшая на то, чтобы быть «чисто американской организацией», однако она открыла свои отделения во многих странах, а в наши дни она претендует на то, чтобы «представлять всех евреев во всём мире», являясь частью того, что Кастейн называет «еврейским интернационалом». В упомянутом 1913 году одна из ветвей «Бнай Брита» получила специальные задания и стала называться «Лига против оклеветания» (Anti-Defamation League). Впоследствии она достигла необычайных размеров и власти, став чем-то вроде тайной полиции в руках еврейского «государства в государстве». Мы ещё встретимся с ней в нашем дальнейшем повествовании.

С приходом к власти Вильсона и его закулисного окружения была завершена подготовка сцены, на которой должен был разыграться первый в истории мировой вооружённый конфликт. В гигантском сверхнациональном плане, который должен был быть осуществлён с помощью мировой войны, Америке отводилась лишь вспомогательная роль. Главную роль в первом акте постановки должна была сыграть Англия, но к началу войны цель захвата контроля над британским правительством ещё не была полностью достигнута. Так наша повесть переходит теперь на другую сторону Атлантического океана, в Англию, где Бальфур снова был на пути к власти. Руководящие политики Англии всё ещё сопротивлялись скрытым целям и закулисным планам, стремясь после 1914 г. вести войну и выиграть её как можно скорее там, где она началась — в Европе. Их нужно было призвать порядку, чтобы успешно мог закончиться процесс, предсказанный Максом Нордау в 1903 году. Упрямых следовало либо заставить слушаться, либо устранить. С 1914 по 1916 годы в Англии шла борьба за вытеснение этих людей и замену их другими, которые подобно Вильсону стали бы послушными исполнителями чужой воли.