Пионеры, или У истоков Сосквеганны (др. изд.) - Купер Джеймс Фенимор - Страница 26

— Нельзя обижать бедного негра! — закричал Брум, оставаясь на месте и обращаясь к зрителям. — Всякий знает, что осечка считается за выстрел! Спросите масса Джонса, спросите леди!

— Конечно, — сказал Билли Кэрби. — Это закон стрельбы в здешних местах, Кожаный Чулок! Если вы хотите стрелять еще раз, заплатите еще шиллинг. Я сам намерен еще раз попытать счастье. Вот шиллинг, Брум, следующий выстрел мой.

— Вам ли не знать лесных законов лучше, чем мне, Билли Кэрби! — возразил Кожаный Чулок. — Что и говорить! Вы пришли сюда с поселенцами, подгоняя кнутиком волов, а я пришел в мокасинах, с ружьем на плече, когда о вас еще не было ни слуху, ни духу. Так кому же лучше знать законы стрельбы? Нет, никто не может говорить, будто осечка все равно, что выстрел.

— Спросите масса Джонса! — крикнул в тревоге негр. — Он все знает!

Ссылка на знание Ричарда была слишком лестной, чтоб не вызвать его вмешательства. Он выступил вперед и высказал свое мнение с важностью, приличествовавшей его званию и серьезности дела:

— По-видимому, возникло разногласие в мнениях по поводу права Натаниэля Бумпо стрелять в индейку Абрагама Фриборна, не уплатив шиллинга за пользование этим правом.

Никто не мог отрицать этого факта, и, подождав минуту, чтобы дать время аудитории обдумать свое предисловие, Ричард продолжал:

— Полагаю, что мне подобает решить этот вопрос, так как на меня возложена обязанность охранять порядок в стране и так как людей, вооруженных смертоносным оружием, нельзя предоставлять их страстям. По-видимому, соглашения по спорному пункту не было, ни письменного, ни устного. Поэтому нам остается решать по аналогии, то есть сравнивая одну вещь с другою. Теперь: в дуэли, когда двое людей стреляют друг в друга, принято считать осечку за выстрел. Тот, у кого случалась осечка, не имеет права стрелять в беззащитного противника вторично. Этим правилом следует и нам руководствоваться, так как иначе придется допустить, что человек целый день может давать осечки по беззащитной индейке, что, очевидно, нелепо. Итак, я того мнения, что Натаниэль Бумпо утратил право на второй выстрел и должен заплатить второй шиллинг, если желает восстановить свое право.

Мнение, высказанное таким важным лицом и так торжественно, прекратило начавшиеся споры, уже разделившие было публику на два лагеря, но не убедило Кожаного Чулка.

— По-моему, надо спросить мисс Елизавету, — сказал он. — Я знаю, что сквау[26] часто дают очень разумные советы, когда индейцы не знают, как им быть. Если она скажет, что я потерял право на выстрел, то я покоряюсь.

— Если так, то я решаю, что вы потеряли право, — сказала мисс Темпль. — Но вот шиллинг, заплатите и стреляйте еще раз, если только Брум не уступит мне птицу за доллар. Я предпочла бы заплатить эту цену и спасти жизнь невинной жертве.

Это предложение, очевидно, не встретило сочувствия среди публики, даже со стороны негра, увлеченного азартом состязания. Билли Кэрби уже готовился выстрелить вторично, и Натти крайне неохотно уступил ему место, ворча:

— С тех пор, как белые торговцы явились в эту местность, не купишь хорошего кремня; а если пойдешь искать его у подошвы холмов, то окажется, что все кремни занесены илом с распаханных полей. Ох-хо-хо! Чем меньше дичи, тем важнее хороший припас, чтобы добыть ее, а он как назло становится все хуже и хуже. Но я переменю кремень, потому что Билли Кэрби не попасть в эту цель, я вижу.

Лесоруб, по-видимому, сознавал, что его репутация зависит от тщательности прицела, и не пренебрег на этот раз никакими средствами обеспечить за собой успех. Он несколько раз прицеливался и снова опускал ружье. Все затихли, даже Брум хранил молчание. Наконец Кэрби выстрелил, но с тем же результатом, что и раньше. Восторгу негра не было пределов. Крики его раздавались в лесу, точно боевой клич целого племени индейцев. Он хохотал до упаду, плясал, кувыркался.

