Хруп. Воспоминания крысы-натуралиста - Ященко Александр Леонидович - Страница 50

Пока я разглядывала этих диковинных птиц с их еще более диковинными, изогнутыми клювами, в камышах вдруг раздался сильный шум и треск, перепугавший меня насмерть. Я притаилась у какой-то кочки и увидела, как из чащи вскочили три больших свиньи дикого вида и тотчас же залезли в самую грязь соленого озера. Впереди шел крупный кабан с ярко сверкавшими при луне четырьмя поднятыми вверх клыками.

— Вот и прекрасно, — прохрюкал передний на языке, мне знакомом еще по скотному двору.

— Расположимся здесь, а потом опять в камыши, он погрузился еще глубже в грязь.

Странно, что птичье населенье нисколько свиней не испугалось, и только некоторые птицы уступили им свое место, отлетев немного в сторону. Такую доверчивость одних животных к другим, не причиняющим им никакого зла, я замечала и раньше в своем лесу и в степи, но меня удивило, что птицы не испугались даже того шума и треска, которые предшествовали появлению кабанов. Впрочем, я должна прибавить, что одна из длинноногих птиц, стоявшая на одном месте с поднятой головой, прислушиваясь к этому шуму, издала негромко звук «крак». Я даже заключила из этого, что птица исполняла обязанности сторожа и, вероятно, в эту минуту этот крик ее значил:

— Ничего опасного! Оставайтесь на месте…

Но воображаю, как всполошились бы все эти пернатые господа, если бы появился какой-нибудь крылатый хищник или большая кошка, вроде тех, которых я видела в зверинце!

Около озера я провела с час, но так как за это время ничего не изменилось в мирной жизни гостей озера, то я решила продолжать свою экскурсию далее. Следуя открытым местом, лежавшим около озера, я заметила, что общий характер местности напоминал собой положительно степную речку, только… без воды. Озеро являлось точно лужей от скрывшейся куда-то речки. А что она была, об этом я сужу по берегам: один был обрывистый и невысокий, другой, противоположный — пологий.

Обрывчики, когда-то подмытые водой, если судить по виду, и полоса растительности тянулись вдаль, сохраняя определенное направление. Вдоль таких обрывчиков я и пошла, держась на опушке окаймлявших исчезнувшую речку камышей и кустов. В кустах и зарослях слышался сдержанный шум, в котором мое ухо отличало не один только шелест ветра. Из этого я заключила, что и здесь царит таинственная ночная жизнь. Страх потерять свой путь для обратной дороги не позволял мне углубляться в чащу, да она и страшила меня непредвиденными опасностями.

Пробираясь таким образом вдоль берега, я вышла на ровное место с песчаными пологими берегами, которое меня удивило. Оно было покрыто сильным белым налетом, среди которого я увидела во множестве какие-то белые сверкающие, правильно обитые кусочки. Мое удивление стало еще сильнее, когда, лизнув один из них, я убедилась, что они напоминали вкусом чистейшую соль кладовой моей родины. В этом месте былая река становилась значительно шире. Пробежав это удивительное место, в котором тоже было несколько широких луж, но уже менее топких у берегов, так как они были преимущественно песчаные, я вновь пробралась в камышовые заросли с топким болотцем. Здесь я опять встретила птиц, среди которых заметила знакомые мне фигуры обыкновенных цапель и уток. В одном месте камыши прерывались, и я увидела песчаные барханы, подступавшие вплоть к берегам. Эти барханы однако были лишены растительности. Уже не опасаясь заблудиться, так как с этих холмов я легко могла видеть болотце с цаплями по отблеску луны и звезд, я пустилась вверх по песчаным склонам.