Билли Кэрби приложил все свое старание и потому был очень разочарован неудачей. Он внимательно осмотрел птицу и пытался было доказать, что пуля тронула перья; но публика оказалась против него и приняла сторону Брума, вопившего: «нельзя обижать бедного негра!»

Убедившись, что выстрел его пропал даром, Кэрби сердито повернулся к негру и сказал:

— Закрой свой зев, ворона! Да разве есть человек, который может попасть в голову индейки на этом расстоянии? Глупо было и пробовать. Нечего шуметь, как подрубленная сосна. Покажи мне человека, который может сделать это!

— Взгляните сюда, Билли Кэрби! — крикнул Кожаный Чулок. — Да, пусть они отойдут от цели, и я вам покажу человека, который делал и лучшие выстрелы в старые времена, когда его теснили и дикари, и звери…

— Может быть, кто-нибудь предъявит право на выстрел раньше вас, Кожаный Чулок! — сказала мисс Темпль. — В таком случае уступите ему.

— Если вы намекаете на меня, — отозвался молодой охотник, — то я отказываюсь от второго выстрела. Мое плечо действительно не позволяет мне стрелять.

От внимания Елизаветы не ускользнула выступившая на его лице легкая краска, свидетельствовавшая о том, что молодой человек стыдится своей бедности. Она ничего не сказала и предоставила старому охотнику готовиться к выстрелу. Хотя Натти Бумпо насчитывал на своем веку сотни гораздо более удачных выстрелов по неприятелю или по дичи, но никогда он не прицеливался так тщательно. Он три раза поднимал и опускал ружье: в первый раз, чтобы определить расстояние, во второй — чтобы поймать прицел, в третий — потому, что индейка, обеспокоенная внезапно наступившей тишиной, тревожно повернула голову. Но в четвертый раз он выстрелил. Дым от выстрела помешал зрителям сразу увидеть результат, но Елизавета, видя, что ее стрелок опустил ружье и открыл рот в припадке своего беззвучного смеха, а затем спокойно принялся заряжать снова, поняла, что выстрел был удачен. Ребятишки бросились к цели и подняли вверх мертвую индейку, голова которой была почти начисто снесена пулей.

— Несите сюда птицу, — крикнул Кожаный Чулок, — и положите ее к ногам леди! Я выполнил ее поручение, и птица принадлежит ей.

— И умело выполнили, — подтвердила Елизавета, — так умело, что я советовала бы вам, кузен Ричард, обратить на это внимание.

Она замолчала, и веселость на ее лице сменилась более серьезным выражением. Слегка покраснев, она обратилась к молодому охотнику и сказала ему с чарующей улыбкой:

— Мне, собственно, хотелось видеть образчик искусства Кожаного Чулка, о котором я столько наслышалась. Только для этого я и приняла участие в состязании. Не угодно ли вам, сэр, принять от меня эту птицу, как слабое вознаграждение за рану, помешавшую вам самому получить приз?

Юноша принял этот подарок с некоторым замешательством. Казалось, он льстил ему и в то же время будил в нем какую-то внутреннюю борьбу. Он поклонился и поднял птицу, но ничего не сказал.

Елизавета дала негру серебряную монету, при виде которой его лицо снова просияло, а затем, обратившись к своему спутнику, пожелала возвратиться домой.

— Постойте минуточку, кузина! — воскликнул Ричард. — Я вижу, что в правилах состязания есть невыясненные пункты, которые желательно привести в ясность. Если вы изберете комитет, джентльмены, и он явится ко мне сегодня утром, то я займусь составлением устава…

Он остановился в негодовании, чувствуя, что чья-то дружеская рука фамильярно ударила по плечу главного шерифа графства.

— С веселым Рождеством, кузен Дик, — сказал судья, незаметно подошедший к группе. — Как вижу, мне не мешает следить за своей дочкой, раз ты оказываешься таким любезным кавалером. Прилично ли водить леди на такие зрелища?

— Это ее собственная прихоть! — воскликнул шериф, раздосадованный тем, что не ему первому удалось поздравить домашних с праздником. — Я повел ее, чтобы показать ей улучшения, но при первом же звуке выстрелов она помчалась сюда по снегу, точно воспитывалась в лагере, а не в перворазрядном пансионе. Я думаю, судья Темпль, что такие опасные увеселения следует запретить законом, и даже сомневаюсь, разрешаются ли они существующими правилами.