Вдруг мое внимание было привлечено появлением около одного кустика маленького зверька, в котором я узнала несомненного родственника. Сердце мое забилось от радости. Это была положительно крыса, но только удивительная по своему цвету, сходному с цветом песка. Спрятавшись за ближайший кустик, я с любопытством смотрела на этого маленького зверька, ростом чуть-чуть поменьше меня. Животное стало за задние лапки, почистило мордочку и, подскочив к какой-то травке, пригнуло ее вершинку. Я ясно увидела, как эта желтая песчаная крыса отыскала на верхушке какой-то маленький тощий колосок и быстро вышелушила его своими резцами. Проделав это, она побежала повыше к другому кустику. Из него вдруг выпрыгнул такой же славный зверек. Обе крысы обнюхали друг друга мордочками и побежали, не торопясь, в разные стороны, каждая к новому кустику, где принялись проделывать с травинками только что описанные мною действия. Неподалеку на другом холме мелькнули такие же фигурки. Я попала, очевидно, в маленькую колонию этих животных.

Нельзя себе представить того отрадного чувства, нахлынувшего на меня, когда из этой встречи я лишний раз убедилась в правоте моего предположения о вездесущии крыс. Пусть эти крысы другой породы, но, ведь все же это — наша сестра, крыса, следовательно, было от чего почувствовать нечто вроде гордости.

Однако я недолго засматривалась на своих родственниц, так как вдруг мимо меня проскакало еще одно существо, тоже хорошо знакомое мне. Это был маленький тушканчик, выскочивший из ближайшей норки. Он в несколько скачков взобрался на песчаный пригорок и, усевшись, начал озираться, изредка помахивая своим длинным хвостиком с беленьким пушком на конце. Странно, что и его шерстка была одинакового песчаного цвета. Оглядевшись, животное маленькими скачками начало спускаться с песчаного холмика. И вот тут я была свидетельницей ужасной истории.

Вблизи зверька, остановившегося как бы в раздумье, песок вдруг осыпался, и из него показалась отвратительная голова небольшой змеи, шея и туловище которой были еще зарыты в песке. Гадина метнулась к тушканчику, неосторожно приблизившемуся к этому месту, и быстро, как молния, схватила его за горло. Бедное животное попробовало было скакнуть, но тотчас же упало, и змея мигом закрутила его своим телом в какой-то длинный клубок. Тушканчик слабо пискнул и замолчал. Через несколько секунд весь клубок скатился с горки прямо к моему кустику. С ужасом смотрела я, как змея, сжимая свои кольца, давила крошечное тельце зверька и слышала, как захрустели его ребрышки. Как в былое время, когда гадюка убивала несчастную мышку, я и теперь словно прикованная, глядела на это новое убийство.

А змея все давила и давила. Наконец, тушканчик как-то рванулся и задрожал своими задними ножками и хвостиком в последней предсмертной агонии. Тогда змея распустила свои кольца и отползла от трупа убитой и раздавленной добычи. Но это было всего на минуту, так как она тотчас же раскрыла свою пасть, безобразно широко раздавшуюся в щеках, и, схватив труп за голову, начала втягивать его в рот, овлажняя его слюной. Пересилив столбняк, я, как угорелая, бросилась вниз к воде болотца, еще позлащенного лучами луны.

Вот она безжизненность этих мест днем! Она мертва только для того, чтобы ожить ночью со всеми ужасами борьбы сильного со слабым!

Перепуганная насмерть, с обрывками разумных мыслей, я неслась старой дорогой и опомнилась только тогда, когда добежала до мирной картины первого болота, где паслись длинноногие птицы и хрюкали еще купавшиеся в грязи дикие свиньи.

Остановившись в тени развесистого куста, я собрала свои разбежавшиеся мысли. Я уже была далеко от места ужасной гибели тушканчика, и, следовательно, можно было прийти в себя. Ведь, для меня опасности больше не предвиделось; притом крыса, желавшая изучать мир как он есть, должна приучать себя относиться хладнокровнее как к зрелищам мира и радости, так равно и к картинам ужасов и смерти.

Прочь чувствительность, и дай место, Хруп, своему рассудку! Будет спокойнее…

Очевидно, всюду живут враги и друзья. Это закон природы, не постигаемый простым умом. Ведь этот песчаный удав в тушканчике видел только вкусный обед и вовсе не пылал к нему ненавистью.

А умерщвление гадюки ежом, чему я была когда-то свидетельницей, — разве не столь же ужасно оно, если принять во внимание, что еж живьем поедал извивавшуюся хищницу?! А наши крысиные походы на кладовую, — не есть ли это грабеж добра, скопленного человеком? А мое воровство из запаса туземца?